– Через окно? С третьего этажа?… Но ведь это как-то должно было отразиться на них. Самое удивительное и самое главное, что с начала этих краж он стал бешено работать. Я даже поражен этим. Совершенно не предполагал, что он такой способный работник. У него получаются очень неплохие проекты. Если бы он все время так работал, то я не обращал бы внимания на его вечные опоздания…
Итак, мнение о Лесе уже подверглось значительной метаморфозе, когда все внезапно разъяснилось. Совершенно измученная пани Матильда попросила аудиенции у директора и объяснила секрет происходившего с документами, причем ее лицо покрывалось то бледностью, то румянцем. Через полчаса об этом секрете уже знало все бюро. Дело в том, что книга опозданий и книга секретных документов составляли одно целое. Просто треть книги заполнялась с одной стороны, а треть – с другой и вверх ногами. В зависимости от того, какой стороной вверх лежала книга, терялся тот или иной документ. Это преудивительнейшее обстоятельство и ввергло администраторшу в безграничное отчаяние, а весь персонал бюро – в настоящую эйфорию.
– Это от жары, – призналась ужасно сконфуженная пани Матильда. – Со мной никогда ничего подобного не случалось. Пан Лесь, простите меня. Ведь я все время подозревала вас.
Прощение Леся ей удалось получить без особого труда, а в поведении его произошла непонятная метаморфоза. Его автограф снова стал регулярно появляться в книге опозданий, но атмосфера вокруг стала совершенно иной. Лесь долго не мог понять, в чем дело, пока окольной дорогой не дошло до него известие, что оба начальника решили не обращать внимания на его постоянные опоздания при условии, что он будет работать так же, как тогда, когда заканчивал внутреннюю колористику. Но он никогда так и не узнал истинной причины, что они решились на это (старательно скрывая друг от друга) из-за опасения перед помешанным…
Итак, Лесь теперь полностью избавился от мучительных мыслей и преступных намерений. Он отказался от убийства администраторши и теперь сам удивлялся, как мог прийти ему в голову такой дурацкий план. Он кончал колористику, превращая ее в настоящее произведение искусства, и всем своим существом ловил малейшие признаки внимания со стороны любимой женщины. Знаки рождали новые надежды, вскормленное этими надеждами чувство полыхало все более ярким пламенем, и все указывало на то, что желанная минута приближается, что она – вот тут, близко, совсем рядом.
Накануне дня отправки проекта на утверждение, в половине четвертого пополудни, Януш притащил из светокопировальни семь экземпляров проекта в переплетах.
– Смотрите на это чудо! – с удовлетворением воскликнул он, показывая на высящуюся на столе груду проектов. – Успели!
Каролек тоже посмотрел на проекты и повернулся к Лесю.
– А у тебя? – спросил он.
Лесь безмолвно и торжественно указал на красиво уложенные цветные переплеты документов. Только один требовал лишь последней подписи.
– Так что? – оживился Каролек. – Мы можем, как люди, уже идти домой?
– Смотря кто… – сердито буркнула Барбара.
– Я иду, – категорически заявил Януш. – А то я уже забыл, как выглядит солнечный свет на улице. Хочется посмотреть.
– Ну и я пойду, – сказал Каролек и посмотрел сочувственно и доброжелательно на Барбару. – А ты остаешься?
– Ты когда-нибудь видел работу, которая сама бы себя выполняла? – ядовито осведомилась Барбара.
Сердце Леся бешено забилось. Он хотел было подписать последний документ и уйти, но теперь перед ним открывалась новая перспектива. Первый раз за много дней у него появился шанс остаться наедине с любимой женщиной. Наконец-то настал момент, о котором он так страстно мечтал. Кто знает, может, она тоже осталась здесь не ради этой дурацкой работы, а для него, Леся…
В бюро было тихо и спокойно. Едва не подавившись своими чувствами, Лесь поднялся со стула, встал за спиной Барбары и принялся буравить взглядом ее затылок, гипнотизируя жертву подобно удаву, желавшему проглотить невинную жертву.
Но ничего не произошло. Затылок не реагировал на гипноз. Тогда Лесь решил действовать.
– Барбара, – робко шепнул он.
– Ну? – буркнула Барбара, не отрываясь от работы.
Лесь помолчал, приводя в порядок свои голосовые связки.
– Барбара! – шепнул он еще более страстным голосом.
– Четыре… Двадцать два… – произнесла Барбара со злостью и повернулась к Лесю. – Ну что нужно? Зачем торчите сзади, словно соляной столб?
– Барбара, вы очень красивы…
Барбара прекрасно отдавала себе отчет в том, что она красива, и сознание этого, вообще говоря, было ей приятно. Но сейчас у нее была работа, требующая внимания, состоящая преимущественно из расчетов и потому особенно мучительная, а за окном разворачивался очаровательный летний вечер, который требовал к себе совершенно иного отношения. К тому же она ощущала в себе прозаическую потребность поесть, и непонятное поведение Леся выводило ее из себя.
– Ну так что? – сердито спросила она. – По этому поводу вы и вросли в пол?
Как слова, так и тон Барбары создали у Леся впечатление, что что-то происходит не так. Как-то иначе должна была выглядеть эта желанная минута. Но чувства его были очень высокой пробы, поэтому он не стушевался, а наклонился к любимой женщине пробуравил ее соблазнительным взором.
– Я люблю вас, – пламенно прошептал он.
Барбара пожала плечами, с жалостью посмотрела на Леся и постучала пальцем по лбу.
– Жара на вас действует вредно, – холодно произнесла она. – Конечно, можете любить, если вам так хочется, но любите, пожалуйста, за своим рабочим столом. У меня нет времени на глупости.
И она вернулась к работе. Лесь продолжал стоять дальше, полусогнувшись, словно в поклоне, стараясь просверлить взглядом стальную дверь, которая появилась на месте затылка Барбары. Ледяной холод с ее стороны немного привел его в себя, и он снова ощутил, что происходит что-то не то.
– Такая красивая и такая жестокая, – трагическим шепотом сказал он.
Из-за полусогнутого положения у него затекла спина, поэтому он выпрямился и немного постоял еще, стараясь придумать что-нибудь дипломатическое, чтобы выйти из этого положения, но в голову ничего не лезло, и он отошел, сел на стул и издал такой вздох, что с его стола слетело распоряжение по бюро номер сто пять.
* * *
Видимо, не пришло еще его время. Но он не терял надежды. Эта скала в образе женщины должна же будет когда-нибудь смягчиться! И он решил не отступать. Капля за каплей – вода камень точит. Не сегодня – так завтра, не завтра – так послезавтра его чувство должно проникнуть в ее каменное сердце. Но время шло, а положительных изменений не намечалось. Все усилия Леся не приносили желаемых результатов. Ни бесчисленные часы, проведенные в бюро после работы, ни многочисленные вздохи, которые, будучи собраны вместе, могли бы породить небольшой ураган, ни влажные страстные взгляды не продвинули его вперед ни на шаг. Наоборот, все указывало на то, что он стремительно движется в противоположном направлении.
Увлеченный обольщением Барбары, Лесь совершенно забросил работу. Следующий проект был в полном разгаре. Каролек и Януш уже начали рабочие чертежи, Барбара погрузилась в разработку площадки, а Лесь не делал ничего. Спешка совершенно не трогала его. И вообще он считал, что его талант проявил себя уже в достаточной степени, так что он мог позволить теперь себе работать, как ему вздумается. И, разумеется, стал полностью игнорировать свою часть работы.
Но коллеги его были совершенно иного мнения. Януш все чаще и чаще издавал что-то вроде яростного рычания, Барбара смотрела на Леся недоброжелательно и угрюмо, а директор, глядя на полный беспорядок на Лесевом столе, хмуро качал головой.
– Нет сил, – доверчиво признавался он главному инженеру. – После того срыва он совершенно поглупел. Ничего не делает, ежедневно опаздывает, а у нас уже трещат все сроки.
– И все же он способный архитектор, – задумчиво отозвался главный инженер. – Что-то в нем есть. Может быть, он болен?
– Разве что на голову, – мрачно заметил директор. – Не знаю, что с ним делать. Объявить ему выговор? Благодарность? Что-нибудь еще? Не хочу его увольнять, потому что видел, как он великолепно сделал интерьер. Я все же не теряю надежды…
Поглощенный своим чувством Лесь, после долгих и бесплодных попыток обольщения стал смутно ощущать нечто непривычное для себя. Уже привыкший к признанию, считающий, что пробудил у всех чувство удивления и уважения, он вдруг заметил, что все снова принялось портиться. Все вокруг начали относиться к нему с пренебрежением и раздражением. Януш с идиотским упорством придирался по поводу чертежей, директор бормотал что-то об опозданиях, а Барбара сопротивлялась с невиданной стойкостью.
