Муж говорит:
– Чем сегодня обедаем? Не уверен, что хочу сегодня жаркое по-трансильвански, и плов не хочу, и долма надоела.
Я говорю бабулечкиными словами:
– Могу приготовить ремень в собственном соку. А если будешь жопу морщить, то на обед гуляш по коридору и битки в дверях.
И муж сразу притихает, говорит:
– Ну что ты, Мурочка, я же пошутил.
А я усмехаюсь и думаю: «Знамо дело, пошутил».
У меня муж очень красивый, поэтому он не признает головные уборы. Чтобы черные кудри с проседью весело и пьяно колыхались на ветру. Потому что красота. А я что, я с Урала. У нас в таком виде даже до киоска за бутылкой не добежишь, задубеешь на излете. Поэтому гуляю я зимой не в ботиночках на рыбьем меху и не в коктейльном платье, а как положено – в фуфайке, шапке и пимах. Ибо жар костей не ломит. А муж-то у меня красивый. Он весь изысканный, бохемный, на итальянской подошве, в демисезонном пальте и в каком-то умопомрачительном шарфике. И я стою, его грустно жду. Потом надоедает уже, говорю:
– Мы со шпицами только выйдем.
Он говорит:
– Ну и что? Я же приличный человек.
Я говорю:
– А я с Урала. Пошли, красота.
Ну, выходим, и он через десять минут уже начинает фиолетоветь. Отвечает все реже. Потом смотрю, у него сосулька из носа торчит. Говорю:
– Возьми мою шапку, у меня два капюшона.
Он отрицательно трясет кудрями, раза три всего трясет, параллельно всхлипывая. Поскольку как же так, красота-то погибнет под моей неизысканной вязаной шапкой, и это его безудержно расстраивает. В итоге, конечно, шапка с оленями оказывается на нем. Я говорю:
– Красота! Только рогов не хватает. Давай еще кружок вокруг поселка.
И он покорно плетется в женской шапке с оленями, без сосульки в носу и помечтывая о теплых пимах.
Бабулечка у меня тоже красота. Она в магазин всегда собирается по три часа. Потому что – как же так, на нее же люди смотреть будут. А у нее одна прическа цементируется минут сорок. Потом надо выбрать – в чем. С этим тоже нельзя переборщить, с нарядом, а то можно ослепить встречный транспорт. С другой стороны, по пути могут встретиться жены любовников, и тут надо выглядеть на два, нет, на пять миллионов. Затем мейк-ап, фотошоп и поход в платье путем накидывания на голову газового шарфика, дабы не разрушить всю конструкцию прически.
Последний штрих – губы. Тут нужен правильный цвет и четкий контур. Поэтому бабулечка выпадает на время в измененное состояние сознания, либо это она так советуется со всеми нашими предками. Говорит мне:
– Ну как?
Я говорю:
– Запиписечно! Идем, красота. А то магазин скоро закроют.
А она на меня смотрит и говорит:
– Марея, а ты-то почему не одета до сих пор?
Я разглядываю себя и думаю: «Ну как же “не одета”? Футболка новая, джинсы мои любимые, кеды, между прочим, очень даже».
Бабулечка говорит:
– Значит, так: ты выходишь через три минуты после меня и не приближайся ко мне ближе чем на три метра. И не отсвечивай, мне еще замуж…
Бабулечка рассказывает:
– С Рожжеством вас, была на «Рябине», завтра еще пойду. Видела бывшего с его нынешней. Вперились на меня оба, зенки вылупили да всю «Рябину» так и просидели. Совсем не отдохнула из-за них.
Я говорю:
– Ну ты знатная красотка. Шутка ли – всю «Рябину» самоутверждаться.
Бабулечка говорит:
– А потом он мне всю ночь названивал и молчал, сука. А я как шебутная ору в трубку: «Алло, алло, да алло же, блядь!» Я же думаю, что-то случилось. Забыла, что у него вместо головы жопа. А потом Володька-бизнесмен со второго этажа приходит и говорит мне через дверь: «Анна Васильевна, дорогой ты мой человек, дай же, блядь, поспать-то! То котик твой плюшеву игрушку катат по ночам так, что перекрытия дрожат, теперь ты вопишь как полоумная. Захлопни уже калитку при всем уважении. И кота похудей, ради Христа, не то скоро к нам провалится». И тут трубка как завопит на меня голосом бывшего: «Ты там с мужиком?! Убью падлу!» А я стою с мужиком, три часа ночи, да, за двумя дверьми, в руках, как обычно, топорик, на всех засовах я, деревянна дверь изнутри доской приперта. Короче, предохранилась от них по полной, а все никакого спасу. От мужиков-то. А возьмешь – так толку с гулькин хрен. Одни крошки на кухне. И я, свободная молодая женщина, стою клята, мята, ругана. Будто все еще замужем.
Я говорю:
– А мы ходили в ресторан, и я врезалась в стеклянную дверь. Муж катался со смеху так, что думала, я его потеряю. Дверь тоже не пострадала, только запачкалась. Ты там где? Ладно, проржёшься – перезвони.
Муж говорит:
– Тамерлан такой Тамерлан. Я дал старому шпицу кость, теперь вместо него воронка, пострадали также Истра и Звенигород.
Я спрашиваю:
– Мы про одного и того же Тамерлана говорим? Это тот, у которого вторая кличка Чайка? Кстати, ты не знаешь, почему он лает, как эта благородная птица, проживающая на помойках?
Он говорит:
– Может, он воспитывался чайками или на море?
Я говорю:
– Давно ли в Рузе нашли море? Или прячут, а то, знамо дело, понаедут из своих Москвей, не протолкнесси.
Пока мы говорим, Тамерлан берет еще одну кость и Казань, одновременно претендуя на дополнительную, мертвой хваткой вцепившись в пах старому шпицу, который держит оборону, жамкая кость всеми своими новыми четырьмя зубами. Старые молочные смешно и нарядно торчат по сторонам. Тамерлан не охраняет свои кости, он ими властвует. Употреблять их по назначению он пока физически не в состоянии. Размеры не позволяют. И кости лежат себе сиротливо, ждут своей участи. Как Фроси Бурлаковы из «Приходите завтра».
У кошки Фроси сушняк. То ли зима, то ли хлещет по ночам в виртуале коньяк с бухгалтером Алексом, а потом отсыпается в раковине, не раздевшись, прямо в шубе. И мы говорим: «Как не стыдно?! А еще в шубе!» И она на нас смотрит устало с лицом: «Откройте кран и уходите. Как же я от вас устала, блядь».
Я над мужем часто шучу. Поет по телику какой-нибудь Лев Лещенко про «Со всех вокзалов поезда» и «Лай-лай», а я мужу кричу:
– Беги скорее, тут твой поет!
Он прибегает, думает – Стинг какой, а там: «Шо это были я и лай-лай». Муж еще на Кадышевой с «Кольцом» попадается часто. А потом смотрит на меня, как Фрося из раковины, и я понимаю – зима.
Мы с мужем друг для друга ни разу не сдерживающие факторы. Я ему говорю:
– А давай то-то и то-то?
Так он говорит мне всегда:
– А давай!
И это иногда конечно же плохо заканчивается. Вот, к примеру, вчера – мы всех проводили и легли переотдыхивать с тазиком кедровых орешков перед увлекательным сериалом. Ну и в перестрелках не заметили, как обожрались до потери пульса, дружно, в два лица.
И всю ночь мы друг другу даже таблеточки подать не могли. Я говорю:
– Надо как-то раздельно объедаться. К примеру, ты ешь, я не ем. И наоборот, в свою очередь. Мы же налаживали автодежурство из гостей.
Он обиделся и говорит:
– А ничего, что мы женаты? И вообще, из гостей – это один раз и было, и то лучше бы ты пила. А то у меня такое чувство, что мы в разводе.
Я говорю:
– Ну, иногда это необходимо. Например, когда я с крыльца лечу, подвернув ногу, меня надо кому-то ловить. Или ты за рулем, а я говорю – «смотри на дорогу», «помедленней, не въебись», «поехали», «тормози». А если мы вдвоем будем водить, как ты, то полиция сразу сделает месячный план.
Подруга говорит:
– Мой уехал на Новый год на Кубу с друзьями. И у нас такая пауза висит ощутимая. И вообще непонятно, за что ему так повезло.
А другая подруга говорит:
– Праздники только начались, а он меня уже достал. Глаза бы не видели. Хоть бы жопу до магазина оторвал, гад. Четвертый день с дивана неподъемный. Так ладно бы, если послушно сидел, заткнувшись в тряпочку, так оно же трещит, как хер в коробке.
Бабулечка говорит:
– Мы с котом живем душа в душу. Я его люблю, а он меня боится. И я считаю – это наилучшая форма взаимоотношений.
А кот сидит и правда боится. Лопнуть. Такая вот любовь.
У меня есть весы. Они мне часто врут и уезжают к маме. Отношения так себе. Потому что им нужны какие-то особые условия. Пол ровный, батарейку менять. И как вы понимаете, не очень-то и хотелось. Потому что женщина весом больше шестидесяти кг не считается человеком. Когда оказываешься в новой женской компании, то первые три вопроса, которые тебе задают, это – замужем ли, есть ли дети и сколько весишь. Я сначала не врала, и женщины меня очень жалели и говорили: «Ну, понятно». И на этом все.
Потому что о чем? Потому что для полного контакта нужно быть замужем или (в некоторых случаях это еще лучше) в разводе, с детьми и весить до пятидесяти пяти. А так что? Ясное дело – жирная, без детей, значит, развод не за горами. Короче, при таких параметрах распознать во мне человека практически невозможно. Потом я начала врать, и все как-то встало на свои места. Говорю:
– Двое, муж козел и пятьдесят два.
Мне говорят:
