Часть 1
Пролог
Я, в общем-то, любила старшую школу. Вот с младшей, да, у меня не задалось, но в старшей, где-то класса с седьмого, мне было довольно комфортно учиться. Наша школьная система постоянно менялась, вводились какие-то новшества, классы то и дело расформировывали и объединяли. И если в начальной школе я была рада этому событию, то в одиннадцатом посчитала, что это какая-то кара свыше за все мои грехи.
Когда в сентябре выпускного класса мы пришли на линейку, я была, как обычно, в черных джинсах и крутой белой рубашке, с волосами, по привычке собранными в хвост. Я категорически отрицала всю эту систему белых воротничков и юбочек. Я их просто не переносила. Мне никогда это не нравилось. Это был абсолютно не мой стиль, плюс ничего особо женственного в моем облике практически никогда не было. К тому же этим летом я претерпела кое-какие изменения.
Мы с бабушкой, как обычно, отправились на дачу почти на три месяца, а там у нас появились новые соседи. И их дочь была студенткой первого курса. А еще той, с кем у меня был первый опыт. Я давно подозревала о том, что парни меня не интересуют, а вот на девушек я невольно засматривалась. И лишь после того, как я впервые оказалась в сарае с этой девушкой наедине, только тогда все встало на свои места.
Конечно, это был короткий роман. Она должна была уехать учиться в Екатеринбург, и у нас было только это лето. Но я взяла от него максимум, познав все прелести женской любви. А заодно до конца осознав свою сексуальность, в чем и был весь смысл.
И вот я стою чуть в отдалении от всей толпы, бренчу браслетами на руке, оглядывая кучу знакомых почти взрослых детей, и взглядом ищу только одного человека.
— Скучала, кошелка? — теплая рука легла мне на плечо, и я обернулась. Моя подруга, с которой мы вместе с детского сада, стояла рядом и широко улыбалась. Точнее, мы «расставались» с ней только в начальной школе, но в четвертом классе нас расформировали, и мы с Иркой стали одноклассницами.
Я улыбнулась в ответ и тут же ее обняла, начиная качаться в разные стороны.
— Мишина, можно поаккуратнее? — раздался писклявый голос, когда мы задели кого-то идущего рядом.
— Свистовцева, вали отсюда, пока я тебе не помогла это сделать, — улыбаясь, ответила я, лишь мельком взглянув на одноклассницу. Та фыркнула, но ничего не ответила.
Со мной мало кто хочет связываться. Все знают, что я бываю неадекватна и могу распустить руки. Это правда, я ненормальная. Но как правило, лезу в драку только за дело. Например, последний раз, в прошлом году, я разбила нос парню из выпускного класса, потому что он назвал Иру — мою лучшую подругу — жирной коровой. Она, конечно, чуть полновата, но не жирная и не корова. И я не придумала ничего лучше, как просто дать ему в пятак. Смысл разговаривать, когда можно одним движением научить человека вежливости? Кстати, с вежливостью у меня тоже проблемы. Я не вежливая. Мой рот — это помойка, но не потому, что мне не хватает словарного запаса, а потому, что только так я могу защищать себя. Со словарным запасом у меня, напротив, всё нормально. Я регулярно заканчиваю учебный год с пятеркой по русскому и литературе. У меня, вообще, почти по всем предметам отличные оценки. Только география и химия мне неподвластны, поэтому по ним у меня всегда «четыре».
— Как ты, моя маленькая булочка? — Ира взяла мои щеки в ладони и сдвинула их.
— Ну, И-и-ир, — проныла я, понимая, что ее любимого ритуала не избежать. Она всегда трепала меня за щеки, если мы долго не виделись.
— Хотя маленькой я бы тебя не назвала, — подруга оглядела меня с ног до головы. — Черт, Лер, ты как швабра. Как ты выросла так за лето? Тебя бабуля стероидами кормила, что ли? — усмехнулась она.
— Нет, — пожала я плечами. — Свежий воздух.
— Загорелая, такая прям… — Ирка покачала головой. — КонфЭтка просто. И волосы выгорели, такого оттенка красивого… Черт, почему мне не досталось твоей внешности? — печально вздохнула Ира. — Или хотя бы, как у Богатыревой.
Ира уставилась куда-то в толпу, и я проследила за ее взглядом. Конечно, куда без нашей королевы школы. Странно, что торжественная музыка не зазвучала, и красную дорожку не расстелили, когда ее величество соизволило явиться.
— Не придумывай. Ты сама по себе красотка, — ответила я, продолжая тем временем смотреть на Богатыреву, что здоровалась со своими одноклассниками.
Да, безусловно, наша «мисс школы» была красивой. Помимо точеной фигурки, она имела симпатичное лицо с зелеными глазами, красивые губы, изящные брови, тщательно выщипанные конечно же, ухоженные темные волосы, а также аккуратный нос. Моя же красота была иной — другой овал лица, другие черты, другие линии. Словно Богатыреву вырисовывали старательно, работая над каждой деталью, а меня просто набросали штрихами, которые в итоге слились в неплохой портрет.
Довольно широкая фактурная челюсть, темные глаза и волосы, чуть полноватые губы. Мой нос когда-то был прямым, но теперь он с небольшой горбинкой. На самом деле, она почти незаметна, если не приглядываться. Это была моя первая попытка катания на скейте. Неудачная. У меня до сих пор, помимо горбинки, шрам над правой бровью, пересекающий ее саму.
В общем, мы с Богатыревой каждая красива по-своему. Но есть то, что нас объединяет больше смазливой внешности и того, что мы обе брюнетки — наша многолетняя вражда, порой перерастающая в полноценные военные действия. Иногда она выглядит, как перманентная война, но только до момента, пока наши интересы не схлестнутся. И никто уже не помнит, с чего все началось… Точнее, помню это только я. И ненавижу ее за это. И эта ненависть — самое сильное, глубокое и массивное чувство, которое я когда-либо испытывала. Даже моя летняя влюбленность в студентку не затмила этого.
— Я обычная, — снова вздохнула Ира. — А вот вы — красотки.
— Лучше быть обычной, чем красивой и тупой, как Богатырева, — фыркнула я.
— Почему «тупой»? У нее отличные оценки, — запротестовала Ирка, чем только разозлила меня.
— Ей ставят их за «красивые глазки». Вон Чернову тоже иногда пятерки перепадают. А знаешь почему? — не могла уже остановиться я.
— Почему? — нахмурилась Ирка, взглядом поискав Чернова — еще одного представителя нашей школьной «элиты».
— Потому что компьютеры в кабинете информатики — дело рук его папочки, — фыркнула я. — Они все гнилые. Вся их тусовка воняет только бабками, наглостью и лицемерием. Вот просто поверь мне, они сейчас выглядят, как лучшие друзья, а когда мы выпустимся, они даже имен друг друга не вспомнят.
Ира молча перевела взгляд на собравшуюся в полном составе компашку. Богатырева Олеся как предводитель, конечно, была в центре. Вся нарядная — в юбке, белой блузке, лакированных туфлях на каблуке. Прямо-таки элитная шлендра, которую выперли из академии благородных девиц. Рядом с ней уже терся Чернов Дима, который тоже вымахал за это лето, с ним стоял Алиев Ринат, и на нем буквально повисли еще две «элитные» курицы — Даша и Маша Сорокины — сестры.
И вся эта шайка-лейка вызывала у меня приступ тошноты каждый раз, когда я их видела. Но если с ними мы редко вступали в открытую бомбардировку друг друга, то с Богатыревой было грех не поцапаться.
Взявшись с Иркой под ручку, мы подошли к нашему классу, который весь уже собрался около нашей классухи — Альфии Тимирязевны. Имечко, конечно, как для ребенка логопеда. Но тетка она хорошая. Рыжие волосы, стоящие торчком на круглой голове, такие же круглые очки, вечные сережки-колечки в ушах и зычный глубокий голос, способный заставить заткнуться всех. Она была полной женщиной лет сорока пяти. Главное, что мне в ней нравилось — это чувство справедливости: она никогда не делала каких-то выводов и не принимала решений, не разобравшись в ситуации. Это меня спасало не раз, особенно когда кто-то из «элиты» пытался мне напакостить или как-то подставить.
