– С такими убеждениями все вы попадете в ад.
Наступило долгое молчание. Вначале мне казалось, он размышляет о характере зла, служению которому он вольно или невольно себя посвятил. Отнюдь. Через некоторое время, поняв, что я жду от него ответа, он с легким удивлением сказал:
– Господин министр, я прежде не замечал за вами склонности к теологии.
Мой благородный порыв, мои возвышенные аргументы не произвели на него никакого впечатления.
– Вы – моральный вакуум, Хамфри, – сообщил я ему.
Он вежливо улыбнулся и слегка наклонил голову, как бы благодаря за учтивый комплимент.
– Если вы так считаете, господин министр…
Все это время Бернард находился в кабинете и – я обратил внимание – практически не делал заметок. Но что еще более необычно для него – не произнес ни слова. Поэтому я чуть не вздрогнул от неожиданности, услышав его голос:
– Господин министр, вам пора на встречу.
Я повернулся к нему.
– Вы держитесь в тени, Бернард. А как бы вы себя повели в этом деле?
– Я бы держался в тени, господин министр.
Разговор снова зашел в тупик. На этот раз окончательно. Я бросил Хамфри в лицо все оскорбления, на которые только был способен, а он воспринял их, как комплимент. Создается впечатление, что он начисто лишен морали. Нет, не аморален – просто у него отсутствуют моральные соображения. Он вежливо прервал мои печальные раздумья:
– Господин министр, полагаю, на вопросе о продаже оружия мы теперь можем поставить точку?
– Нет, не можем! – отрезал я и добавил, что намерен продолжить этот разговор с премьер-министром, поскольку его такие вопросы наверняка интересуют. Кого, как не его?! Затем я попросил Бернарда договориться об аудиенции у ПМ.
Сэр Хамфри со мной не согласился.
– Ошибаетесь, господин министр, именно о такого рода делах ПМ предпочел бы никогда не знать, уверяю вас.
– Посмотрим, – сказал я и отправился на встречу.
Вспоминает сэр Бернард Вули:
«Я хорошо помню свое крайне угнетенное состояние после того знаменательного разговора – из головы не выходила тревожная мысль: а вдруг министр прав? Настолько тревожная, что я даже поделился своими опасениями со стариной Хамфри. «В высшей степени маловероятно, – ответил он. – А вы о чем, собственно?»
Объяснил ему, что меня беспокоит проблема цели и средств. А вдруг я тоже со временем стану моральным вакуумом? Ответ сэра Хамфри, признаться, удивил меня. «Хотел бы надеяться, – сказал он. – Если, конечно, не пожалеете для этого сил».
Его слова расстроили меня еще больше. Понимаете, в те времена я искренне полагал: нельзя проводить в жизнь политику правительства, не веря в нее.
Сэр Хамфри только покачал головой и вышел из кабинета. Позднее в тот же день я получил от него памятную записку. Вот она:
ПАМЯТНАЯ ЗАПИСКА
От: Постоянного заместителя
Кому: Б.В.
5 сентября
Всесторонне обдумав Ваш вопрос, настоятельно рекомендую принять к сведению нижеследующее соображение.
За тридцать лет моего пребывания в Уайтхолле сменилось одиннадцать правительств. Если бы я верил во все политические линии, мне пришлось бы попеременно становиться:
1) ярым приверженцем вступления в Общий рынок;
2) ярым противником вступления в Общий рынок;
3) убежденным сторонником национализации сталелитейной промышленности;
4) убежденным сторонником денационализации сталелитейной промышленности;
5) убежденным сторонником ренационализации сталелитейной промышленности;
6) ревностным адептом сохранения смертной казни;
7) ревностным адептом отмены смертной казни;
8) почитателем Кейнса;
9) почитателем Фридмена;
10) приверженцем классической школы;
11) ниспровергателем классической школы;
12) фанатиком национализации;
13) фанатиком денационализации;
14) безнадежным шизофреником.
Х.Э.
На следующий день он пригласил меня к себе, чтобы лично убедиться, насколько хорошо я усвоил его наставление и готов ли ему следовать.
Конечно, его доводы неопровержимы, что и говорить. И все-таки на душе у меня по-прежнему было тоскливо.
– Мне надо во что-нибудь верить! – пожаловался я Эплби.
– Так давайте оба верить в необходимость того, что премьер-министра следует оградить от информации Хэкера, – предложил он.
В его правоте, увы, не приходилось сомневаться. Узнай обо всем этом ПМ – и расследования не миновать. А в результате – нечто вроде Уотергейта, когда расследование банальной политической акции вело к одному чудовищному откровению за другим и завершалось падением президента. «Не открывай банку с червями» – вот извечное золотое правило, которого всегда следует придерживаться!
– В жизни все взаимосвязано. Знаете, кто это сказал, Бернард? – спросил он.
– Очевидно, секретарь кабинета? – предположил я.
Сэр Хамфри улыбнулся.
– Почти угадали. Вообще-то, их сказал Ленин.
Затем он поставил передо мной конкретную задачу – не допустить разговора Хэкера с ПМ.
Мне было неясно, как это можно сделать. И я – наивный мальчишка! – поделился своими сомнениями с сэром Хамфри, за что немедленно получил нагоняй.
– Так пошевелите мозгами! – отрезал он. – Нам нужны птицы высокого полета, а не бескрылые исполнители, которые держатся в воздухе только благодаря случайным порывам ветра.
«Настал решающий момент моей карьеры», – почему-то подумалось мне. Я вернулся в свой кабинет и начал «шевелить мозгами». После мучительных раздумий я пришел к выводу: ни я, ни сэр Хамфри, ни мои друзья в аппарате на Даунинг, 10 не в состоянии собственными силами оградить премьер-министра от информации Хэкера.
Значит, необходимо было искать поддержку, так сказать, с политической стороны. Нам, то есть мне, нужен был кто-то, кто смог бы напугать Хэкера.
Эврика! Все встало на свои места. Есть только один человек, в задачу которого входит нагонять страх на членов парламента и министров, – главный Кнут!
Я тщательно обдумал свою стратегию. Схематически интрига выглядела приблизительно так:
а) Хэкер просил меня связаться с личной канцелярией ПМ и договориться о встрече;
б) значит, если бы сэр Хамфри переговорил с секретарем кабинета, тот мог бы переговорить с личным секретарем ПМ, а затем они все вместе встретились бы с главным Кнутом;
в) главный Кнут, можно не сомневаться, сразу же поймет суть проблемы. Когда Хэкер явится на Даунинг, 10, он встретит его и скажет, что ПМ занят и поручил ему переговорить с Хэкером.
Я немедленно поднялся к Эплби и поделился своими соображениями. Он одобрительно кивнул. Тогда я поднял трубку телефона.
– Что вы собираетесь делать, Бернард? – удивился он.
– Мне показалось, вы хотите переговорить с секретарем кабинета, сэр Хамфри, – невинно объяснил я.
Он взял у меня трубку и набрал номер. Я молча слушал. Закончив разговор, Эплби откинулся на спинку стула и устремил на меня испытующий взгляд.
– Послушайте, Бернард, считаете ли вы себя обязанным, являясь личным секретарем министра, информировать его об этом разговоре?
– О каком разговоре? – не моргнув глазом, спросил я.
Сэр Хамфри предложил мне «шерри», поздравил и выразил надежду, что со временем я все-таки стану моральным вакуумом.
Пожалуй, именно тогда я, впервые по-настоящему поверил в свое будущее, в то, что когда-нибудь меня сделают главой британской государственной службы».
(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.) 8 сентября
Весь день не могу отделаться от ощущения какой-то вины – какой? – и… собственной глупости. Не поставил ли я под угрозу свое будущее? Остается только надеяться, что Вик Гульд (главный Кнут. – Ред.) представит меня ПМ в благоприятном свете, когда речь зайдет о серьезных вещах.
Все-таки сегодня я оказал ему большую услугу. Однако Вик – странный парень и, возможно, смотрит на все иными глазами.
Кстати, его я меньше всего ожидал увидеть. Утром должна была состояться моя встреча с ПМ в палате общин, но когда я вошел в его кабинет, там сидел Вик Гульд.
Внешне Вик производит впечатление умудренного опытом государственного мужа – копна седых волос, величественная осанка, хищное лицо, но манера поведения выдает в нем до мозга костей партийного деятеля. Он то обаятелен и даже сентиментален, то через мгновение вульгарен и груб.
Вик сказал – как мне почудилось, нарочито небрежным тоном, – что ПМ занят и поручил ему переговорить со мной.
Я почувствовал себя слегка уязвленным. Вик мне не начальник. Даже если в его обязанности входит следить за партийной дисциплиной, он всего лишь один из моих коллег, такой же, как и я, член правительства! Между прочим, я даже не предполагал, что он настолько близок к ПМ. А может, не настолько. Может, он просто убедил премьер-министра (который не знал, почему я попросил о встрече), что моя проблема носит не политический, а скорее партийный характер? Но непонятно, откуда Вику известно, чего я хочу. И чем руководствовался ПМ, посылая вместо себя главного Кнута? От таких вопросов можно превратиться в настоящего параноика.
