Так вот, привезла мне «скорая» очередную битую подоночную хронь. Между прочим — женщину. Но именно что между прочим, а всё прочее там давным-давно в денатурате растворилось.
Правда, это еще неизвестно, у кого больше мозги набекрень съехали — у нее или у скоропомощной братии. Они же по запарке ее бесчувственное тело вместе со всеми ее денежками довезли, ежели вы представляете, о чем я говорю.
Вы-то, может быть, не понимаете, а вот я сразу удивилась, когда скоростники эту ханыжку проспиртованную выгрузили, а из нее кошелек с деньгами выпал. И сумма ничего — целых восемьдесят семь рублей девяносто шесть копеек. Еще теми, полновесными, советскими.
А говорят — одно ворье кругом и чудес на свете не бывает…
Делать нечего — с чем клиента довезли, с тем его сдавать положено. Что ж, вздохнули мы, акт по всем казенным правилам составили, цельных восемьдесят семь рублей (прописью) 96 копеек (цифрами) оформили. А ханыжку в накопитель поместили, где остальные пьяные и битые в очереди на лечение томились.
А у бабы вся морда исцарапана, один глаз подбит, а нос налево свернут. Это не считая других мелких повреждений, которые на ее насыщенно синюшной коже не сразу же заметишь.
И это всё в отключке. То бишь баба и в отключке-то была смертного греха страшнее, а уж когда она ни с того ни с сего прочухалась и с ходу рот раскрыла… а когда она еще и куролесить начала!
Я поначалу с ней и так и сяк, и даже по-хорошему, а ей всё едино мало. Ей-то мало было, но я к этому моменту уже настолько уработалась, что поразмыслила сперва, а затем просто-напросто взяла и вызвала милицию.
Гражданочка и разгуляться толком не успела, как ее из больницы пинками выписали. И в ближайшем отделении милиции прописали, причем крепко.
Настолько крепко, что два часа спустя «скорая» ее обратно в приемный покой доставила. И опять ее по акту сдали, только теперь нос у пациентки направо развернулся, а фонари сразу оба глаза радугами разукрасили. Ну и другие мелкие повреждения тоже ощутимо покрупнели.
Для того, кто не усвоил, повторю: расширением диагноза это называется. Что характерно, бабе впрок пошло, у ханыжки куражу заметно поубавилось.
Но только ненадолго, к сожалению, потому как пациентка снова в накопителе очухалась, заново она в общей очереди заскучала. И к тому же раньше заскучала, чем очухалась. И то ей не так, и это ей не этак, да и вообще имела она всех в виду в самых разных нецензурных позах — и притом настолько вычурных, что без милиции ни в жизнь не разберешься.
А разбираться тот же усиленный наряд приехал, но уже слегонца потрепанный. У одного рука забинтована, у второго ссадина на роже, а третий просто весь какой-то нервный. И все хором перед мной извиняются: не обессудьте, мол… недоработочка, мол, вышла… издержки производства…
Я им с порога:
— Знать я ничего не знаю и знать я не хочу, но лично я, — так я всем им вместо «здрасте» заявила, — вот я лично больше за себя не поручусь, если вы сейчас же эту хронь подоночную куда-нибудь не заберете!
А за всех ментов самый нервный отвечает:
— Так ведь и мы, — объясняет самый нервный, — мы ведь тоже за себя не очень-то ручаемся! У нас там после этой вашей с позволения сказать больной поголовно личному составу прививки надо делать. Тому от столбняка, этому, — нервный на перевязанного кивает, — от бешенства… а вот лично мне, например, мне уже никакая прививка не поможет…
Я им с дрожью в голосе:
— Мальчики, — чуть не плача я ментов прошу, — милые, — говорю, — будьте умницами, увезите вы ее куда подальше, что хотите там с ней сделайте, но мы ее, — это я так честно их предупреждаю, — мы ее обратно в больницу не возьмем!
Призадумались мои менты. Как в печальной сказке — пригорюнились добры молодцы…
— А вот с чем, скажите, — спрашивают, — вот с какими тяжкими телесными повреждениями обязательно в больницу забирают? Вот по вашему врачебному уставу — с каким таким серьезным диагнозом отказать вы никому не можете?
Я прямо отвечаю:
— С переломом основания черепа.
Менты переглянулись.
— Ага, — говорят, — это нам понятно. Сложновато, правда, но мы как-нибудь ну очень постараемся… а вы тут не скучайте…
И бабу увезли. А очередная «скорая» ее аккурат к полуночи вернула. Точнехонько под бой часов: бом… бом… бом…
Нет, даже так, пожалуй, — со значением: БОМ! БОМ!! БОМ!!!
Гуманистов попрошу не беспокоиться. Серьезно, ничего такого жуткого с нею не случилось. Скорее всё наоборот: ежели у нее нос сперва налево был, а потом направо стал, то теперь он ровно посередке развернулся. А что касается черепа, то одно сплошное костяное основание без мозгов пострадать ну никак не может, как ты ни старайся.
Ладно, приняла я больную. Кое-как с носилок на топчанчик в накопителе свалила — а она заснула. И спит, будто бы она священный долг какой до конца исполнила. До нее очередь дошла — а пациентка сном праведницы дрыхнет. Травматологи по второму разу всех перелечили — а ее в упор не добудиться…
Правда, слишком-то упорно никто и не настаивал. На кой ляд будить лихо, пока оно тихо, даром что храпит во все завертки.
А поутру она проснулась. Пробудилась баба спозаранку и перво-наперво всех врачей многоточиями обложила. Идите вы, говорит, куда хотите, но мне домой совсем в другую сторону.
Кто б был против, а я перекрестилась. Оптимистка, ёптима их меть. Это я сама себе такой диагноз на нашей тамошней латыни прописала. Потому что бабе все ее ценности по акту возвратила — а у нее рубли с копейками не вяжутся.
А между прочим, бабу с этими деньгами я дважды в милицию выписывала, если вы опять же понимаете, на что я шепоточком намекаю…
Только вы неверно понимаете. Все ее восемьдесят семь рублей прописью в порядке оказались, а копейки — вот копейки у нее хотя бы на одну, но никак они у бабы цифрами не сходятся! Но не в минус почему-то, а в плюс, то бишь не меньше получается, а на целую копейку больше!
Думаете, это бабу убедило? Да бабе что бюджет, что дефицит — ей же абы повод подвернулся! Ей бы повод был — а там хоть тотчас же милицию зови, хоть заранее пожарную команду требуй!
Короче, весь дебош по новой разгорелся. Без пожарных дело обошлось, но милиция и в третий раз приехала…
А вот я развязки так и не дождалась, потому как без того уже на другую свою службу здорово опаздывала. Я тогда в свободное от жизни время еще же и на «скорой помощи» на ставку фельдшерила.
А когда же я жила в те времена, хотелось бы мне знать…
И кто сказал, что народонаселение у нас чем дальше, тем тупее?
Да я же и сказала, кто ж еще…
Нет, конечно, кто-нибудь еще и до меня об этом говорил, трудно не озвучить очевидное. Так что я на пальму первенства претендовать не стану. Право же, сомнительная честь.
Ну да кто бы это ни сказал, он тенденцию-то правильно подметил. Правильно, добавлю между прочим, но не точно. Потому как тянется пореформенный народ наш к просвещению, вытягивается, прямо-таки строем навытяжку стоит. Но только между этим самым прочим, поэтому и дотянуться он никак не может. И в результате сплошные потягушечки просоночные у народонаселения получаются.
Но с другой-то стороны, у нас ведь как. У нас, коли втемяшится кому какая мысль, коли порешит кто до самой сути дойти, до глубин и до корней до самых докопаться — то всё, тут уж будет дело. Уж тут-то такой деятель и себе волосы с корнями повыдергивает и кому другому плешь проест, если заодно еще чего не учудит похлеще.
Особенно у дамочек у наших глубинное мышление выразительно проистекает. Нет, мужики по-своему тоже люди, но в основном они попроще, поконкретнее. А вот с дамочками — это да, беда, паче чаяния если дамочка начитанная.
Ну сами посудите.
Вызывает женщина «неотложную помощь». Задумчивая такая дамочка: маму ее вроде как парализовало — упала матушка-старушка и под столом лежит. И вот она лежит, дескать, но ее поднять бы надо, а то неладно как-то получается…
А дамочке в ответ:
— Ну так и в чем проблема, — ей диспетчерша так прямо отвечает, — так и поднимайте с пола вашу матушку и на кровать ее давайте перекладывайте, пока к вам доктор едет!
И доктор, то бишь докторица, то бишь я, ежу понятно, едет. Приезжаю я, а там старушка как легла на кухоньке седенькой головкой к помойному ведру, так и до сих пор она лежит и ножкой под столом бессильно дрыжет.
Это так инсульт у бабушки на этом самом месте приключился.
При старушке дочка молодящаяся имеется, которая вызывала, при дочке муж какой-то никакой, при муже напомаженная соседка в бигуди. И всем колхозом все в задумчивости дружно пребывают — задумчивые-задумчивые по табуреточкам сидят, а старушка на полу скучает.
А дочка-дамочка за них за всех спрашивает:
