Анатолий Вилинович - Дальнейшие похождения Остапа Бендера

Государственную границу нарушать нельзя. Тайный переход государственной границы или попытка тайно перейти ее карается законом. И не смотря на это только с начала тридцатых годов пограничники задержали более 12-ти тысяч нарушителей на советско-румынской границе.

А сколько родилось небылиц смешных и горестных о тайном переходе границы! Вот одна из них. Двое влезли в чучело коровы и пошли к границе. Вдруг смотрящий из-под хвоста чучела кричит: — Ой, мы пропали! — Гонится пограничник? — замер передний. — Хуже, бык! А вот другой случай. Ночь. К границе крадется человек. Пограничник: — Стой! Кто идет? Нарушитель: — Ша, ша, что вы кричите, уже никто никуда не идет. И еще. На нарушителя границы напала собака. Он от нее, она за ним, он от нее, она за ним. Он проваливается в зловонную яму. Собака у ямы победоносно рычит. Нарушитель: — Ну что, добегалась, сука?

Это, конечно, анекдоты, а вот история горестная, но похожая на правду. Один человек, накупил много золотых ценностей, влез в дорогую шубу, водрузил на голову бобровую шапку и ночью, ранней весной, пошел через пограничный Днестр. Когда, идя по льду, падал, то вся золотая начинка его одежды издавала брязканье и звяканье, вызывая испуг нарушителя, вдруг услышат пограничники.

Перебравшись через реку, странный человек был встречен румынскими пограничниками. И на его радостное приветствие по-румынски один из пограничников вместо ответа, сдернул с головы нарушителя меховую шапку.

— Но, но, но, я буду жаловаться! — закричал перебежчик и попытался возвратить ее.

Но не ту-то было. Последовал удар другого пограничника, третьего… А когда из карманов шубы посыпались золотые изделия, началось настоящее потрошение одежды нарушителя с избиением его со всех сторон. Защищая свои ценности, человек сражался, как лев, но силы были не равные.

Избитый до потери сознания он опомнился на льду реки, с одним сапогом на ноге, без шубы, шапки и без ценностей.

— Буржуи проклятые! — прокричал пострадавший с трудом вставая. — Грабители трудового народа! Сигуранца проклятая!

С высокого берега реки вражеский офицер-пограничник угрожал ему пистолетом. Сгибаясь, ограбленный заковылял туда откуда пришел. Вдруг под его ногами лед закачался, послышался оглушительный треск, скрежет и в ноги хлюпнула вода. На реке начинался ледоход. Как только мог, нарушитель побежал к спасительному берегу, который он совсем недавно так самоуверенно покинул.

Выбравшись на берег, пострадавший нарушитель громко произнес:

— Не надо оваций! Графа Монте-Кристо из меня не вышло, придется переквалифицироваться в управдомы.

Звали этого литературного героя Остап Бендер. Но он часто расширял свое имя словами Остап Сулейман Ибрагим Берта Мария Бендер — сын турецко-подданого.

Вот такая история, рассказанная словами автора, произошла с героем из бессмертного романа «Золотой теленок» великих писателей Ильи Ильфа и Евгения Петрова. Персонажи этого романа и далее будут встречаться на страницах этой книги. И чтобы была ясность, кто они и что они, советую почитать внимательно роман «Золотой теленок».

В свое время книги Ильфа и Петрова были настольными всех студентов литфака, журфака, филфака и других факультетов. А также всех культурных людей, не обделенных чувством юмора.

Старший пограничного поста сидел за столом и при свете керосиновой лампы, цокая пером в ученическую чернильницу, составлял докладную о задержанных за сутки нарушителей границы.

— Где взял? — спросил он, мельком взглянув на вошедшего пограничника с задержанным.

— А на берегу Днестровского лимана, Иван Акимович.

— Контрабанда? — не отрывал глаз от своего письма старший.

— Ничего не обнаружил. Вот разве в другом сапоге могло что-то быть, — предположил пограничник, указав на ногу в одном носке задержанного, дрожащего от холода.

— Да, я… — промямлил Остап, так как задержанный был никто иной, как великий комбинатор, недавний миллионер-одиночка, так жестоко ограбленный румынскими пограничниками. — Сигуранцей проклятой, как он их назвал.

— Ясно… — дописывал сосредоточенно докладную старший. — Утопил, гад, улики?

— Да я… я свято чту уголовный кодекс, товарищи! — взмолился горячо Остап.

— Документы? — оставив ручку в чернильнице, складывал листки с написанным старший.

— Утонули, нет у меня документов, товарищ начальник, — трагическим голосом ответил Бендер. Нагнулся, растирая ногу в носке, и незаметно потрогал вшитый в штанину карман со своим паспортом.

— Врешь, контра, — презрительно взглянул на задержанного тот, складывая докладную в конверт. — К румынам шел или к нам?

— Да я… — веселого и самоуверенного до наглости Остапа Бендера было не узнать. Он сник, не только после того, как графа Монте-Кристо из него не вышло, но еще больше был потерян сейчас, осознав, в какую передрягу попал.

— Я чуть не утонул, товарищи пограничники… — плаксивым голосом протянул Остап.

— Фамилия, имя, год рождения? Пиши допрос, Сидоров, а я на кухню за компотом и кашей схожу.

— Так я сейчас принесу, Иван Акимович, чего там…

— Лакеев с семнадцатого нет, Сидоров, — встал и с котелком пошел к выходу старший. — Пиши, я сказал… — приказал он, выходя.

— Товарищ пограничник, это недоразумение, поверьте, я всегда чту… — взмолился Остап, воспылав надеждой положительно повлиять на Сидорова.

— Заткнись, контра! — заорал на него тот. — Сядь и отвечай на вопросы, кому говорят! Фамилия, имя, отчество? Ну? — сел за стол пограничник, пододвигая к себе бумагу и чернильницу с ручкой.

— Измиров Богдан Османович, — назвался Остап вымышленным именем, потрогав в носке на ноге без сапога единственную ценность, оставшуюся чудом после ограбления. Это был орден Золотого Руна, который он успел сунуть туда, когда его брали пограничники.

— Год рождения и место? — макнул ручку в чернильницу Сидоров.

— 1898-й, Одесса…

— Национальность?

— Отец турок, мать украинка, — помедлив, ответил Бендер, утаив свое обычное: «я сын турецко-подданного».

— Украинец, значит? Или турком писать? — воззрился на Остапа пограничник.

— Украинец, украинец, по матери надо, — поспешил заверить Бендер, растирая ногу без сапога. — Какой там турок? Я и турецкого не знаю, — пожал плечами потомок янычаров.

Вошел начальник погранпоста. С котелком в одной руке и с парующей кружкой — в другой.

— Компота нет, чай дала, — пояснил он, усаживаясь на свое место. — Ну, что, контра?

Сидоров протянул ему первый листок протокола. Тот пробежал его глазами и скривился.

— С каким заданием шел к нам или от нас? — возвратил он бумагу подчиненному. — Пиши. — А сам начал сосредоточенно есть кашу и запивать чаем.

— Да с каким там заданием, товарищи! — взмолился Бендер. — Не шел я ни к румынам, ни… — запнулся он. — Я художник, поэт, служитель искусств, — начал выдавать себя за кого угодно Остап, лишь бы выйти сухим из такого угрожающего его судьбе обстоятельства.

— Художник, говоришь? А где же твои краски… приспособления? Как это… — взглянул за подсказкой на Сидорова старший.

— А-а, — понял Остап. — Мольберт, кисти, краски, вы имеете в виду? — и горько вздохнув, пояснил: — Утонули в лимане, с сапогом вместе, — поднял он ногу в носке. — Я на лимане рисовал пейзаж… лед проломился и я чудом выбрался на берег, поверьте, товарищи…

— Молчать, контра! — заорал на этот раз и старший, оторвавшись от каши и чая. И уже тише: — Вот поставят тебя к стенке, сразу скажешь, куда шел и с каким заданием, — снова вперил свой взгляд в котелок старший пограничник, старательно выгребая кашу.

— Так что писать, Иван Акимович? — зацокал пером в чернильнице Сидоров.

— Вот и пиши, задержанный признался, что боясь разоблачения, все улики утопил в лимане… — заскреб ложкой в котелке тот, не глядя ни на писаря, ни на задержанного.

— Так утонули же мольберт, краски, кисти, сапог! — взмолился убеждающе Бендер. — И шуба… пальто, — заменил он тут же шубу на пальто. — Явсегда чтил и чту уголовный кодекс, товарищи! — приложил молитвенно руки к груди он.

— Если бы чтил, то не околачивался бы в погранзоне, контрик, — усмехнулся Сидоров, записывая то, что указал старший.

— Товарищи, но почему вы мне не верите, ведь я… — чуть не плача взмолился Бендер.