И стрелки на часах блохами скачут на встречу друг с другом в высшей точке. Срам, позор и стыдоба.
Хозяин за Витей послал.
Шепчет мастеру по прибытию: «Откроешь до двенадцати — хорошие бабки получишь и напою». За две минуты до курантов Витя обеспечил доступ к королевским пузырькам. Чести отведать напиток земных богов удостоен не был, зато 200 долларов отхватил.
Ему больше ничего и не надо. Пить-то Витя давно ни-ни.
В тот раз, когда вызвали после размолвки с Клавдией, тоже не из-за денег сыр-бор вокруг замка с секретом разгорелся. Босс водочной фирмы в Нью-Йорк собрался, билет на берега Гудзона в сейф засунул. Из расчета: подальше от ревнивой жены положишь — ближе возьмешь. Эта истеричка может и порвать, если узнает, что с переводчицей летит.
Целее целого лежит билет в сейфе, и хоть вместе с ящиком тащи его в аэропорт, чтобы на рентгеновский просвет зарегистрировали. Иначе никак. Бьется путешественник с замком, матершинными выражениями на нет исходит, а проездной документ с каждой минутой все ближе к ценности фантика от съеденных конфет приближается. Можно выкинуть, а можно в семейный архив сдать.
Витя на то и мастер, чтобы остановить процесс девальвации. Поковырялся с зауросившим замком, не дал улететь самолету за океан без билета из сейфа.
100 долларов за оперативность отхватил.
Сунул их в тайник под транссибирской кроватью. Но не все. Один понес к Клавдии с узелком белья.
— Клав, постирай, а! Хотя бы рубашки.
— А в Швейцарию возьмешь? — сунула доллар в карман фартука Клавдия.
— Конечно! — с готовностью сказал Витя. — Цюрих, Берн, Женевское озеро.
Кстати, о девочках, Швейцария была не для запудривания женских мозгов. И не пустопорожними грезами с флагом над кроватью. Без инвестиций в виде манны небесной видел себя Витя на улочках Цюриха. Без розовых слюней изучал карту Берна. Открывая заклинившие сейфы, он прорубал лаз в Европу. Расширяя его с каждым покоренным замком. Чалдон Витя с круглой, как блин, нос кривой картошкой, физиономией, имел счет в Швейцарском банке. И жесткий план — увеличивать сумму вклада на семь тысяч долларов в год. План героически выполнялся.
— Почему Швейцария? — спросила, разводя порошок в тазу, Клавдия.
— Чем я хуже Ленина?
— Тогда я не хужее Крупской! — хохотнув, провела историческую аналогию Клавдия.
— А то! — поддакнул Витя. — Конечно, не хужее!
Сам подумал: «Нужна ты мне там, как ежик за пазухой! Неужто в Швейцарии не устроюсь к какой-нибудь бабенке квартирантом на полкровати?..»
«Завязывать надо с куревом, — думал Петя Кобылкин. — И не бантиком, а бабским узлом».
Смолить Петя начал тридцать лет назад. С бычков. Не так курить в ту пору хотелось, как себя показать. Лучшие в селе бычки — бычары — были у директора школы Николая Ивановича, или — Коли-Вани. Жил Коля-Ваня в километре от школы, на этом пути выкуривал три беломорины. И как выкуривал — до половины. Для него главным в процессе было не наглотаться дыма до одури, а остановиться, не спеша достать пачку, щелчком выбить папиросу, чиркнуть спичкой и сделать первую, самую сладкую затяжку, дальше курил на ходу, в безвкусном автоматическом режиме.
Бычки после этого получались знатные, на дороге такие не залеживались. За ними шла напряженная охота. Курцы в пионерских галстуках, крадучись от палисадника к палисаднику, сопровождали директора. Вот «бычара» брошен, Коля-Ваня неторопливо идет дальше. Охотники замирают перед броском. Нельзя допустить фальстарта и выдать себя, тем более — нельзя задержаться с рывком. Наконец, стая срывается с места, счастливчик хватает добычу, а несчастливчики снова крадутся за Колей-Ваней — он опять достал из кармана пачку.
В шестом классе на охоту вышел Петя. И не было дня, чтобы не докурил раз несколько за Колей-Ваней. У Пети в стартовый момент что-то взрывалось в пятках, ураганная сила швыряла к финишному бычку, и бесполезно было угнаться.
— Петьке легче ноги выдернуть, чем обогнать, — ворчали нерасторопные конкуренты.
— Ноги выдернуть, а спички вставить!
— Курить — здоровью вредить, — выпускал победный дым Петя.
Однако через два года взрывы вдруг бесследно исчезли. Напрочь. Петя вынужден был от Коли-Ваниных деликатесов перейти на обычный бычково-подножный корм.
«С такими ногами, кабы не курил, — сокрушался позже, — до олимпийского чемпиона мог добежать».
С тех пор осталась в Пете дурная привычка насмерть выкуривать сигарету, чтоб ни одна табачинка не пропала. Уже фильтр огнем занимается, он все дымососит. И еще была неистребимая особенность — курить в ожидании автобуса. Не успеет подойти к остановке — рука прыг в карман за сигаретой. Пока голова спохватится — дым уже из ноздрей валит. Сколько сигарет перепортил! Только затянется — автобус. А забычковать на потом, так низко Петя не мог опуститься.
В тот памятный день произошел аналогичный случай — не успел раскурить сигарету, автобус припыхтел. Ё-мое и ваше! Петя начал затягиваться с частотой пулемета. Последний раз курнул, уже запрыгнув на нижнюю ступеньку отходящего транспорта. Затянулся, бросил за борт бычок, лязг закрывающейся двери совпал с матерным криком.
Было от чего матюгнуться. К уходящему с Петей автобусу подбежал парень в меховой кепке. Пытаясь ухватиться за поручень, он нетерпеливо раззявил рот, поторопить Петю: «Ну, ты! давай быстрее!» Не успело понукание вылететь из широко разинутого рта, в него, как в урну, упал бычок. Горящий.
— Ё-е-е! — зарычал парень вослед уходящему автобусу.
«Вот елки!» — не очень расстроился Петя и плюхнулся на заднее сиденье.
А парень, отплевываясь, побежал за автобусом.
Петя дремал, когда на следующей остановке влетел обожженный окурком.
— Ты! — схватил он Петю за грудки. — Козел старый!
И вышвырнул Петю из автобуса.
Петя упал на пышную даму.
— Наквасился с утра! На сладкое потянуло! — сбросила с себя инородное тело женщина.
— Сам он козел! — обиженно крикнул Петя.
Вдруг в его пятках произошел давно забытый взрыв, и Петя вихрем полетел за автобусом с мстительной мыслью: «Ну, держись, гад!»
Секунды не хватило до «держись». Двери захлопнулись перед Петиным носом.
«Надо бросать курить!» — подумал в хвост автобусу.
В пятках опять взорвалось. На этом перегоне дорога делала здоровенную петлю, метров в четыреста. Направленным взрывом Петю бросило напрямки. Промчавшись по линии птичьего полета, он ураганом ворвался в автобус на остановке. Обидчик в меховой кепке сидел на его месте. Петя схватил наглеца в охапку и выкинул за борт.
— Это тебе за козла! — крикнул вослед летящему.
— Господи, что творится на белом свете?! — запричитала бабуля в клетчатом платке. — Людей из-за местов выбрасывают под колеса!
«Нечего было ему хлеборезку разевать и козлом обзываться», — подумал в ответ Петя.
Задняя площадка начала пустеть, все запротискивались от Пети вперед. Вдруг ему еще места понадобятся?
— Эт че, скоро пассажиров из-за местов резать начнут? — громко поинтересовалась бабуля.
— Билет-то будете брать? — спросила кондукторша.
— Сколько раз брать?! — гневно ответил Петя.
— Ты че, милая, — обратилась к кондукторше бабуля, — захотела под колесом побывать?
Петя отвернулся к окну и возмутился увиденным:
— Че это на Карла Маркса повернули?
— Во! — обрадовано сказала бабулька. — Человека выбросил! Теперь автобус погонит в свою малину!
— Всю жизнь «семерка» на вокзал ходит! — с вызовом ответила кондукторша.
— Как «семерка»?! — подскочил Петя. — Я ведь на шестьдесят третьем… А кого тогда?..
— Сейчас остальных будет в окна разбрасывать! — объявила бабуля. — Надевай парашюты!
«Завязывать надо с куревом! — выскочил Петя на следующей остановке. — Бабским узлом завязывать, а то ведь оторвут голову ни за понюх табаку…
…А и за понюх оторвать могут…»
Из Елены Ефимовны Шендерей энергия с сосункового детства хлестала — близко не подходи. В молодости, порядком затянувшейся, всю дорогу атаманила в комсомоле на разных должностях. С упразднением руководящей роли КПСС и ее подрастающей смены — прибилась к демократам, да не прорвалась в верхушку пламенного проекта. На подступах тормознули. Желающих рулить набежало до фига и больше. Не вписавшись в поворот истории, на обочину носом в кювет не вылетела. Далеко не нищую должностишку в службе занятости устроила. Но неугомонная душа требовала духовного накала.
Мучаясь в безыдеологическом пространстве, Елена Ефимовна повстречала Тоньку Початкову, коллегу по комсомольской юности, та уже полгода окормлялась от духовных сокровищ Учителя.
— У него третий глаз не передать какой! — гордилась своим эзотерическим наставником Тонька, — на фотографию моего брата шесть секунд посмотрел и сразу определил: «У него что-то в голове!» Кроме дурости, говорю, ничего там сроду не наблюдается. «Нет, — стоит на своем, — что-то есть постороннее. Аура из двух частей сшита». Какая, объясняю, аура? Лет пять пьет, как собака, недавно закодировался. «Все правильно, — говорит, — от кодировки шов и образовался». Представляешь, с фотографии неисправность зафиксировал!
