— Но я подумал, — испуганно сказал Славик, — я подумал, что холодильник у нас уже есть, а ежика нет…
— Замолчи! — закричал папа и вскочил с дивана. — Кто?! Кто этот мальчик?! Где он?!
— Он в соседнем доме живет, — сказал Славик и заплакал. — Его Сеня зовут…
— Идем! — снова закричал папа и схватил ежика голыми руками. — Идем, быстро!!
— Не пойду… — всхлипывая, сказал Славик. — Не хочу холодильник, хочу ежика!
— Да пойдем же, оболтус! — захрипел папа. — Только бы вернуть билет, я тебе сотню ежиков куплю…
— Нет… — ревел Славик. — Не купишь… Сенька и так не хотел меняться, я его еле уговорил…
— Тоже, видно, мыслитель! — ехидно сказал папа. — Ну, быстро!..
Сене было лет восемь. Он стоял посреди двора и со страхом глядел на грозного папу, который в одной руке нес Славика, а в другой — ежика.
— Где? — спросил папа, надвигаясь на Сеню. — Где билет? Уголовник, возьми свою колючку и отдай билет!
— У меня нет билета! — сказал Сеня и задрожал.
— А где он?! — закричал папа. — Что ты с ним сделал, ростовщик? Продал?
— Я из него голубя сделал… — прошептал Сеня и захныкал.
— Не плачь! — сказал папа, стараясь быть спокойным. — Не плачь, мальчик… Значит, ты сделал из него голубя. А где этот голубок?.. Где он?..
— Он на карнизе засел… — сказал Сеня.
— На каком карнизе?
— Вон на том! — И Сеня показал на карниз второго этажа.
Папа снял пальто и полез по водосточной трубе.
Дети снизу с восторгом наблюдали за ним.
Два раза папа срывался, по потом все-таки дополз до карниза и снял маленького желтенького бумажного голубя, который уже слегка размок от воды.
Спустившись на землю и тяжело дыша, папа развернул билетик и увидел, что он выпущен два года тому назад.
— Ты его когда купил? — спросил папа у Славика.
— Еще во втором классе, — сказал Славик.
— А когда проверял?
— Вчера.
— Это же не тот тираж… — устало сказал папа.
— Ну и что же? — сказал Славик. — Зато все цифирки сходятся…
Папа молча отошел в сторонку и сел на лавочку. Сердце бешено стучало у него в груди, перед глазами плыли оранжевые круги… Он тяжело опустил голову.
— Папа, — тихо сказал Славик, подходя к отцу, — ты не расстраивайся! Сенька говорит, что он все равно отдает нам ежика…
— Спасибо! — сказал папа. — Спасибо, Сеня…
Он встал и пошел к дому.
Ему вдруг стало очень грустно. Он понял, что никогда уж не вернуть того счастливого времени, когда с легким сердцем меняют холодильник на ежа.
1967
Он дочитывал Светония, когда мама усадила его на высокое креслице перед тарелкой каши и надела клеенчатый фартук. Он капризничал, просил утренние газеты. Когда мама вышла, он позволил коту облизать тарелку.
После завтрака он включил магнитофон и наговорил несколько мыслей по теории игр, слушая Баха по транзистору. Бах всегда приводил его размышления в систему. Потом он разобрал заводную ракету и, морща нос от возмущения, набросал статью в газету о безобразном качестве отечественных игрушек. Куском угля на фартуке он нарисовал решение теоремы: решение пришло, когда он ел кашу.
Для отдыха он решил несколько шахматных композиций и комплекс задач «Состязание эрудитов», который про себя называл «состязанием идиотов».
Когда мама стала укладывать его спать, он упорно возражал ей на португальском языке. Мама, как обычно, говорила:
— Сейчас же спи, не болтай.
Во сне ему снились животные, которые обитали в дебрях Африки и не были еще открыты учеными.
После обеда он убежал во двор, где большие девятилетние ребята гоняли консервную банку. Он побежал вместе с ребятами и быстро сказал:
— Я надеюсь, что смогу принять участие в игре.
— Иди ты, тюлька! — крикнул второгодник Борька Кулаков на бегу и оттолкнул его.
Он топтался на краю поля, ныл и просился.
Дворничихина дочь Тася, девчонка в женском платке и в пальто колоколом, подошла к нему.
— С праздником вас, — сказала Тася, поджимая губы, и вдруг скорчила рожицу, так что лицо ее стало похоже на античную маску. — Э-э, не принимают, не принимают!
— Дура, — ответил он сдержанно. — Мегера.
— А у тебя ноги разные. — сказала Тася.
Он снисходительно улыбнулся, однако глянул на свои ноги.
В это время вратарь Мишка Кучин получил банкой по локтю, засмеялся, заплакал и начал кататься по траве.
Второгодник Борька Кулаков воспаленно посмотрел на него и приказал:
— Вставай уж в ворота, полиглот-живоглот.
Он стал в ворота, он пропустил три банки, он взял четвертую и почувствовал себя счастливым и великим. Но тут вратарь Мишка Кучин перестал корчиться после травмы и сказал ему:
— А ну, катись, мелюзга!
Он втянул голову в плечи, умильно улыбнулся и предложил Мишке:
— Давай вместе стоять, а?
Мишка грубо захохотал, а второгодник Борька Кулаков завопил:
— Гони его!
И когда Мишка легко выволакивал его в аут, он повторял несчастным голосом:
— Я вас прошу: будем стоять вместе, вместе!
Он вытер слезы и подумал, стоя рядом с Таськой: «Сик транзит глория мунди»[1].
Таська задумчиво на него посмотрела и сказала:
— От мегеры слышу.
Когда ребята кончили играть и ушли, он оглянулся, схватил пустую консервную банку, спрятал ее под рубашку, и ему стало легче.
Вечером он давал интервью корреспонденту молодежной газеты. Корреспонденту на прощанье он подарил его портрет в стиле фресок Тассили, который он сделал во время интервью.
В интервью он заявил, что в последнее время размышляет о смерти, что он завещает свои открытия ряду академий мира; себе он оставляет только пустую консервную банку из-под сельди в томате.
1968
Мы лежали на крыше сарая. Петька ни с того ни с сего спросил:
— А что такое глаувандра?
Ирка завозилась, толкнула меня и скороговоркой повторила:
— Глаувандра, глаувандра… что такое? — И давай повторять: — Гла-аа-у-у…вандра… Глау-у-у…ва… Это животное!
— Ха-ха! Хо-хо! — загадочно ответил Петька.
Ирка села и упрямо заявила:
— Это животное, вроде кошки.
— Не знаете, — сказал Петька удовлетворенно и стал слезать с крыши.
— Город! — проговорил я неожиданно. — Город в Индии.
— Я пойду за квасом, — сказал Петька. — А вы вспоминайте. Так я вам сразу и открыл.
— Вулкан, вулкан! — крикнула Ирка вслед Петьке. — Глауванджаро!
Когда Петька ушел, я Ирку предупредил:
— Я эту вашу Глау… вашу выдру отгадывать не буду. Я сам знаю такое, чего никто не знает!
— Ну скажи, скажи, воображала!
Я великодушно объявил:
— Инфлюэнция!
Ирка притворно захохотала:
— О-ё-ёй! Кто ее не знает! Все ее везде знают! Ну все-все!
— Все знают, а ты ни бум-бум! — сказал я.
Тогда Ирка важно объявила:
— Инфлюэнция — это самый красивый город в Италии!
— Молодец, Ирка, — сказал я. — Возьми с полки пирожок с гвоздями, и съешьте со своим Петькой! Вы со своим Петькой не читаете ни одной газеты и не знаете инфлюэнцию. А вот люди, которые читают много разных газет и умеют считать до миллиона, называются как раз инфлюэнция.
Ирка покраснела и сказала:
— Зато ты еще не ходишь в баню, тебя в корыте моют!
— Слезай с нашего сарая! — закричал я тогда. — И не подходи к нему близко!
В это время во двор вошел Петька с бидоном и спросил:
— Ну как, отгадали?
Ирка плаксиво сказала:
— Он меня со своего несчастного сарая согнал, а глаувандру отгадывать не хочет.
Петька зловеще спросил:
— Не хочешь отгадывать, да? Не хочешь, тогда сиди на крыше и не слезай на нашу землю!
— Когда отгадаешь, тогда слезешь, — решила Ирка.
— Никакой глаувандры нет! — сказал я упрямо.
— Давай скорей отгадывай! — закричал Петька. — Мне за квасом идти надо! А ну отгадывай, а то хуже будет!
— Плевать мне на вашу глаувандру, — ответил я. — Мне на моем сарае и без нее хорошо! А у вашей глаувандры шерсть вылезет! Ваша глаувандра в помойке живет!
— А ну повтори! — сказал Петька и полез на сарай. — Я тебе сейчас по шее так наглаувандрю!
Он свалился вместе с бидоном и поднял такой грохот, что на крыльцо выскочила тетя Даниловна с распущенными волосами и закричала:
— Я немедленно иду прямо в милицию!
Ночь я спал плохо. Мне снилась какая-то облезлая полукошка, полуобезьяна. Она лапой доставала меня из какой-то норы. Наверно, это была ужасная глаувандра. В школе на уроке чтения я спросил, как будет глаувандра во множественном числе и кто они такие? Учитель нахмурился и сказал, что ответит мне после уроков.
