А лодка через несколько дней вернулась. По какой-то уже не важной причине торпедой стрельнуть не получилось – стреляли пузырем.
Лейтенант-сиделец объявился и вовсю изображал оскорбленную невинность.
Все было хорошо, хотя, если задуматься, ничего хорошего не было. Но задумываться, как всегда, не хотелось.
А потому все было хорошо!
Впрочем, у нее действительно «все было хорошо», и сама она была хорошей. И скромной…
Предыдущие в массе своей тоже были хорошими и скромными.
Скромности отдавалось особое предпочтение, так как, считая себя с недавнего времени пуританином (а еще и адвентистом седьмого дня), он заставлял себя заниматься ЭТИМ сдержанно и с большим внутренним достоинством.
Однако ночь миновала, и сейчас (это почему-то постоянно повторялось по утрам), в пыльном пространстве тренерской, качества эти никакой ценности уже не представляли. «Было, да сплыло», – окончательно просыпаясь, пробормотал он.
Повернув голову и с усилием разлепив глаза, он посмотрел на большие корабельные часы, висящие на стене – уже более часа шел его новый рабочий день. За тонкой декоративной дверью грохотали железом – это «качались» чуваки, неаппетитно тянуло потом…
Конечно, с такой жизнью надо было кончать.
Надо было уехать в Канаду или Австралию (или, на худой конец, куда-нибудь в Европу), заняться спортивным бизнесом, продолжать качать чуваков – ведь он владеет методиками… Надо было по-новой жениться или заняться выращиванием шампиньонов… Надо было…
Впрочем, сейчас ему надо было вставать – в дверь уже неоднократно бестактно стучались.
Разгладив смятые во время сна брюки и волоча за собой банное полотенце утраченной расцветки, он шаркающей походкой бывшего спортсмена покинул тренерскую через запасной выход и, стараясь не смотреть на глянцевый постер с недавно умершим красавцем, рекламирующим «CAMEL», опустив плечи, в глубоком унынии про следовал к одинокому умывальнику, торчащему в дальнем конце фитнесс-клуба.
Все было плохо.
Только тщательно перемешивая водку с пивом, можно достичь требуемого результата.
Ваганов В. А., подводник.
Все смешалось в доме Облонских.
Толстой Л. Н., не подводник.
Действительно, все безумно перемешалось в нашей жизни.
Гатчина. Императорский парк: переменчивая погода, на глади озера – лодки с матерящимися отдыхающими, чудом сохранившиеся утки, над гладью – невозмутимые перистые облака. Отшумело 300-летие СПб, не задев своими крылами этих благословенных краев. Благолепие.
И вдруг вечером по центральной программе ТВ – репортаж, бичующий взяточничество и мздоимство. Повязан в момент получения взятки врач областной ВВК губернского города N. Растерянного немолодого бедолагу в съехавших на нос очках с дужкой другого цвета, истошно кричащего, как и положено при силовом задержании, старательно вяжут перед объективом оперативной съемки ражие молодцы из «Быстроупака». Картинка некачественная: камера дрыгается в чьих-то руках, стараясь донести до зрителей всю напряженность происходящего. Задерживаемый не оказывает абсолютно никакого сопротивления – он жалок, напуган и, кажется, готов расплакаться прямо в кадре – создается впечатление, что это не самый крутой мздоимец в упомянутой ВВК. А может, это просто искусная актерская работа? Маска?
Но губернский закадровый голос называет фамилию злодея, только что прекратившего благодаря «органам» свою преступную деятельность. Осеняет: это же соратник по совместной деятельности шестилетней давности Василий Сергеевич Баламутов-Монро – тихий, безобидный, не шибко грамотный ЛОР-врач. В отдаленном прошлом – подполковник медицинской службы, в настоящем – схваченный за руку на пяти тысячах рублей зловещий взяточник.
Да, вы не ослышались: «Схваченный на глазах всей страны за ПЯТЬ тысяч рублей».
Спору нет, со взяточничеством необходимо всем нам – порядочным и честным – вести «незримый бой», но выносить такой вот ничтожный случай на экраны центрального канала на фоне сколоченных на глазах у всей страны миллионно-миллиардных состояний и целых городов многоэтажных частных жилищ, владельцы которых представляют при необходимости смехотворные декларации о доходах, – нелепо и просто бесстыдно.
P.S. Через несколько дней стало ясно, что «дело Баламутова – Монро» – лишь пролог всероссийской кампании по борьбе с населяющими страну бесчисленными «оборотнями».
Мише и Ксюше.
Маленький худенький мальчик с продолговатым задумчивым лицом, украшенным большими серыми глазами с густыми ресницами, оплошал: он так заигрался с подаренным ему недавно парусником, что не заметил, как случайно обкакался. Конфуз. Но не более того. Беспокоило другое.
С мальчиком определенно происходило что-то еще, и мудрые бабушки, наблюдавшие за ним издали, знали, чем вызвано это «что-то».
А вызвано это было недавним приездом их (бабушек) двоюродного племянника – офицера с загадочных заполярных субмарин, сильно сдружившегося с племянником, и это «что-то» проявилось в том, что в поведении любимого внучка произошли разительные и тревожные перемены: изменилась походка – она стала какой-то карикатурно развалистой и ленивой, изменился ранее чистый и доверчивый детский взгляд – на девочек (за исключением кузины) он стал смотреть прищурившись и с чувством абсолютного превосходства, пару раз мальчик рассказал сомнительные анекдоты, дружно не замеченные окружающими, и несколько раз произнес слово «пернул» – совершенно неведомое в этой благополучной среде.
Заполярный племянник уехал, и о нем старались не вспоминать. «Он испорчен флотом», – вздохнули мудрые тетки, но с внуком-то надо было что-то делать.
Сейчас он виновато стоял в своих розовых колготках, оттопыренных сзади, перед двухметровым бородатым отцом и, сжимая за спиной ужасную дембельскую бескозырку с рожденной в бюро ритуальных услуг надписью «Подводные Силы Флота», переживал свой позор.
– Как же так, Майкл!? – в воспитательном экстазе завывал папа. – Майкл, как же так!?
– Так случилось, папа, – почти шепотом отвечал мальчик, еще более наклоняя свою стриженую головенку.
– Что – «так случилось»? Что «так случилось», Майкл!? – продолжал папа…
Майкл глубоко вздохнул, пожал плечами и, картинно разведя руки в стороны, неожиданно чужим хриплым голосом отчеканил:
– ОБОСРАЛСЯ…
Все замерли и, разинув рты, оцепенели…
Выручила природа: солнце заволокло тучами, ударил гром, и разразился резкий ливень, наполнивший огороженный участок бегущими под уклон бурными потоками мутной воды, в одном из которых рывками сползал к воротам игрушечный бриг, на главном парусе которого прочитывалось недавно написанное нетвердой рукой кузины:
«Рома – ЖОПА!».
«Трах-тах-тах», – глухо и непрерывно хлопали транспаранты над людским потоком, заполнившим улицы.
Это БОЛЬШАЯ СВОБОДА выплеснулась в город в виде весны, солнца, теплого ветра и огромного количества людей, волокущих куда-то плакаты, лозунги, знамена и кричащих что есть силы: «Ура-а!», «Ельцын!», «А-аа!» и т. п. в микрофоны крупнейших телекомпаний планеты, ведущих прямой репортаж с улиц российской столицы.
Над всем этим безобразием, стоя на ступенях известной гостиницы, где разместились его мудрые родители, вовремя и навсегда покинувшие Баку, торопливо курил невысокий хорошо одетый брюнет – широко известный в узких флотских кругах химик Раф Варданян, прибывший в первопрестольную для прохождения службы после окончания Военно-Морской Академии.
Он тоже наслаждался свободой.
Позади были бесшабашные годы бакинского курсантства, служба на Черноморском флоте с дальними походами, экзотическими странами, ремонтами и снова походами – короче, вся эта, так манящая непосвященных, бравурная, полная «блеска и нищеты куртизанок» жизнь 33-летнего флотского холостяка.
На короткое время нескончаемый людской поток замедлил свое движение. Повинуясь настойчивому позыву слиться с толпой, Раф сбежал по ступеням и приблизился к краю тротуара.
– Слышь, брат! – обратился к нему молодой мужик, держащий древко супер-транспаранта, трепетавшего через всю улицу. – Подержи палку, пока я прикуриваю…
Не колеблясь ни секунды, Раф, отбросив окурок, схватил гладко обструганную деревяшку и, почти сгибаясь под сильными порывами ветра, попер вперед вместе с тронувшейся колонной, то радостно улыбаясь во все встречные объективы, то закидываясь назад в тщетной попытке прочитать надпись на своем полотнище.
Наконец, незнакомец прикурил и со словами «Спасибо, брат!» принял назад тяжелую ношу, а Рафаэль выскочил вперед, чтобы узнать, о чем все-таки вещает чудовищный транспарант, только что протащенный им перед именитыми телекамерами.
