Похоже, именно это мыло и решило их судьбу. Старшина возмутился:
– Не, ну нихрена себе! Товарищ командир, да за кого они нас принимают?
– Давай, ребята, – сказал угрюмо командир.
Немцы от изумления даже не сопротивлялись. Их повалили, крепко испинали, отобрали винтовки, связали ремнями. Командир по-немецки свободно говорил, диплом переводчика до войны имел. Допросил их, выяснил, что остальные немцы – километрах в двух. А дальше? А что дальше… Группе надо к Ленинграду прорываться. Не тащить же немцев с собой. Отпустить – через сколько времени их всех перестреляют? Полчаса, час?
Значит, эти немцы здесь, на полянке, и останутся. Расстрелять? Во-первых, патронов, даже с учётом трофейныx, мало до слёз. Во-вторых, шум ну совсем не нужен.
– Режь!
Легко сказать… Не диверсанты они, не урки какие. Строители, хоть и в тельниках. Ни один из них ещё человека даже из огнестрельного оружия никогда… Но своя-то жизнь дороже. Жребий кинули.
Одному немцу повезло – как-то удачно его старшина ножом ткнул. Сразу умер. Двое других тяжело умирали. Одного из них минут десять никак не мог матросик к богу отпустить. Руки у матросика дрожат, слезы из глаз – градом. Он потом месяц по ночам кричал. Остальные всё боялись, что немцев он накличет. Пронесло.
Вышли они к своим. Всей группой, потеряв только одного матроса. В ноябре вышли. Неву форсировали. Это они знали, что к своим плывут. А свои откуда знают, кого там черт несёт вплавь через ледяную Неву? Вот того матроса своя пуля и достала. Остальные – живы.
P.S. Я как-то спросил своего деда, инженер-полковника в отставке:
– Дед, а ты лично на войне хоть одного немца убил?
Дед (шесть орденов, 19 медалей) поморщился. Он всю жизнь строил, от дзотов и береговых батарей до многоэтажных домов и театров; вот об этом он любил рассказывать.
– В одного как-то из пистолета попал. Убил, ранил – не знаю. Что я, проверял, что ли? Того немца я и не запомнил. А вот приказ мне однажды пришлось отдавать страшный…
Замполит Сага о Лётчике-Герое
Виталий Дмитрич был не только популярным приключателем, но и весьма склонным к различного рода экстремальным мероприятиям гражданином. Одно время он прыгал с парашютом, но вскоре нашёл себе новую игрушку – Чкаловский аэроклуб, где и приступил к освоению неба посредством деревянного фанероплана с полотняными крыльями. Точно можно сказать, что этот фанероплан бомбил ещё немецкие позиции, хотя знатоки спорили, какие именно – времён Второй или Первой мировой войн. Тем не менее, Виталий Дмитрич в сопровождении лётчика-инструктора потихоньку поднимался в воздух, двигал рычагом и педалями, осваивал премудрости рысканья, крена и тангажа. Надо сказать, что он вполне успешно освоил сей чудо-пепелац и даже очень полюбил катать на нем пассажиров, избранных для жертвоприношения богам воздушного океана. Пассажиры приземлялись зелёненькие, и считалось везением не покушать перед бесплатным полётом.
Справедливости ради необходимо сказать, что катания эти закончились после того, как на должность пассажира был назначен заместитель Виталия Дмитрича, главный инженер автоотдела фирмы Борис. Прибыв в сопровождении Виталия Дмитрича на аэродром в Тушине, Борис о чем-то перекинулся парой слов с инструкторами и с обречённым видом полез на пассажирское место. Пассажирским местом в аэроплане считалось заднее, в учебных полётах там летал инструктор; Виталий Дмитрич успешно поднял свою этажерку в воздух и убыл в назначенный квадрат для производства фигур высшего пилотажа. Однако внезапно он понял, что самолёт не слушается управления, а потеребив ручки-педальки, с ужасом осознал, что пассажир успешно перехватил инструкторское управление, и теперь всё находится в его руках… Фанероплан же начал совершать в небе невиданные эволюции, и, продемонстрировав исключительную пилотажную технику и определённую воздушно-гусарскую лихость, приземлился на лётном поле, выгрузив зелёненького Виталия Дмитрича, который, к счастью, не покушал перед вылетом. Чуть позже выяснилось, что в своей прошлой жизни Борис был лётчиком-истребителем первого класса и перед вылетом просто показал инструкторам свои документы.
Учения были в самом разгаре.
Андрей уже второй час сидел, стараясь сохранить равновесие, на маленьком, сколоченном из досок плотике ровно посредине пруда, и ждал, когда вертолёт прилетит его спасать. Было жарко. Солнце припекало, и выданные для более достоверного изображения рыбака рыбацкие штаны – резиновые, по грудь, с приклеенными сапогами и двумя лямочками – стали изнутри скользкими от пота. Спасение должно было состояться довольно скоро. Уже побегали с носилками через густые клубы дыма «мишки Гамми» – жертвы, вынужденные на жарком солнышке носиться в напяленном второпях защитном костюме полной изоляции – резиновом гондоне с окошком и клапаном выпуска выдыхаемого воздуха. Клапан по традиции срабатывал кое-как; после первой минуты пребывания человека внутри костюм ощутимо надувался и мешал ходить. Сидеть, лежать и ползать он мешал тоже. Напряжения добавлял лежавший на носилках и изображавший пострадавшего коллега. Его шёпот «Только не навернитесь, только не навернитесь» был слышен даже через маску дыхательного «Ауэра». Нести старались аккуратно.
Андрей наблюдал все это, в душе радуясь тому, что при распределении ролей отхватил самое спокойное место. Вода, свежий воздух, а главное – кругом никого. Сиди себе, покуривай, да жди вертолёта. Дел по его прибытию тоже немного. Во-первых, дождаться, когда спустят трос. Во-вторых, от троса вовремя увернуться, чтобы не треснуло накопившимся на вертушке статическим электричеством, а всё оно ушло в воду через специальный линек-громоотвод. В-третьих ,накинуть пристёгнутую к тросу беседку-«косынку» и расслабиться. Все остальное должен был сделать вертолёт, а именно – спасти несчастного рыбака (Андрея) с льдины (плотика), пронести его, висящего на тросе, мимо трибуны наблюдателей и уволочь подальше от полигона, к лагерю, где парни, не задействованные в показухе, уже заканчивали нарезать закуску.
А вдали уже стрекотала родная «бОшка». Андрей приподнялся, насколько позволил пляшущий плотик, и начал, вяло махая руками, изображать терпящего бедствие рыбака. Настал его звёздный час. Машина с высунувшимся из двери выпускающим зависла, покачалась вправо-влево, снизилась. Из чрева её показался и медленно поплыл вниз конец троса с болтающейся на нем «косынкой». Когда «громоотвод» коснулся воды, Андрей подтянул трос, нацепил беседку, и дал выпускающему знак «поднимай!». Вертолёт аккуратно приподнялся, ноги потерпевшего в последний раз пихнули опостылевший плотик. И тут, неизвестно почему, неизвестно как, и главное – непонятно для чего «бОшка» резко снизилась на метр-полтора. Андрюха погрузился в воду. Выпускающий, увидев это, что-то сказал по переговорному устройству, и вертушка, протащив спасаемого по воде метров пять, снова начала подниматься. Вместе с ней поднимался Андрей. А за ним на глазах у заметно оживившейся трибуны, опасно раскачиваясь на постепенно растягивающихся лямках, поднимались наполненные водой и тиной до отказа и невероятно от этого раздувшиеся рыбацкие штаны.
Тафарель На прививку, первый класс…
В дверь деликатно постучали.
– Да, – недовольно ответил начмед, отложив цветастый журнальчик и спустив ноги со стола.
– Тащ майор, можно вас? У нас неувязочка там с партизанами. С переподготовщиками то есть.
– Что за неувязочка, лейтенант? Чего неспокоен?
– Э-э-э, они колоться отказываются… Ну, не хотят прививки делать, – спешно поправился молоденький лейтенант медслужбы.
Опытный военный врач с грустью глянул на осиротевший кроссворд и, ворча, направился на подмогу молодёжи.
На первом этаже санчасти в углу коридора, сверкая гражданскими брюшками и веселя персонал элегантными пёстрыми семейными трусами, сидело несколько переподготовщиков.
– Ну что вы, ё-моё, как детский сад, чесслово. Здоровые мужики, а уколов боитесь!? – возмутился начмед.
– Дык, товарищ доктор, эскулапы ваши колоть как следует не умеют. Иголки гнут об нас. Мы что, манекены что ли, или трупы какие, чтоб тренироваться?!
– Так что, мне самому вас колоть?! Не пожалеете? Я давно не практиковался. Детский сад, ползунковая группа, ясли, ё-моё, – ворчал доктор, непроизвольно поднимая в памяти случаи из практики.
– Ну, случилось один раз, так что теперь?
– Уж лучше, товарищ доктор, заболеть лихорадкой вашей бубонной, чем уколы такие, – оглянув страдальцев, заявил за всех самый представительный из них.
Его товарищи забузили, выражая коллективный «одобрям-с».
Майор Чуприн прошёл долгий трудный путь военврача. Куда только не закидывала его судьба. Что только не приходилось делать, в какие только ситуации не попадал. Роды принимал в кузове «шишиги», резал гнойный аппендицит на борту вертолёта, делал искусственное дыхание нажравшемуся партийному вожаку изо рта в рот, но вот такого организованного бунта пациентов он на своей практике не помнил.
