Романов Сергей
Байки под хмельком
Вопрос жизни, что выпить, меня трогал только на первом курсе университета. По молодости, вырвавшись из-под мамкиной юбки, мы баловались и водкой, и портвяшкой, и пивком. Познав тягости жизни ко второму курсу, каждый уважающий себя студент переходил только на беленькую. Мой друг при этом произносил тост. Идет по пустыне осел. Идет день, второй, третий, неделю. Жара донимает. Вдруг видит, стоят две большие бочки. Одна с водой, другая с водкой. Как вы думаете, что он стал пить?
Мы отвечали: «Конечно же, воду…» И тогда наш товарищ, поднимая стакан с сорокаградусной, говорил: «Так давайте же не будем ослами и выпьем водки.»
На втором и третьем курсах уже стоял другой жизненно важный вопрос, сколько брать? Одной на человека не хватало, три — было много. Брали по две. Но, не хватало!
Разлив по последней, мы опять провозглашали тост: «Изыди — нечистая сила, останься — чистый спирт!» К пятому мы гордились тем, что водка появилась на Руси, а правильный её состав определил великий Менделеев. Хотя, конечно, понимали, что у каждого цивилизованного народа есть свой национальный алкогольный напиток. У шотландцев — виски. У немцев бронтвейн, у французов — коньяк, у англичан — джин. Наша русская гордость водка. «Ну, разум, прощай! Встретимся завтра!» — говорили мы, сдав последний экзамен.
А сколько интересных веселых историй порождали застолья! Мало того, что пересказывали друг другу, как кто-либо из нас попал в какую-нибудь смешную ситуацию, так и, изучая на филфаке кучу всяких литератур и историй, делились друг с другом байками об известных личностях. Кто и сколько выпил, кто и что отчудил.
Хорошо, не стану спорить: спиртное часто оказывалось и великим разрушителем. Из-за него распадались семьи, деградировали умнейшие личности, превращались в руины государства, совершались миллионы разного рода преступлений. С тех пор как появилось хмельное зелье, вокруг него не смолкают страсти, человек порой становится бесконтрольным. Недаром в народе иногда называли водку сатанинским напитком. Это нечистая сила угостила людей хмелем, дабы поссорить их, сделать агрессивными.
Но так же смею вас заверить, дорогой читатель, что алкоголь — это великий созидатель. Например, из-за водки, в средние века развивалась литейная и стекольная промышленности, на вырученные от продажи вина деньги строились дороги, заводы, позже — сверкающие неоновым светом увеселительные учреждения. Водка скрепляла важные международные договоры о мире и сотрудничестве, помогала преодолевать лишения в войнах. С помощью её, водки, люди, не будучи полиглотами, находили общий интерес в бизнесе, культуре, отдыхе. Алкогольные напитки сплачивали компании, делали людей добрее, помогали признаваться в любви.
А потому для себя я давно сделал однозначный вывод: важно не то, как, где и сколько пьет человек. Важно, чтобы после выпивки, он оставался им же — ЧЕЛОВЕКОМ.
Спросите у любого ларечника: кто сейчас покупает водку? И он вам расскажет, как выглядит современный российский пьяница, да ещё опишет его психологический портрет. Мужчина, возраст средний, достаток тоже средний, внешность субтильная, одежда заграничная, но мешковатая. Почему пьет? Да потому что денег вечно не хватает, на работе бардак, и как дальше жить непонятно. Контингент проверенный, но таких становится угрожающе много.
Водка стала общедоступна. Не надо, высунув язык, носиться ночью по таксопаркам и по «бабам Любам», у которых всегда имелся в наличии «самодельный коньяк», стрелять спиртное у водителей трамваев и ночных сторожей. Водка в разлив, в пластиковых стаканчиках, получивших меткое прозвище «русский йогурт», водка дешевая, водка дорогая, ночью и днем — пей не хочу. Сейчас никто не спросит у пацана, покупающего спиртное: «Милый, а сколько тебе лет?»
Старо как истина: одни петь умели и умеют. Другие — нет. Одни знали меру, другие этой меры не знали. Даже в русской истории всяких баек, да и исторических фактов достаточно наберется. Во время обедов Иван Грозный, находившийся уже в летах, выпивал столько, что в конце концов засыпал. Гости, пораженные страхом, сидели тихо и молчали. Но через некоторое время Иван Васильевич открывал глаза, сердито оглядывал сидящих за столом, и как ни в чем не бывало начинал шутить и проявлять веселость по отношению к гостям.
Годунов, так и не удостоившись народной любви, но как и все русские свято веря в магическую силу заздравной чаши, приказывал всякое застолье начинать здравицей в свою собственную честь. Если не душой, то пусть уж словами его подданные, напившись вусмерть, поют царю дифирамбы. Возможно, думал он, и сам Господь будет оказывать царю протекцию, откликаясь на неотступные просьбы любителей выпивки. Приближенными к телу государя был составлен текст заздравной молитвы, и Борис остался доволен: авторы заздравного тоста выказали такую прыть, что им могли бы позавидовать древнегреческие поэты.
В разное время, в разные века государству было выгодно спаивать свой народ. Как-никак продажа алкоголя существенно возмещала прорехи в бюджете. Даже после появления кабаков на Руси при Иване Грозном головам и целовальникам было выгодно как можно быстрее довести посетителя до необходимой кондиции; чем скорее клиент напивался, тем больше мусорил последними деньгами, которые оседали в карманах кабацких служащих. Заметьте: в кабаках 16–18 веков никогда не подавалась закуска! Тех, кто пытался брать «закусь» с собой, быстро выкидывали из заведения, добавляя вслед: жрать будешь дома!
У историка Костомарова описан случай, когда один горький пьяница пропил в кабаке свой кафтан. Вышел на улицу в одной рубашке, но, как на грех, встретил приятеля. Уже вместе с ним опять вернулся в кабак, там пропил рубаху и порты. Возвращался домой пьянчужка в чем мать родила, прикрыв пучком собачьей ромашки срамное место. Зато пьяный и веселый. На всю улицу распевая песни и матерно ругая вздумавшего сделать ему замечание немчина.
Головы и целовальники поступали мудро. Дабы заманить в свое заведение побольше посетителей, при многих кабаках были так называемые «записные пьяницы». Такой стоял у входа в заведение и всячески старался заманить побольше клиентов: расхваливал вино, кричал о невиданной его дешевизне, хулил конкурентов, а то и просто тащил за рукав случайных прохожих. Добившись своего, он тут же принимался стравливать питухов между собой, и как только те брались за грудки, целовальник громким голосом призывал стражу. «Записной пьяница» «вступался» за драчунов и брался их помирить. Пили «мировую», за ней следовали бесчисленные добавки — и так до тех пор, пока все не лягут под стол. Следом начиналась работа целовальника: он обсчитывал гуляк без всякой опаски. У «записного пьяницы» была важная привилегия: ему принадлежала десятая чарка любой выпивающей компании. Если бражники забывали поднести «налог» сами, тот с бранью требовал отдать заработанное.
Иногда пропившему последнюю деньгу посетителю бесплатно наливали похмельную чарку. Тоже с умыслом: русский человек несдержан, а похмельная чарка давала толчок к последующему пьяному застолью. Только теперь уже «похмелившийся бесплатно» рассчитывался за водку одеждой, а порой и домашним скарбом. Такой расчет назывался закладом. И крестьяне пропивали в кабаках последнее имущество. Однажды уфимский воевода заковал в цепи выпивоху-подъячего «за его дуровство и за поругание православныя християнския веры, понеже в кабаке снял с себя крест и закладывал на пропой, на вино!»
Известно, что Петр I из всех горячительный напитков признавал только водку. Привыкнув к ней, он требовал, чтобы её пили и все гости, не исключая слабый пол. Не раз участниц празднеств и ассамблей посещал ужас, когда они видели входящих в залы гвардейцев, с кубками сивухи в руках. Тут же следовала команда никого не выпускать и каждому участнику вручался стакан. Назначенные особым приказом для всеобщей упойки майоры-гвардейцы настаивали, чтобы гости выпили за здоровье царя. Каким же счастьем сияли лица тех, кто каким-то образом умудрился ускользнуть из зала! Только духовные власти никогда не отказывались от выпивки и всегда сидели за своими столиками веселые, расточая по всему помещению запах лука и редьки.
Екатерине, жене Петра I, ещё при живом муже приглянулись шумные попойки, когда насильно заставляли пить всех. Еще тогда за своим столом она завела «обершенкшу», которая зорко следила за должной «накачкой» всех дам вином. Екатерина полюбила бы и «пить табак», если бы на это была мода среди женщин.
Однажды, когда после смерти мужа Екатерина уже стала императрицей, напившийся в стельку Ягужинский устроил скандал в её личных покоях, что было делом непозволительным и вопиющим. И тем не менее Екатерина оставила этот случай без внимания. А что тут такого? При дворе пьяный разгул не считался дерзким нарушением каких-либо этических норм.
