– Доброго утречка, печка-матушка! Дядька Силай! А что у нас сегодня на завтрак?
В ответ - тишина.
Что за странности-то?
Я призадумалась и еще раз, погромче:
– Дядька Силай, а дядька Силай! Кушать сильно хочется.
Ни слова в ответ.
Я уж и в печку заглянула, и котелок свой котелок передвинула. Два раза целых. Ну, может завтрак мой там где-нибудь затерялся.
Но в печи было пусто.
В желудке тоже.
Он, бедный, даже прилип к позвоночнику.
– Дя-адька Си-ла-ай! – я засунула голову поглубже и крикнула что силы было.
Из устья повалили клубы дыма и я, поперхнувшись, скорей голову вытаскивать.
Едва откашлялась. Что за утро-то сегодня у меня такое везучее?
Пять кругов пробежала с горем пополам. В ванной едва не потопла, в печи чуть не задохнулась, домовой не отвечает.
Без завтрака осталась!
Посмотрела на форменный костюм - и он весь в саже да золе.
Да за что все это ведьмочке-то?
Глава 11
Ногой с досады топнула да скорее опять в ванный уголок. Глянула на себя в зеркало – лицо все в черный пятнах да полосах, а волосы-то, волосы…
Вот угораздило меня голову-то в печь засунуть! Мои светлые, пшеничного цвета волосы покрылись сажей. И форменный пиджак в пятнах весь…
Ну, это я сейчас водичкой сбрызну да стряхну, быстро отойдет.
Сбрызнула, потерла, да только грязь размазала.
Это не сажа, а прямо краска несмываемая какая-то!
Ладно, у меня же два комплекта формы. Другой пиджачок надену, и все.
А вот волосы опять мыть придется. Где тут мыльный корень-то был? Вот, нашла. Стоит флакончик желтенький. Опять все с себя стащила, в одной сорочке осталась, да дверь-то в ванную уже на крючок заперла.
Мало ли.
В этой Академии все не как у людей. То браслеты разговаривают, то ректоры по ночам бродят. А этот новый магистр уж такой боевой, что страх берет. С него станется и лично ко мне заявиться.
Вспомнила вдруг дядьку Симеона. И на сердце сразу тепло стало так. Вот кто не орет дурным голосом, по ночам не является, и не заставляет бегать пять кругов. Даром что потомок оборотней, а ведет себя приличнее этих вот.
Намылила голову, да как следует. Два раза мыла, до чего же едкая сажа местная оказалась-то.
И странно мне вдруг стало. Ведь вчера печка-то чистехонька была. Откуда поутру саже взяться?
Правда, дядька Силай ругался на кого-то. Мол, печи запустили, пыль да грязь.
Но то другие. Моя-то вся беленькая, чистенькая была, печка-матушка.
Ну, вроде отмыла волосы-то. Вода чистенькая уже пошла. Эх, сейчас хорошо бы отваром ромашки их ополоснуть. Да где его взять?
Надо обязательно, как зацветет, собрать да насушить.
И вообще.
Пока я здесь, буду восстанавливать огородик бабулин, с редкими растениями. Ну, или хотя бы просто восстанавливать. Где их теперь взять-то, редкие растения?
Задумалась и обернула голову голубеньким махровым полотенцем. Ладно, нужно хорошенько посмотреть то, что от грядок-то осталось. Раз тут жила и даже преподавала бабуля моя, быть не может, чтоб и корешков не осталось каких.
Приободрилась я и сняла полотенце. Все, сейчас опять голову высушу и, несолоно хлебавши, голодная, пойду разбираться с огородиком.
Доживу ведь до обеда-то? Желудок с сомнением забурчал. Доживу. Бывало, только к ужину из леса приходила, и ничего.
Вздохнула, сняла полотенце и опять глянула в зеркало. Да чуть не упала.
На меня смотрела я, ведьмочка Ведяна Маленская. Точно, я. Вот и глаза мои, и нос мой и губа прикушенная.
Еще бы не прикусить-то. Ой-й. Стало больно до слез. Ведь и правда прикусила губу, до крови прикусила.
Но хорошо хоть на ногах удержалась-то.
Потому что волосы мои, гордость бабулина, цвета пшеницы спелой, так и остались темными. Я неверяще схватила прядь и поднесла к глазам. Нет, не врут глаза-то мои.
Черные они, как есть, черные сделались…
Я растерянно повертела прядь в руках. Посмотрела опять в зеркало.
Да мало что черные, так еще и с отливом таким, прям в синеву-то.
И кольцами, прямо вот кольцами такими завиваются. У меня волос-то свой волнистый, легкой волны такой. А тут прямо вот тугими кольцами пошел.
Ой-ей…
– Ры-ысь-ка-а… – из искусанных губ моих вырвался слабый стон.
Вот надо отдать должное Рысечке. Вредина большая, но всегда чует, когда ведьмочке его и правда помощь нужна.
Тотчас сзади появился, хоть и рыкнул недовольно:
– Ну што-о опять-то, горе мое-е, – начал было да тотчас и замолчал. Ну да. Раскрыл глаза-то свои, вон как оранжевым загорелись.
Да и пасть чуть не разинул.
Я только вздохнула. Разинешь тут, когда вместо меня стоит перед зеркалом я - не я, а будто близняшка какая.
– Эт-то штошь ты с собой утворила-то? – Рыська мигом оказался у зеркала и тоже в него уставился. Потом на меня посмотрел внимательно. Ну, понимаю, почему. Морок проверял. На него-то морок не действует, но проверить решил.
Да уж…
Я-то, честно говоря, понадеялась на морок-то. Ну, раз нет, то и нет.
– И как же ты так, Ведянка? – а я только руками развела.
– Ну, пошла завтрак у дядьки Силая просить. Звала, потом в печку голову сунула - и вот. Но я ведь два раза голову-то намылила, и вода потом вот прозрачненькая такая шла, – я огорченно махнула рукой.
– А толку никакого. Вот теперь такая я красавица, – а у самой чуть слезы на глазах не выступили.
Смахнула их, конечно. Еще и плакать из-за этого. Тут и других причин хватает.
А волосы… Я приоткрыла один глаз и взглянула в зеркало повнимательнее.
– Рысь, а мне ведь этот цвет идет, а?
Рыська же сел на толстенькую попу, прямо на пол и уставился на меня немигающим взором. Ну, все. Никак в медитацию ушел? У него бывает. Этим, как его, внутренним взором направился в подпространство.
Ага, хочет там какое объяснение найти. Но что-то долго сидит. У меня в желудке опять заурчало страсть как. Сейчас бы кашки овсяной, пусть даже без изюма и орехов.
Желудку было все равно, какие у меня волосы, а вот завтрак ему подавай.
А у Рыськи вдруг глаза полыхнули серебром. Все. Добрался до гримуара нашего родового. И не просто добрался, а…
Неужели вредная книжка позволила ему заглянуть в святая святых-то?
Вот это новости. Да они ж соперники, и вредничают, когда могут.
Что это Рыську-то туда понесло?
Моя вообще-то книжечка, мог бы и дозволенья спросить.
Тут фамильяр дернулся, глаза опять стали обычными, оранжевыми, да вдруг как зашипит, еще и клыки белые показывает.
Ага.
Не удалось, значит, заглянуть внутрь.
– Рыська, ты зачем в гримуар-то полез? – строго спросила, потому что в своем праве я.
Этот же… Ну слов просто нету никаких, лапой от меня отмахнулся!
– И чего это ты на ведьмочку свою лапой-то машешь? – ногой топнула, ага. Домовой пропал, волосы черные стали, голодная, еще и фамильяр фортеля выкидывает.
Рыська хлестнул кончиком хвоста по полу:
– Эхх, Ведянка. Для тебя ведь стар-рался. Надо кой-чего посмотреть было. Да не дала, вредина старая.
Я струхнула. Вот не знаю, почему, а сердце упало.
– Чего посмотреть-то? – тихо проговорила.
– Чего-чего, – вздохнул Рыська и приоткрыл один глаз.
– Провер-рить хотел, – нехотя сказал. – Может, черные волосы-то у тебя не просто так стали.
– Понятно, что не просто, – я тоже вздохнула. – Тут же, в печке, не сажа, а краска ядреная, несмываемая.
– Э, не-ет, Ведянка, – прищурился Рыська. – Не в краске, боюс-сь, дело-то.
Я струхнула пуще прежнего:
– А в чем тогда?
Тут Рыська и выдал вдруг:
– Да ка-ак бы не в источнике тво-ем, – и нервно зевнул.
Глава 12
Я только рот открыла. Источник… Да я уж о нем и позабыть успела, с кругами этими.
