– Нет, ты смотри, какая попка, чел. Первый сорт. Первосортная попка, – сказал мой друг Дэн одним весенним утром, когда мы, двенадцатиклассники, выходили с урока.
– А то, – отозвался я. – И вообще Николь суперская. Я думаю пригласить ее на выпускной.
– Ты только не обижайся… но с тобой она не пойдет. Она спит со студентами.
– Ты это точно знаешь?
– Не, не знаю, но интуиция подсказывает. Такие обычно спят со студентами. Понимаешь, я могу вообразить ее в постели со студентом, но с тобой… Ты меня прости, конечно, но нет… мое воображение в ауте…
Я тоже не мог вообразить Николь в постели рядом с собой. Впрочем, я вообще не мог вообразить себя в момент полового акта. Я даже не знал, каково это – потрогать обнаженную женскую грудь. После первого поцелуя в моей жизни было несколько свиданий в кафе, пара вечеров с обнимашками и потертость на причинном месте (на память о том, как мы страстно прижимались друг к дружке, не раздеваясь). Но я созрел для следующего этапа.
– Просто подойду и приглашу. Откажет так откажет, ничего особенного, – не сдавался я.
– Допустим. Но если она откажет, все девчонки узнают: они между собой только о парнях и говорят. И когда ты попробуешь пригласить другую, она поймет, что для тебя она – запасной вариант. И тоже тебе откажет, – и Дэн добавил: – Вот видишь, я тебя логической бомбой [7] оглушил.
Эта фраза меня взбесила, но отчасти Дэн был прав. Я призадумался. Не хотелось испортить лучший в жизни вечер из-за того, что я переоценил свое обаяние. И правда, какой смысл приглашать девушку, которой мне не видать как своих ушей? Уже через несколько минут я отбросил свой первый план и решил пригласить ту, которая железно согласится. Такая у меня на примете была – моя одноклассница Саманта. Маленькая, щуплая, с глубоко посаженными темными глазами – персонаж Тима Бертона. Обычно мы с Самантой первыми приходили на английский, и она часто заговаривала со мной – спрашивала, как дела, не надо ли помочь с домашкой. Я не сомневался: она ко мне неровно дышит. Ведь с остальными она почти не общалась.
На следующий день, когда урок закончился, я нагнал Саманту в дверях:
– Привет!
– Привет! Хочешь что-то спросить? – откликнулась она радостно. Мы неспешно вышли во двор.
– Я вот думаю… Ты не хотела бы пойти со мной на выпускной? – спросил я уверенно.
– Э-э-э… я… – она замялась, точно поперхнувшись, и ускорила шаг.
Я тоже прибавил скорость.
– Ты меня хорошо расслышала? – окликнул я ее, запыхавшись.
Но она перешла с шага на бег и понеслась во весь опор, петляя в толпе. Так игроки НФЛ несутся с мячом к воротам! Пятьдесят ярдов за десять секунд. Я побежал было вслед, но Саманта и не думала останавливаться. Еще через несколько секунд она притворилась, что сворачивает налево, а сама резко рванула вправо и была такова.
Несколько часов спустя. Шестой урок. Физра. Сидим на трибунах у футбольного поля – я, Дэн и наш общий приятель Робби. Я зашнуровываю кроссовки, готовясь к пробежке, и рассказываю, что случилось.
– Вот так вот сразу? Ни хрена себе, – сказал Робби.
– Да, взяла и убежала, – сказал я.
– А ты чего за ней погнался как насильник? – поинтересовался Дэн.
Я вспылил:
– Допустим, погнался. Но не как насильник!
Втайне я был удивлен и уязвлен тем, что Саманта не оправдала моих надежд. Я-то думал, с ней все пройдет гладко. И что же – до выпускного осталось девять дней, а я один как перст. Я занервничал. На следующий день, все еще залечивая раненое самолюбие, попытался поплакаться однокласснику – коренастому хулиганистому филиппинцу по имени Ангел. Я слышал, что он – единственный в нашем классе, кому не с кем пойти на выпускной. Перед пятым уроком я обернулся к нему и сказал:
– Девчонки совсем очумели из-за этого голимого выпускного. Принцев ждут, что ли?
– Говори за себя, анчоус. А я на прошлой неделе пригласил одну. У нас на районе живет. Мой брат говорит, она любит трахаться без гондона, – гордо сказал Ангел.
Финиш. Я официально признан никому нафиг не нужным изгоем.
– Я пойду с тобой, – проговорил кто-то тихо.
Я обернулся. Ванесса, бывшая девушка Робби. В классе она сидела позади меня. Робби расстался с ней несколько месяцев назад. Объяснил так: "По-моему, она решила, что я – тупой, а я решил, что это она тупая". Предложение Ванессы показалось мне немного странным. Ну, конечно, с Николь она не может сравниться. Но внешность – вполне себе ничего, а Робби всегда говорил: "Она как бешеная". Раз она меня пригласила, я предался фантазиям на темы бешенства: выпьем, потанцуем, я пощупаю ее грудь и, возможно, даже расстанусь с девственностью. Я улыбнулся Ванессе и сказал, что должен сначала поговорить с Робби, но буду очень рад пойти на выпускной с ней.
После уроков, когда мы шли на тренировку по бейсболу, я спросил Робби:
– Ты не против, если я пойду с твоей бывшей?
– Да хоть в зад ей вдуй, мне без разницы. Я абсолютно не против.
В общем, на следующий день я согласился на любезное приглашение Ванессы.
– Вот только… мне не хочется ехать в лимузине вместе с Робби и твоими друзьями, – сказала она, теребя ластик на своем карандаше. – Но это не из-за Робби, учти. Можешь ему так и передать.
Я расстроился, что не смогу поехать на выпускной в компании всех моих приятелей с их девушками. Но главное – у меня будет красивая спутница. Настроение было самое оптимистичное: меня ждет лучший вечер в жизни.
И вот наступила пятница. Я сел за руль маминого "олдсмобиля-ачива" 1992 года и поехал к Ванессе (она жила в двух милях от меня). По дороге предвкушал разнообразные удовольствия. Аж глаза лезли на лоб. Аж вспотел. Пришлось свернуть на обочину, расстегнуть рубашку и хорошенько промокнуть подмышки старой футболкой. Ванесса выглядела сногсшибательно. Подвела глаза черной тушью. Ее голову украшали тысячи золотистых завитушек – ни дать ни взять ломтики картошки фри. Я нарядился в черный смокинг и белые брюки, взятые напрокат в ближайшем торговом центре. Смокинг был мне велик на два размера, но администратор – такой же школьник, как я, – заверил, что в нем я похож на "настоящего сутенера, доктора сутенерских наук". У моего папы были другие ассоциации:
– Ну, ты как пингвин, умирающий от СПИДа.
Прежде чем мы выехали, мама Ванессы попросила нас сфотографироваться на память.
– Обними ее, – рявкнула она, нацелив на нас объектив.
Мы встали в позу у машины, но чувствовалось: нам обоим почему-то неловко. Убрав руку с плеча Ванессы, я увидел на ткани темное пятно – отпечаток моей вспотевшей от волнения ладони.
В пути Ванесса была какая-то странная – отмалчивалась. Я ерзал, возился с настройками кондиционера. А потом все-таки попробовал растопить лед.
– Все нормально? – жизнерадостно спросил я.
– Что сказал Робби, когда ты ему сказал, что идешь на выпускной со мной?
– Сказал, что он абсолютно не против, – промямлил я.
– Вот так и сказал? Он абсолютно не против?
– Угу.
– А конкретно? Скажи мне дословно, что он сказал? – допытывалась она, скрипя зубами.
Я вспомнил фразу насчет зада и опешил:
– Да только это и сказал. Что он не против.
– "Я абсолютно не против"? И больше ничего? Не может быть! Он еще что-нибудь добавил.
– Да нет, только это и сказал. Больше ничего. Клянусь.
– Ах так! Пошел он…! Он, значит, абсолютно не против? Брехня! Врет, как дышит! Вот гад! Вот сволочь!
Она умолкла. Я прикусил язык. А она уставилась в окно – точно арестантка, которую везут в тюрьму. Так и доехали молча. Выпускной проходил в неком отеле с застекленным фасадом. Я заехал на подземную автостоянку, сунул руку под сиденье и вытащил бутылку шнапса "Мятный", которую мне, несовершеннолетнему, днем купил какой-то бомж – конечно, за мои деньги плюс комиссионные. Я предложил Ванессе сделать первый глоток. Она схватила бутылку и приложилась к ней надолго – точно топила воспоминания об ужасах вьетнамской войны. Следующие пять минут мы, не проронив ни слова, пили из горла поочередно, пока у меня не занемели губы и щеки. Я запихнул почти опорожненную бутылку под сиденье, мы вышли и направились к лифту.
Шнапс ударил мне в голову, настроение стало какое-то сварливое:
– Ты вообще-то не хотела со мной идти, правда?
Ванесса обернулась ко мне, изумленно распахнув глаза.
– Ты, что, дебил? Здесь же мой бывший… с другой девушкой, – и она зарыдала. – Мне надо где-то присесть. А то меня… сейчас стошнит.
На заплетающихся ногах мы брели по грязному красному ковру через холл отеля, мимо пошлых бронзовых ламп, кресел с зеленой полиэстровой обивкой и стайки женщин, о которых я подумал: "Наверно, проститутки". Когда мы поравнялись с этими дамами, одна приподняла руку, заткнула ноздрю большим пальцем и высморкалась прямо на пол, себе под ноги.
Преодолев две тамбурные двери в дальнем конце холла, мы вошли в огромный темный бальный зал, где человек триста – наши однокашники – дрыгались под звуки "End of the Road" группы Boyz II Men.
