Николай Лейкин - Наши за границей

Переѣхали русскую границу. Показался прусскій орелъ, изображенный на щитѣ, прибитомъ къ столбу. Поѣздъ подъѣхалъ къ станціонному зданію. Русскіе кондукторы въ послѣдній разъ отворили двери вагоновъ. Послышалась нѣмецкая рѣчь. Стояли два откормленные нѣмца въ черныхъ военныхъ плащахъ съ множествомъ пуговицъ по правую и по лѣвую сторону груди и въ каскахъ со штыками. «Ейдкуненъ»! возгласилъ кто-то, проглатывая слова. Виднѣлись вывѣски со стрѣлами и съ надписями: «Herrn», «Damen». Пассажиры стали снимать съ полокъ ручной багажъ и начали выходить изъ вагоновъ. Въ числѣ ихъ были и молодой купецъ съ женой, купеческое происхожденіе котораго сказывалось въ каждой складкѣ, въ каждомъ движеніи, хотя онъ и былъ одѣтъ по послѣдней модѣ. Прежде всего онъ ударилъ себя ладонью по дну шляпы котелкомъ и сказалъ женѣ:

— Ну-съ, Глафира Семеновна, пріѣхали въ заграницу. Теперь слѣдуетъ намъ свое образованіе доказывать. Сажайте иностранныя слова! Сажайте безъ всякихъ стѣсненіевъ. Жарьте во всю.

Молодая супруга, одѣтая тоже по послѣдней модѣ, смутилась и покраснѣла.

— А какая это земля? — спросила она.

— Знамо дѣло — Нѣметчина. Нѣмецъ всегда на границѣ стоитъ. Помимо нѣмца ни въ какую чужую землю не проѣдешь. Забирайте свою подушку-то. Мнѣ три не протащить сквозь двери. А насчетъ саквояжей мы носильщика крикнемъ. Какъ носильщикъ-то на нѣмецкій манеръ?

— Я, Николай Ивановичъ, не знаю. Насъ этимъ словамъ въ пансіонѣ не обучали. Да и вообще я по-нѣмецки очень плохо… Когда учитель-нѣмецъ приходилъ, то у меня всегда зубы болѣли.

— Какъ-же это такъ… А говорили, что обучались.

— Я и обучалась, а только комнатныя слова знаю. Вотъ ежели что въ комнатѣ или съ кѣмъ поздороваться и спросить о погодѣ…

— Странно… самъ-же я слышалъ, какъ вы стихи читали на иностранномъ діалектѣ.

— То по-французски. Вотъ ежели по-французски придется, то я больше знаю.

— Какъ тутъ въ нѣмецкой землѣ по-французски! Здѣсь за французскій языкъ въ участокъ могутъ сволочь. Нѣмецъ страхъ какъ француза не любитъ. Ему французъ — что тараканъ во щахъ. Эй, носильщикъ! — кричитъ купецъ. — Гутъ моргенъ… Какъ васъ?.. Комензи… Наши чемоданы. Брингензи… Саквояжи…

— Вотъ видишь, ты и самъ нѣмецкія слова знаешь.

— Десять-то словъ! На этомъ не много уѣдешь. Хмельнаго я самъ допрошу по-нѣмецки, потому хмельныя слова я знаю, а остальныя ни въ зубъ. Эй, херъ носильщикъ! Херъ — это по по-ихнему господинъ. Поучтивѣе, такъ, можетъ, лучше… Херъ носильщикъ! Нейдетъ, подлецъ! Въ другой вагонъ проперъ. Неужто самому придется переть?.. Вытаскивай подушки, а я саквояжи… Тащи! Чего-же стала?

— Да видишь, главная подушка не пролѣзаетъ. Надо по одной штукѣ…

— И къ чему только ты три подушки съ собой забрала!

— Да я не могу на одной спать. Голова затекаетъ и наконецъ, вѣдь, не знаешь, куда ѣдешь. Можетъ быть, тамъ и вовсе безъ подушекъ…

— Брось подушки. Давай, я ихъ вытащу… Ну, пропихивай сзади, пропихивай… Вотъ такъ… Вѣдь таможня здѣсь. Не стали-бы нѣмцы подушки распарывать и искать въ нихъ? Вѣдь цѣлыя перины мы притащили. Не сочли-бы за мѣшки съ товаромъ. Хоть сказать имъ, что это подушки. Какъ подушки-то по-нѣмецки?

— Не знаю.

— Здравствуйте! А сейчасъ хвасталась, что всѣ комнатныя слова знаешь. Вѣдь подушка — комнатное слово.

— Знала, да забыла. И чего вы на меня сердитесь. Вѣдь вы и сами не знаете!

— Я другое дѣло. Я спеціалистъ по хмельнымъ словамъ. Вотъ въ буфетѣ я въ лучшемъ видѣ… «Биръ-тринкенъ… Шнапсъ-тринкенъ… Зейдель… фляше… бутербродъ»… и, наконецъ, я въ пансіонѣ не обучался. Нѣмецкимъ словамъ я выучился у нѣмцевъ-колонистовъ, которые пріѣзжаютъ къ намъ въ лавку веревки, парусину и гвозди покупать. «Ейнъ, цвей, дрей, фиръ, фиръ рубль, цванцигъ копекенъ». Считать по-нѣмецки тебѣ что угодно высчитаю, а другихъ я словъ не знаю. Ну, постой тутъ около подушекъ, а я саквояжи вытащу. Эй, херъ носильщикъ! Нумеръ ейнъ ундъ цванцигъ. Комензи! — снова началъ кричать купецъ и манить носильщика.

Носильщикъ, наконецъ, подошелъ, взялъ вещи и понесъ ихъ. Купецъ и его супруга тащили подушки, зонтики, пледъ и ватное стеганое одѣяло.

— Sollamt… jeßt ist Sollamt… Rotter haben Sie Herr? — спрашивалъ носильщикъ купца.

— Чортъ его знаетъ, что онъ бормочетъ! — воскликнулъ купецъ. — Глафира Семеновна, понимаешь? — обратился онъ къ женѣ.

— Да должно быть на чай проситъ. Дай ему, — отвѣчала та. — Ну, народъ! Даже двугривеннаго не хотятъ повѣрить и впередъ деньги требуютъ. Бери, бери… Вотъ три гривенника. Не надувать сюда пріѣхали. Мы въ Петербургѣ въ полномъ довѣріи. У меня по банкамъ на полтораста тысячъ векселей гуляетъ…

Носильщикъ денегъ не бралъ и говорилъ:

— Nacher, nacher werden Sie sahien…

— Глаша! Не беретъ. Неужто двухъ пятіалтынныхъ мало? — недоумѣвалъ купецъ. — Иль, можетъ быть, ему нѣмецкія деньги надо?

— Да конечно-же онъ нѣмецкія деньги требуетъ.

— Дейчъ гельдъ хочешь? Дейчъ надо размѣнять. Гдѣ тутъ мѣняльная лавка? Надо размѣнять. Понимаешь? Ничего не понимаетъ. Глаша! да скажи ему по-нѣмецки, какъ васъ учили. Чего ты стыдишься-то! Ну, какъ по-нѣмецки мѣняльная лавка? Сади!

— Ахъ, Боже мой! Ну, что ты ко мнѣ пристаешь-то!

— Ничего не знаетъ! А еще у мадамы училась.

— Мѣняльную лавку вы найдете въ вокзалѣ. Тамъ еврей вамъ и размѣняетъ, — послышалось сзади по-русски.

Говорилъ какой-то господинъ въ войлочной дорожной шапочкѣ. Купецъ обернулся и сказалъ: — Мерси васъ… Удивительно какъ трудно безъ нѣмецкаго языка… Ничего не понимаютъ, Будьте добры сказать этой колбасѣ, что онъ на чай въ лучшемъ видѣ получитъ, какъ только я размѣняю русскія деньги. Ну, вотъ… Еще мерси васъ… извиняйте… А какъ по-нѣмецки мѣняльная лавка, чтобы я могъ спросить?

— Вексельбуде… Но еврей, который будетъ мѣнять вамъ деньги, говоритъ по-русски.

— Анкоръ мерси васъ… Вексельбуде, вексельбуде, — твердилъ купецъ. — Запомни, Глаша, какъ мѣняльная лавка называется, а то я, впопыхахъ-то, могу забыть. Вексельбуде, вексельбуде.

У дверей въ вокзалѣ стояли прусскіе жандармы и таможенные чиновники отбирали паспорты и пропускали пассажировъ по очереди.

— Эхъ, слѣдовало-бы захватить съ собой въ дорогу Карла Адамыча для нѣмецкаго языка, — говорилъ купецъ. — Онъ хоть пропойный человѣкъ, а все-таки съ языкомъ. Пріодѣть-бы его въ мое старое пальтишко, такъ онъ и совсѣмъ-бы за барина сошелъ. Только вѣдь дорога да выпивка, а ѣстъ онъ самые пустяки. Положительно слѣдовало бы его взять, и въ лучшемъ-бы видѣ онъ по-нѣмецки бормоталъ.

— Такъ отчего-же не взялъ? сказала жена.

— А не сама-ли ты говорила, что я съ нимъ съ кругу сбиться могу? Я на твое образованіе надѣялся, думалъ, что ежели ужъ у мадамы въ пансіонѣ училась и нѣмецкіе стихи знаешь, такъ какъ-же нѣмецкихъ-то словъ не знать; а ты даже безъ того понятія, какъ подушка по-нѣмецки называется.

— Тебѣ вѣдь сказано, что я политичныя слова знаю, а подушка развѣ политичное слово.

— Врешь! Ты даже сейчасъ хвасталась, что комнатныя слова знаешь.

— Фу, какъ ты мнѣ надоѣлъ! Вотъ возьму да на зло тебѣ и заплачу.

— Да плачь. Чортъ съ тобой!

Жена слезливо заморгала глазами. Купецъ проталкивалъ ее впередъ.

— Пассъ! — возгласилъ жандармъ и загородилъ ей дорогу.

— Глаша! Что онъ говоритъ? Чего ему нужно? — спрашивалъ у жены купецъ.

— Отстань. Ничего не знаю.

— Пассъ! — повторилъ жандармъ и протянулъ руку.

— Ну, вотъ извольте видѣть, словно онъ будто въ винтъ играетъ: пассъ, да пассъ.

— Отдайте свой паспортъ. Онъ паспортъ требуетъ, — сказалъ кто-то по-русски.

— Паспортъ? Ну, такъ такъ-бы и говорилъ, а то — пассъ да пассъ… Вотъ паспортъ.

Купецъ отдалъ паспортъ и проскользнулъ сквозь двери. Жену задержали и тоже требовали паспортъ.

— Глаша! Чего-жъ ты?.. Иди сюда… Глафира Семеновна! Чего ты стала? — кричалъ купецъ.

— Да не пускаютъ. Вонъ онъ руки распространяетъ, — отвѣчала та. — Пустите-же меня! — раздраженно рванулась она.

— Пассъ! — возвысилъ голосъ жандармъ.

— Да вѣдь я отдалъ ейный паспортъ. Жена при мужѣ.. Жена въ моемъ паспортѣ… Паспортъ у насъ общій… Это жена моя… Послушайте, херъ… Такъ не дѣлается… Это безобразіе… Ейнъ паспортъ. Ейнъ паспортъ на цвей, — возмущался купецъ.

— Я жена его… Я фрау, фрау… А онъ мужъ… Это мой мари… монъ мари… — бормотала жена.

Наконецъ ее пропустили.

— Ну, народъ! — восклицалъ купецъ. — Ни одного слова по-русски… А еще, говорятъ, образованные нѣмцы! Говорятъ, куда ни плюнь, вездѣ университетъ или академія наукъ. Гдѣ-же тутъ образованіе, спрашивается?! Тьфу, чтобы вамъ сдохнуть!