Что заставляет одну труженицу сидеть целый день в офисе, а другую — гулять всю ночь по панели, неизвестно. Но поменяй их местами — погибнут обе. Каждому свое. Несомненно другое: в подавляющем большинстве женских душ живет проститутка. Просто часто она не активизирована. Или настроена работать по пожизненному найму — как служащий солидной японской компании.
Выходить каждый вечер на работу — трудно. Нужно держать себя в форме, нервы — в руках, а ноги — в ботфортах на таких каблучищах, в которых далеко не убежишь. Не каждой удается устоять на этой головокружительной высоте! Замужем проще. Нашла мужа и все — экстрим кончился. Можно сдавать стринги в утиль.
Но точно так же, как и доярки или учительницы, продажные женщины делятся на три категории. Половина из них — врожденные халтурщицы. Хоть член, хоть доильный аппарат они будут обслуживать исключительно непрофессионально. Даже если занимаются этим всю жизнь.
Причем за любые деньги! Можно накинуть сверх положенных по киевским расценкам пятисот гривен в десять раз больше — все равно будет жевать прибор, как корова силос. Еще и развлечет напоследок историей про свою больную бабушку. Постоянные потребители сексуальных услуг добровольно обмениваются на сайтах информацией о таких бракоделках, чтобы не попадаться снова. Их боятся пуще СПИДа.
Еще сорок пять процентов девушек способны кое-как симулировать трудовой энтузиазм. Стахановки из них не получатся. Но обычные средние уличные ткачихи — выходят. Даже швеи-мотористки, способные обслужить до трех клиентов за ночь. Втайне эта категория работниц тяготится своей деятельностью. Но виду не подает, так как родители научили ее добросовестно относиться к труду.
И, наконец, последняя разновидность ночных бабочек порхает исключительно по призванию. Это может быть скромная студентка, зарабатывающая губками на новую сумочку или модное пальто; примерная жена, не вызывающая никаких подозрений; или суперпрофессионалка, заслужившая своими услугами квартиру на Крещатике.
В любом случае, они отдаются по максимуму, ибо не умеют иначе. Не просто «с огоньком», как вторая категория, а с целым крематорием страсти. «Я очень популярная! — говорила мне одна из них. — Меня берут даже такие люди, как…» (Дальше следовала фамилия известнейшего в Украине олигарха, рекламировать которого «за так» я не намерен.)
Естественно, проститутка по призванию обожает деньги. Но ей важно еще и удовольствие от процесса. Кроме оргазма, она способна испытывать вдохновение, ничем не отличающееся от того, что посещает любого творческого человека.
Клиент для нее — муза. Кровать — лист бумаги для короткой новеллы с неожиданным концом или для длинного романа с продолжением. Есть рукодельницы, способные настрочить невероятно пухлые тома! Они стареют вместе со своими постоянными заказчиками, приноравливаясь ко всем изгибам их биографий.
Украина напрасно сражается с продажной любовью. Бабушка просто забыла свою боевую молодость, когда грешила групповым сексом одновременно с ляхом, турком и москалем.
С тех пор немало отошло вод. Родились новые поколения, не помнящие об историческом прошлом. Но по-прежнему самой успешной в мире украинкой остается Роксолана, продавшаяся султану вместе с верой и потрохами.
И пока будет так — ничего не изменится. Когда отовсюду слышишь: «У нас забрали все!», стоит ли удивляться, что многие выносят из дому то, что осталось — то есть, самих себя?
Истина скрывается в самых неожиданных местах. Когда — в вине. Когда — в банковском сейфе. Иногда она может прятаться даже между двух продажных женских ног. И от этого не перестает быть истиной.
Наукой доказано: от частого употребления женщина портится. После года совместной жизни с ней не можешь отделаться от впечатления, что несчастная объелась грибков-галлюциногенов. Каждая ее фраза — тяжелый бред. Каждый жест — иллюстрация к истории болезни. Каждый поступок — повод для помещения в психиатрическую лечебницу.
Нет ничего страшнее, чем проснуться однажды утром рядом с законной половиной, стянувшей с тебя одеяло. Баба расслабленно потягивается, чешет дремучую подмышку, воображая себя Джулией Робертс — жизнь удалась! Заведя себе мужа, она уверенна, что так будет вечно. Ее финансовые проблемы — теперь твои. Ее фантазии — как пыль, по всему дому. Ее головная боль завелась и в твоем мозгу. А если не завелась — тем хуже. Самка в шоке — отчего это ты, подлец, ничего не испытываешь? Даже сочувствия?
Поэтому, угрюмо уставившись в потолок, спрашиваешь: как это меня так угораздило? Ведь читал же в детстве: «Женись, мой друг, когда уже ни на что не годен!» Это толстовский князь Андрей говорил толстовскому же Пьеру Безухову. Знал Лев Николаевич толк в семейной жизни! Недаром чуть не пришиб однажды супругу обычной пишущей машинкой. Жаль промахнулся! Не пришлось бы перед смертью из Ясной Поляны бежать. Умер бы, как приличный человек, на чистой постели, а не на железнодорожной станции среди чужих людей. И зачем, спрашивается, такие хорошие романы писать, если живешь все равно не по ним, а по семейному кодексу?
Сколько ни наблюдаю за женщинами, все чаще прихожу к выводу, что Дарвин ошибся. В животном мире у нас с ней разные предки. Мы, мужчины, произошли от интеллектуальной обезьяны. Она — от таракана.
Во-первых, у нее тараканы в голове. Во-вторых, заводится на кухне, как таракан. В-третьих… Какая разница, что в-третьих, если и так понятно, что за беда!
Субботнее утро — тяжелое испытание для любой семьи. Вроде все сделано. Еще вчера. Вроде никуда не надо спешить. А сбежал бы сразу. Лишь бы не слышать, как она допрашивает: «Какие у тебя планы на сегодня, дорогой?»
Был бы действительно «дорогой» — промолчала бы. А, может, я размышляю о смысле жизни? Или изобретаю новейшую философскую систему? Или просто приблизился к пониманию категории «бесконечность»? Причем, не на теоретическом, а на образном уровне. Так, что даже и ей сейчас бы все объяснил?
Нет, всегда под руку! Вякнуть некстати — ее обычный прием. Как та спартанка, что, провожая сына на войну, прогнусавила: «Или на щите, или со щитом!» А то без нее не знали бы! Мужская жизнь всегда между двумя этими позициями. А еще чаще — без всякого щита с одним кинжалом в зубах на танки. Ее же привилегия — сидеть у нас за спиной, которая, как известно, лучше любого щита. И при этом зудеть хуже свежепосоленной ранки.
Все женщины до гробовой доски желают оставаться папиными дочками. Им нравится, когда их ладошка целиком в отцовском кулаке. Они обожают подарки и комплименты — всегда искренние и непременно из сильных рук. Если из мужчины общество целенаправленно выбивает сначала плаксивую бабу, а потом несмышленого мальца, то на маленькую девочку в здоровенной тетке смотрят сквозь пальцы. Дескать, как-нибудь уживутся одна в другой — по принципу матрешки.
Но уживаются они плохо. Как и все, что страдает раздвоением личности. Так и не ясно, что в следующую минуту выскочит из этой куклы — существо, желающее остановить на скаку коня, или боящееся войти в самую обычную (даже не горящую) избу, где установлена расстеленная двуспальная кровать.
Дать, не дать — любимая девичья игра. Или дать так, чтобы никогда больше не захотелось. В результате, мужчина, узнавший на практике, что такое женская душа, навсегда уходит к проституткам. Дабы отныне общаться только с телом — без сопутствующих ему вредных примесей.
Вся социальная история человечества — летопись мужского бегства от семейных ценностей. Дом философа подобен казарме. Марк Аврелий жил в полевом лагере на границе с германцами. Диоген — в бочке. Наш Сковорода — шлялся между чужими домами на манер бродячего бомжа. Скромность обстановки не помешала первому оставить классические «Наедине с собой», второму — послать на хрен Александра Македонского, а последнему — увековечиться всего одной фразой: «Мир ловил меня, но не поймал!»
Гордые и красивые всегда бежали из дому, чтобы творить благо и злодействовать. Уйти в пираты или святые — вечная мужская мечта. Только мужчина способен раздать все свое добро бедным или наоборот отобрать у них все. Некоторые умудряются делать даже то и другое, попеременно подражая то Чингиз-хану, то Иисусу Христу.
Женщина на такую душевную ширь не способна. Она может только тащить все в дом, к концу жизни окончательно превратив его в склад ненужных вещей, где нет ничего более лишнего, чем она сама. Но никто еще не видел мужчину, все страсти которого сводились бы к одной убогой формуле — жениться, жить долго и счастливо и умереть в один день со своей женой. И даже если такой оригинал найдется, то даже самые отчаянные феминистки признают его не мужчиной, а тряпкой.
В мировой истории существовало только одно идеальное общество — Запорожская Сечь. Классическая страна матриархата — Украина — подарила высшую формулу женоненавистнического мужского союза. «Незваный гость хуже татарина», — гласит поговорка. Но, оказалось, баба хуже даже незваного гостя. Поэтому казаки предпочитали жить прямо в Диком Поле, деля его с татарами, — лишь бы не жениться никогда.
