— Нин, ты уже была сталкером и пыталась его приворожить. На фоне этого прикинуться ватманом не так уж и странно. Хотя можешь, конечно, сначала попробовать поухаживать за ним — подарить цветы, например, — предложила я.
— Скорее уж кисти и краски, — хохотнула стажёрка.
— Как вариант. Но знаешь что, Яйцева? — Нина вскинула бровь, с вопросом смотря на меня из зеркала, а я продолжила: — Что бы ты теперь не сделала, сильнее ты его точно не удивишь, так что дерзай.
Нина лишь пожала плечами, а я, проводив её из спальни, принялась собираться на работу. Хорошо хоть, что в моём случае это не было какой-то большой проблемой. Джинсы, футболка — и вот уже Саша спокойно мажет тоналку с защитой от ультрафиолета на лицо. И, так как на фоне Яйцевой с её полностью перерисованным лицом ненакрашенная я почувствовала себя некомфортно — так, словно плюю на себя, когда вроде бы должна ухаживать, — были применены тушь и помада.
Перед выходом я, как истинный альтруист, покормила папиных рыбок, потому что обуваться под их осуждающими взглядами оказалось неприятно. Мне кажется, никто в моей жизни не осуждал меня так, как эти рыбы.
В машину мы сели где-то без двадцати одиннадцать, так что я не стала прогревать двигатель и сразу поехала — да простят меня за это все автогуру.
В какой-то момент нашего путешествия Нина, судя по всему, неожиданно вспомнила, что я не просто её коллега, а ещё и Удачливая Ведьма, и вдруг выдала:
— Так «Психованный инквизитор» — это Психчинский?! Вы из-за него главу перенесли?
— И да, и нет, — ответила я, выруливая на главную дорогу.
От родительского дома до студии, которая располагалась в старом реконструированном здании мануфактурной фабрики, было минут двадцать езды и, если повезёт со светофорами, то успеем мы вовремя.
Я вкратце пересказала Нине нашу чудесную поездку по Озёрам и Ведьминым Тропам в компании невероятного мужчины, опуская некоторые подробности вроде того, как я лупила Олега зарядкой и разбитого телефона.
— Понятно, — протянула Нина, а затем, испуганно на меня уставившись, вдруг попросила: — Вы только Сергею Павловичу не говорите, что я в комментах предложила посадить его на кол!
Я прыснула со смеху и пообещала:
— Не скажу.
На несколько минут в машине воцарилась тишина, которую Ниночка, кажется, на дух не переносила, потому что спустя некоторое время стажёрка вновь спросила:
— И давно вы вместе?
— Три дня, — пожала плечами я, въезжая на полупустую парковку. Врать я смысла не видела.
Нина как-то подозрительно на меня прищурилась.
— Серьёзно? Или вы опять шутите?
— Более чем. Мы сошлись на почве взаимной ненависти к Олегу.
Вновь вспомнив мои россказни об архитекторе, Ниночка прыснула со смеху. Отдышавшись, она внезапно повернулась ко мне всем телом и с горящими глазами прошептала:
— А дайте мне номер Олега. Я попрошу его встретиться с Серафимом. Глядишь, эта сваха и мне поможет.
На этих словах я тоже хохотнула, а мы тем временем наконец доехали до студии, где нас должен был поджидать босс.
— Я попрошу у Психа, — ответила я и, отстегнувшись, вышла из машины.
Скажу Серёже «привет» лично и с чувством выполненного долга поеду в офис. А то вряд ли мы сегодня ещё встретимся, ведь вечером мне вновь ехать на поклон к маме.
Глава 23.1 Утро Психа
В жизни Сергея не бывало девушек, которые звонили бы ему по ночам. Обычно он выбирал тех, кто принимал его личные границы и не лез за них.
Возможно, именно поэтому его отношения с Идой изначально были обречены на провал, а не потому что они долгое время были друзьями — Сергей знал предостаточно ребят, которые начинали, как друзья, а сейчас в роддоме забирают третьего или второго ребёнка. В их случае дело было именно в том, что Ида не признавала никаких границ: ни личных, ни моральных, ни законотворческих.
Саша же, похоже, понимала их важность, хоть и несколько нарушала: ведь она не позвонила, а написала. И, не лежи телефон у Психа под ухом, он бы не услышал заветное треньканье.
Сам Сергей тоже не звонил девушкам ночью — по тем же самым причинам. А вот Саше позвонил. Просто захотел услышать её голос.
Если голос Иды был холодным, пронизывающим, свистяще-шипящим, как ветер в ноябре, то Саша была бабьим летом, тёплым солнцем, последним луговым мёдом, собранным в сентябре: сладким, терпким, тягучим. И смех её, казалось, искрился.
Псих неосознанно постоянно сравнивал Сашу с Идой, несмотря на то что у него были и другие отношения. Однако эти девушки были чем-то неуловимо похожи. И Сергею хотелось понять, почему Ида осталась в его сердце только другом, а Саша словно цепляла что-то в глубине.
Сергей лежал на кровати, гладил тяжёленького кота, уместившегося у него на груди, смотрел на сереющее предрассветное небо через мансардное окно и слушал голос Саши. В начале в нём слышались грустные тоскливые нотки, но вскоре они потонули в её же смехе. И Сергей поймал себя на мысли, что хотел бы, чтобы эта девушка сидела рядом с ним и просто говорила о чём угодно, ведь ему так нравилось её слушать. Но ещё больше ему нравилось, когда она смеялась.
И да, от точно размяк, раз уж сказал, что она может поспать до обеда.
Когда Саша на том конце сети вырубилась — он понял это по мерному сопению в трубке — у Сергея не было сна уже ни в одном глазу.
Жил он в небольшой мансардной квартире в новом доме, купленной за бесценок почти десять лет назад. Шестиэтажка располагалась в спальном районе и являлась частью огороженного комплекса из таких же многоквартирных домов с кирпичными фасадами и замысловатыми крышами, часть из которых напоминала башенки. Именно в этих крышах и располагались мансардные квартиры, где лишь часть потолка была ровной, а всё остальное уходило под скос. Когда дом был сдан, эти квартиры продавались гораздо дешевле рыночной стоимости, так как для простого обывателя подобная крыша и окна в потолке — это неудобство, скрадывающее половину пространства.
Того же мнения придерживался и Павел Психчинский, когда они вместе с сыном выбирали квартиру. Отец тогда распинался, что и от центра далековато, и пропадает больше половины полезного пространства, да и как таскать вещи на шестой этаж без лифта. Но самым главным аргументом было то, что это не семейная квартира и как вообще Серёжа сможет привести сюда девушку.
Однако Сергей убеждал отца разумными доводами, что не потянет в данный момент ипотеку — а эту квартиру они вполне могли бы оплатить сразу, как раз вложив деньги от продажи бабушкиного дома. И вообще, семью он в ближайшее время не планирует, а отсутствие лифта — это даже прекрасно, ведь он сможет каждый день качать ноги на лестнице. Да и в случае чего всегда можно продать квартиру и переехать. Но главный аргумент Сергей так тогда и не озвучил: он влюбился в полную луну над головой, в квадраты солнечного света на полу и в мерный стук капель дождя по крыше.
Первые лет пять он жил в состоянии практически непрекращающегося ремонта, по возможности делая всё сам. Иногда привлекал в помощники Диму, Никиту или отца. И только то, с чем он категорически не мог справиться сам, приходилось отдавать рабочим. А с ними периодически приходилось ещё и ругаться, потому что внутренний перфекционист Сергея отказывался принимать тот факт, что стены не могут быть идеально ровными и не стоить при этом баснословных денег. Затем было ещё несколько разочарований из разряда «хочу-могу», потому что хотелось кран в ванную за сто пятьдесят тысяч рублей, а кошелёк кричал, что выделить на это можно только пять.
К сожалению, так было во всём, и Сергею пришлось быть рациональным в выборе сначала материалов, а потом и мебели. Благо, что с ростом должности росла и зарплата, так что он всё-таки закончил ремонт, и уже много лет его выходные не начинались с покраски стен и не заканчивались установкой шкафа в десять вечера. Хотя он всё ещё прекрасно помнил тот случай, когда, подсвечивая телефонным фонариком, устанавливал с отцом новую люстру зимой в пять утра, потому что ни у одного, ни у другого не было другого свободного времени.
