Аркадий Аверченко
Человек, которому повезло
Повесть.
I.
В этом не было ничего чудесного.
Это все равно, как если бы человек, переходя каждый день, в течение десяти лет, через шумную улицу, твердил бы ежедневно:
— Вот сегодня меня непременно раздавит автомобиль! Сегодня уж наверное.
И если бы автомобиль когда-нибудь, действительно, раздавил его — в этом не было бы ничего удивительного. Не было бы чудесного пророчества, предчувствия.
То же самое можно было сказать и об Акиме Васильевиче Цыркунове — конторщике большого дровяного склада братьев Перетягиных (доски, дрова, уголь, каменный и деревянный; оптовый отпуск).
Если, когда нибудь Аким Цыркунов, переписывая корешки накладных, поднимал от книги сморщившийся нос, открывал рот и, глядя в потолок искаженным от сладкого ожидания взглядом, наконец, аппетитно и оглушительно чихал — его товарищ и сподвижник по службе Ваничка Сырых неизменно подсказывал ему:
— Двести тысяч на мелкие расходы.
— Спасибо, — неизменно отвечал Аким Цыркунов и сейчас же неизменно впадал в мечтательное настроение.
— О, действительно, — говорил он, подперев кулаком щеку. — Если бы мне двести тысяч… Уж я бы знал, как распорядиться ими.
— А что бы вы сделали?
— Да уж будьте покойны — знал бы что сделать. Я бы показал настоящую жизнь-то.
— Ну, если бы и мне такую цифру, — говорил и худосочный Сырых, — я бы тоже…
— Ну, а вы бы что сделали?
— Я купил бы пароход и отправился бы по разным странам. Пил бы ром, сражался с индейцами и подал бы на Высочайшее имя прошение о перемене фамилии. Ходатайствовал бы о назначении мне фамилии Джек Смит.
Цыркунов пожимал плечами.
— И это все?
— Конечно, не все. Купил бы себе еще зверинец — я очень зверей люблю, диких. И стал бы упражняться гирями. По маскарадам ходил бы…
— Зачем?
— Чтобы всех интриговать. Ну, а чтобы вы сделали, все-таки, если бы вдруг на ваш билет пал выигрыш двести тысяч?
— Да, уж знал бы что — будьте покойны! Слава Богу, тоже понимаем, как жить по настоящему… хе-хе! Без денег не знаешь, как быть, а с деньгами… ап…ап…чхи!!!
— Вот! Значит — ваша правда. Ап… чхи!
— Двести тысяч на мелкие расходы!
— Спасибо вам!
Эти разговоры повторялись почти каждый день — в зависимости от силы хронического насморка Акима Цыркунова.
— Апчхи!!
— Двести тысяч на мелкие расходы!
В один из первых весенних дней Аким Цыркунов выиграл на свой билет двести тысяч.
Выиграл так, как это обыкновенно делается — не прилагая к этому никаких усилий и даже ни разу не чихнув в этот знаменательный день, что, конечно, вызвало бы традиционную беседу о «двухстах тысячах на мелкие расходы» и придало бы факту выигрыша особый привкус чудесного.
II.
Может ли человек за свою долгую жизнь забыть тот день, когда он, не имея накануне ничего — сегодня вышел из банкирской конторы, ощущая в кармане около ста девяносто тысяч новенькими плотными пятисотрублевками?
Нет! трудно забыть такой день.
По выходе из банкирской конторы план ближайших мероприятий был уже составлен богачом Цыркуновым.
Именно, он зашел в гастрономический магазин и, робея с непривычки, попросил:
— Фунт зернистой икры, самой лучшей. И потом ананас.
— Слушаю-с. Из напитков ничего не прикажете?
— Да, конечно… Гм!.. Дайте шампанского. Шампанское есть у вас?
— Помилуйте! Какой марки прикажете?
— Что-о?
— Какой сорт позволите?
— А какие сорта вы имеете? — осторожно осведомился Цыркунов.
— Кордон-с руж, кордон-с вер, вайт-стар, монополь-сек, мумм-экстра-дри-с.
— Ага… У вас монополь-сек хороший?
— Будьте покойны — французская фирма.
— Я думаю! Стану я пить русскую дрянь. Вообще ты, братец, тово… Скажи мальчику вашему, чтобы он вызвал мне автомобиль.
Выйдя из магазина, Цыркунов заметил нищего, который, прислонившись к выступу стены, смотрел в другую сторону, не обращая никакого внимания на Цыркунова.
У бывшего конторщика был уже составлен обширный, хорошо разработанный план «оглушения», и он начал немедленно его осуществление с нищего.
— Эй, нищий, — сказал он, дергая его за рукав. — Ты милостыню просишь, да?
— Подайте барин, — очнулся задумавшийся оборванец. — Хучь пятачек… ночевать негде… хлеба… три дня… больница… хучь две копейки…
— Ладно, ладно, — сановито остановил его Цыркунов. — Вот тебе десять рублей. Помни — хе-хе! — Акима Цыркунова!
И он умчался на автомобиле.
Приехав домой на свою холостую квартиру, он сразу же окунулся в роскошную привольную жизнь: выложил свежую икру на большую тарелку, достал столовую ложку, хлеб и, вытерев чайный стакан, стал открывать шампанское.
Это дело было потруднее: штопор не ввинчивался в пробку, потому что на верхушке её торчала какая то металлическая нашлепка; кроме того, горлышко было опутано целой сетью проволоки совершенно ненужной по мнению хозяина. Пришлось горлышко отбить кочергой и пить вино осторожно, чтобы не подавиться осколком стекла.
Все было чрезвычайно вкусно: и икра, и вино, и ананас. Завтрак — хоть куда.
— Надо, — решил настроившийся гастрономически Цыркунов, — попробовать еще омар и выпить рому. А на сладкое куплю уж торт. Эх, хорошо жить на свете!
После завтрака Цыркунов решил ехать в магазины. Он осмотрел в зеркало свой потертый засаленный галстук и прошептал, подмигивая самому себе:
— Я знаю, что мне надо делать.
III.
В галстучном магазине перед ним выставили: целую гору коробок.
— Да вы, собственно, какие хотели?
— Самые лучшие.
— Вот извольте — эти самые настоящее английские… Один адвокат у нас по полдюжины сразу их берет.
Цыркунов ухмыльнулся в усы с хитрым видом.
— Полдюжины? Ну, а мне, знаете, заверните-ка… полсотенки!
Ожидаемый эффект разразился. Хозяин магазина был оглушен.
Он истерически заметался, запрыгал, как обезьяна, по полкам и выставил перед Цыркуновым другую гору.
— Белых не прикажете ли, фрачных? Черных атласных для смокинга…
— Да, да… мне, конечно, нужно, — благосклонно кивнул головой Цыркунов. — Все нужно. Заверните вот этих и этих… и этих.
Выйдя из магазина, Цыркунов сел в тот же автомобиль (с шофером у него уже установились хорошие отношения) и стал размышлять так:
— Смокинг… оказывается, что галстуки не под каждый костюм оденешь. Смокинг… гм! Шофер! Везите меня к портному, какой получше.
У портного Цыркунову открылся новый мир.
— Вот-с это покосматей будет — для жакетов… Бирмингамские сорта. Это трико-с — для смокингов.
— Черное?
— Да.
— А… других цветов нет?
— Помилуйте… смокинги только черные шьются.
— Ну, что вы мне говорите! Я думаю коричневатый будет гораздо наряднее.
— Извольте, — сказал портной. — Сделаем коричневый. На отвороты поставим коричневый атлас. Брюки внизу сделаем не особо широкие, потому слегка на туфлю падает, не на ботинок.
— Вы полагаете, на туфлю? — задумчиво переспросил Цыркунов. — Значит, придется к смокингу туфли покупать.
— Да уж… Мода — ничего не поделаешь.
И оба склонили голову перед суровыми требованиями капризной богини — моды.
— И так оно и пошло:
Галстучник силой вещей толкнул его к портному, портной перекинул его в объятия обувного торговца, а тот ловким ударом перенес сразу бывшего конторщика в цепкие лапы француза, который снискивал себе солидное пропитание продажей мужского белья «все лучший сорт, сюпериор…»
Тароватому Цыркунову удалось «оглушить» даже видавшего виды француза; количество носков, купленное им, хватило бы даже самой капризной сороконожке на целый год.
Но, главное «оглушение» было впереди.
IV.
Приехав в свою дровяную контору, Цыркунов скромно вошел в первую комнату, поздоровался и сказал:
— Извините, что так опоздал. У меня дома случай там один вышел.
Бухгалтер обернулся, кивнул ему головой и стал продолжать разговор по телефону.
— Алло! Что? Господин Миркин! Как не можете прислать? Да ведь мы на эти восемь тысяч нынче рассчитывали! У нас срочные платежи!! Вы не имеете права нас подводить… Что? Конечно! Да позвольте!..
Цыркунов приблизился к бухгалтеру и деликатно вынул у него из рук телефонную трубку.
— Оставьте, Николай Иваныч… Стоит ли волноваться вам, портить кровь из-за таких пустяков…. Если сейчас так нужны деньги — вот! Нате. Отдадите, когда Миркин пришлет.
«Оглушение» было страшное, чудовищное, ни с чем не сравнимое. Только тогда нашел Цыркунов, что бывают минуты, когда сердце может разорваться от восторга.
Бухгалтер остолбенел, конторщик Сырых опрокинул чернильницу, а сторож Мокренко бросился чистить Цыркунову метелочкой пиджак.