– Я давно об этом думаю, – сказал Клодд. – Тут бы нужно сотрудницу, а не сотрудника. Уж даму-то, во всяком случае, не вышвырнут за дверь.
– Как знать, – возразил Питер. – Если эта идея привьется, такие господа начнут брать в швейцары женщин с хорошо развитой мускулатурой.
– Ну, это пока они еще додумаются… – не сдавался Клодд.
Помощница редактора насторожила ушки. Однажды – уже давно – помощница редактора ухитрилась добиться того, что не давалось ни одному из лондонских журналистов – интервью с видным иностранным политическим деятелем. Она этого не забыла – и никому не давала забыть.
– Мне кажется, я бы могла достать для вас это объявление, – сказала помощница редактора.
Редактор и издатель заговорили в один голос очень решительно и твердо.
– А почему нет? Ведь сумела же я тогда проинтервьюировать принца…
– Знаем. Слыхали, – перебил ее Клодд. – Будь я в то время твоим отцом, я бы этого не допустил.
– Как же я мог не допустить? – возразил Питер. – Ведь она мне ни слова не сказала.
– Надо было получше смотреть за ней.
– Усмотришь за ней! Вот погодите, будет у вас своя дочка – тогда узнаете.
– Когда у меня будет дочка, я сумею заставить ее слушаться.
– Ладно! Знаем мы, какие дети бывают у холостяков, – иронически усмехнулся Питер Хруп.
– Предоставьте это мне, – молила помощница редактора. – На этих же днях вы получите объявление.
– Если ты принесешь его, я брошу его в корзину, – решительно объявил Клодд.
– Вы же сами говорили, что даме это могло бы удаться.
– Даме, но не тебе.
– Почему же не мне?
– А потому.
– Но если…
– Мы увидимся в типографии в двенадцать, – бросил Клодд Питеру Хоупу и поспешно вышел.
– Вот идиотство! – возмутилась Томми.
– Мы редко сходимся, – заметил Питер Хоуп, – но в данном случае я с ним вполне согласен, добывать объявления – вовсе не женское дело.
– Но какая же разница между…
– Огромная разница.
– Вы же не знаете, что я хотела сказать.
– Я знаю, к чему ты ведешь.
– Но позвольте же мне…
– Я и так тебе слишком много позволяю. Пора мне взяться за тебя как следует.
– Я предлагаю только…
– Что бы ты ни предлагала, ты этого не сделаешь, – был решительный ответ. – Если кто придет, скажи, что я буду в половине первого.
– Мне кажется, что…
Но Питер уже ушел.
– Как это на них похоже! – жаловалась Томми. – С ними невозможно разговаривать: когда начинаешь им объяснять что-нибудь, они уходят. Меня это до того злит!
Мисс Рэмсботем смеялась:
– Бедная Томми, как они тебя угнетают!
– Как будто я маленькая! Не сумею сама уберечь себя! – Подбородок Томми задрался кверху.
– Да будет тебе, – успокаивала ее мисс Рэмсботем. – Меня так вот никто не останавливает и ничего мне не запрещает. Я бы охотно поменялась с тобою, если б могла.
– Я бы только зашла в кабинет к старику Джауиту – и через пять минут у меня было бы объявление. Уж я знаю, я умею обращаться со стариками.
– Только со стариками? – смеялась мисс Рэмсботем.
Дверь отворилась.
– Есть кто-нибудь в редакции? – осведомился Джонни Булстрод, просовывая голову в дверь.
– Как будто вы не видите, что есть, – огрызнулась Томми.
– Так уж как-то принято спрашивать, – пояснил Джонни Булстрод, более известный среди друзей под кличкой Младенец, входя и притворяя за собою дверь.
– Что вам нужно? – осведомилась помощница редактора.
– Ничего особенного, – ответил Младенец.
– Не вовремя пришли – теперь только половина двенадцатого.
– Что с вами сегодня?
– Я зла, как черт, – призналась Томми.
Детская рожица Младенца приняла сочувственно-вопросительное выражение.
– Мы страшно возмущены, – пояснила мисс Рэмсботем, – что нам не позволяют сбегать на Кэннон-стрит и выманить у старика Джауита, фабриканта мыла, объявление для нашего журнала. Мы уверены, что стоит нам только надеть нашу лучшую шляпку, и он не в состоянии будет отказать нам.
– И вовсе незачем выманивать, – сказала Томми. – Стоило бы только повидаться с ним и показать ему цифры, и он сам прибежит к нам.
– А Клодда он не примет? – спросил Младенец.
– Никого он теперь не принимает и ни в какие новые газеты не хочет давать объявлений, – ответила мисс Рэмсботем. – Это все я виновата. Я имела неосторожность пустить слух, что он не может устоять перед женским обаянием. Говорят, будто миссис Саркитт удалось выпросить у него объявление для «Фонаря». Но, конечно, может быть, это и неправда.
– Жалко, что я не мыльный фабрикант и не имею возможности раздавать объявления, – вздохнул Младенец.
– Да, очень жалко, – согласилась помощница редактора.
– Я бы все их отдал вам, Томми.
– Мое имя – мисс Хоуп, – поправила его помощница редактора.
– Извините, пожалуйста. Но я как-то привык уж называть вас Томми.
– Я буду вам очень признательна, если вы отвыкнете от этого.
– Простите…
– С условием, чтоб это не повторялось.
Младенец постоял сперва на одной ноге, потом на другой и, видя, что ничего из этого не выходит, сказал:
– Я, собственно, просто так заглянул – узнать, не нужно ли вам чего.
– Нет, благодарствуйте.
– В таком случае, до свиданья.
– До свиданья.
Когда Младенец спускался с лестницы, детское личико его имело такое выражение, как будто его поставили в угол. Большинство членов клуба Автолика хоть по разу в день заглядывало в редакцию узнать, не нужно ли чего-нибудь Томми. Иным везло. Не далее как накануне Порсон – толстый, неуклюжий, совершенно неинтересный мужчина – был послан ею в Плэстоу справиться о здоровье мальчика из типографии, которому повредило машиной руку. Юному Александеру, писавшему такие стихи, что многие в них даже и совсем не находили смысла, было дано поручение обойти всех лондонских букинистов в поисках Мэйтлендовой «Архитектуры». А Джонни, – с тех пор как две недели назад его попросили прогнать шарманщика, который не желал уходить, – не получал никаких поручений.
Раздумывая о горькой своей участи, Джонни свернул на Флит-стрит. Тут на него налетел мальчик с картонкой в руках.
– Извините… – мальчуган заглянул в лицо Джонни и прибавил: – мисс, – после чего, ловко увернувшись от удара, скрылся в толпе.
Младенец, обладавший детски смазливым личиком, привык к такого рода оскорблениям, но сегодня они ему особенно досаждали. Почему у него, в двадцать два года, не растут хотя бы усы? Почему в нем росту всего только пять футов и пять с половиной дюймов? Почему проклятая судьба наделила его бело-розовым цветом лица, за который товарищи по клубу дразнят его Младенцем, а уличные мальчишки пристают к нему, выпрашивая поцелуй? Почему у него голос, как флейта, более подходящий для… Внезапно у него мелькнула блестящая мысль. Джонни бросилась в глаза вывеска парикмахерской, и он поспешил зайти.
– Постричься, сэр? – осведомился парикмахер, окутывая его простыней.
– Нет, побриться.
– Извините. – Парикмахер поспешил заменить простыню полотенцем. – И часто вы бреетесь, сэр?
– Да.
– Тэк-с… Хорошая сегодня погодка.
– Очень хорошая.
От парикмахера Джонни направился к костюмеру Стинчкумбу, на Друри-Лэйн.
– Я участвую в пантомиме, – объявил ему Младенец. – Пожалуйста, подберите мне полный костюм современной молодой девушки.
– Найдется, – сказал костюмер. – У меня есть как раз то, что вам надо. Пожалуйте.
– Имейте в виду, – предупредил его Младенец, – что мне нужно все, от ботинок до шляпки включительно, – и корсет и юбки, словом, вся обмундировка.
– О, у меня здесь полное приданое. – Костюмер уже доставал вещи из холщового мешка и выкладывал их на прилавок. – Вот, прошу примерить.
Младенец удовольствовался тем, что примерил платье и ботинки.
– Словно на вас шито, – восхищался костюмер.
– Немного широко в груди.
– Это ничего. Подложите парочку полотенец – ничего не будет заметно.
– Вы не находите, что этот костюм слишком криклив?
– Криклив? Помилуйте! Он на редкость элегантен.
– Вы уверены, что тут все, что нужно?
– Будьте благонадежны. Хоть сейчас надевать.
Младенец оставил задаток. Костюмер записал его фамилию и адрес и обещал через час прислать ему вещи на дом. Младенец, вошедший во вкус этой игры, купил себе новые перчатки и сумочку и направился на Боу-стрит.
– Мне нужен дамский парик, светло-каштановый.
Парикмахер предложил ему два, на выбор. Второй, по мнению парикмахера, давал полную иллюзию.
– Он выглядит естественнее, чем ваши собственные волосы, ей-богу, сэр! – уверял парикмахер.
Парик тоже обещали прислать через час. Теперь, кажется, все. По пути домой Младенец приобрел еще дамский зонтик и вуаль.
Четверть часа спустя после ухода Джонни Булдстрода от костюмера, в тот же самый магазин зашел некий Гарри Беннет, актер и также член клуба Автолика. В магазине никого не было. Гарри Беннет постучал тростью об пол и стал дожидаться хозяина. На прилавке лежала целая куча женского платья, а сверху листок с фамилией и адресом. Гарри Беннет, от нечего делать, подошел ближе и прочел фамилию. Потом разворошил тростью кучу, разбросав по прилавку разные принадлежности дамского туалета.
