– Послушайте! – торопливо окликнул его Джимми. – При желании вы бы могли оказать нам большую услугу. Ума не приложу, как это могло получиться, ведь я сам подбирал состав экспедиции, а врач как сквозь землю провалился или, вернее, как в воду канул. Пока доберемся до ближайшего порта, возьмите на себя хлопоты с заболевшими пассажирами.
– Без проблем, – пожал плечами мастер своего дела. – Всех отправлю к праотцам, и ни один не пожалуется! Но я работаю только с электрическим стулом. – И уже принялся было натягивать резиновые манжеты.
– Вы мне эти штучки бросьте, не то враз уши пооткусаю! Ваше дело выдавать себя за врача, ясно? Тогда идите за мной!
Мистер Тео застыл на месте, когда Джимми привел Сократа Швахту, и тот, приставив к груди профессора подзорную трубу, внимательнейшим образом выслушал больного.
– Ну как, по-вашему? – подавляя беспокойство, спросил сэр Максвелл. – Очень опасно?
– Для ваших лет нормально… В конце концов, сколько же вы собираетесь жить?!
– Я бы попросил без намеков! Первопроходцы обычно доживают до преклонного возраста.
– Да здравствуют исключения из правил! В данном случае я имею в виду вас.
Джимми зыркнул по сторонам, ища, чем бы запустить в нахала.
– Этот ученый человек утверждает, будто бы у него тиф. Извольте немедленно успокоить его! – не скрывая угрозы, произнес капитан первого и второго рангов.
– Не вижу возможности успокоить почтенного сэра Максвелла, – холодно процедил палач, – поскольку у него действительно тиф. Хотя, – добавил он, чуть поколебавшись, – окончательный диагноз покажет вскрытие. Высуньте язык! Хм… Да-а… Скажите, вы имеете обыкновение дремать, принимая ванну?
– Никогда!
– Тогда, значит, проказа. – Мнимый доктор вздохнул, словно смиряясь с неизбежным. – Сударь, вам каюк! Если протянете до утра, считайте, что вам повезло. Будем уповать на везение!
И Швахта направился к буфету, освежиться кружечкой пива.
– Какая наглость! – взревел разъяренный профессор. – Так бездушно обращаться с умирающим!.. Господа, я требую составить протокол о недостойном поведении врача, а при летальном исходе сообщить об обстоятельствах моей кончины Моруа, который пишет мою биографию.
Чуть позже Джимми дружески прищучил палача в темном корабельном закоулке.
– С чего это вам вздумалось изгаляться над стариком?
– Видите ли, с моей врачебной точки зрения, у профессора либо тиф, либо проказа. Сообщать заведомо ложный диагноз считается тяжким преступлением, и если вы подталкиваете меня к нему, то вам следует позаботиться о солидном подкупе.
– Браво, старина! – одобрительно взглянул на него Джимми. – Вам палец в рот не клади, враз руку оттяпаете. Но я и не положу – ни палец, ни конфетку. Даже не надейтесь!
Профессор, всерьез осерчавший на бессердечного «доктора», наконец совладал со своими чувствами и занялся научной деятельностью. Недовольно бурча себе под нос, проверял приборы и изучал карты. Охотно обращался с комментариями к футбольному судье, которого бог весть по какой причине принял за прославленного датского геолога и проникся к нему глубоким почтением.
– Как по-вашему, глубокоуважаемый коллега, каково положение этого острова? Вот тут, на отшибе? – Он ткнул пальцем в крохотную точку на карте.
– Хм… Типичное положение вне игры. Если, конечно, принять архипелаг Фиджи за штрафную площадку.
Максвелл, разумеется, ничего не понял, но, по обыкновению, постарался это скрыть и с помощью циркуля принялся производить на карте замеры. Вскоре к ним присоединился ювелир, и обмен мнениями принял еще более оживленный характер. Что же касается прозектора, то он пытался приударить за молодой, но до срока располневшей супругой футбольного судьи: забавлял ее рассказами о своем прошлом, о романтическом периоде первого знакомства с анатомичкой, когда трупные пятна запросто путаешь со следами удушения. Ах, добрые старые времена, как жаль, что их уж не воротишь!
Дамочка его рассказам улыбалась. Она всегда улыбалась, не столько от веселья, сколько по привычке. Бедняжка была до такой степени глупа, что даже простейших фраз понять была не в состоянии, и отгораживалась от умных разговоров непробиваемой маской благодушия.
Улучив момент, мистер Тео схватил капитана обоих рангов за рукав:
– Пойдемте!
Они вошли в каюту Джимми, где хранился шкаф для папок с документацией. Постучали. В ответ послышался слабый стон.
– Жив! – с облегчением произнес мистер Тео и открыл дверцу.
При виде представшего перед ними зрелища оба остолбенели.
Из шкафа, согнутый пополам, подобно папке, в которую вместо закладки сунули спичечный коробок, выбрался А. Винтер! По щекам его катились слезы.
Спрашивается, как очутился здесь А. Винтер, которого за час до отплытия Сигорский без применения наркоза основательно обработал в операционной теплохода, после чего спустил с трапа на берег?
Все было очень просто. Поскольку лакей остался на корабле, А. Винтер вернулся к дому миллионера и без помех попал в квартиру, где, кроме секретаря, никого не было.
– Верните мои деньги! – с плачем потребовал он.
– В чем дело?
– Не желаю вступать с вами в объяснения, мошенник вы этакий! Отдавайте деньги обратно, или я заявлю в полицию!
Угроза была нешуточной. Если всплывет история со взяткой, так и должности лишиться недолго. Надо же так влипнуть!.. Денег при себе у секретаря не было – так, горстка мелочи в кармане.
– Обождите здесь! Сейчас принесу деньги.
А. Винтер сидел в тоске и грыз ногти, когда вдруг откуда ни возьмись появился какой-то господин в купальном халате: коренастый вроде него самого и тоже в большой печали. Только к расстроенным чувствам неодетого господина примешивалась доля отчаянной решимости.
– Честь имею кланяться!
– Взаимно. Меня зовут А. Винтер.
– А-а, вон что?… Значит, это вы! – с непонятной агрессивностью воскликнул незнакомец. – Ну-ка, выкладывайте, что вам известно о Самби-Сумби и о племени туланго?!
«Ой! – ужаснулся про себя А. Винтер. – Бить будет!»
– Простите… ничего не известно, – пролепетал он и тотчас испуганно добавил: – Но если желаете, я подучу!
– Подучите? – грозно переспросил субъект в халате и огляделся по сторонам в поисках предмета поувесистее. – Да, кстати, что должен взять с собой в плавание Ганнибал?
«Вот мы и дома! – вскричал про себя А. Винтер. – От Ганнибала до первой затрещины – Рубикон перейти, что курице перешагнуть!»
– По имеющимся у меня сведениям… – охрипшим голосом начал он, пятясь назад, – незаменимая вещь в плавании… эти, как их… бульонные кубики… то есть… лапша! А еще… ага, вспомнил! Без обувных колодок не обойдешься! – внезапно осекся и завершил: – Не донимайте меня излишними вопросами! Избейте поскорей, да и делу конец – вечером я занят!
Кровожадный купальщик окинул его с головы до пят презрительным взглядом, в котором, однако, сквозила непонятная зависть.
– Значит, сознаете, что я могу избить вас до полусмерти?
– Нисколько не сомневаюсь, что так оно и будет! – А. Винтер предусмотрительно выложил на стол карманные часы, остановившиеся еще при первой трепке.
– Скрывать не стану, – любезным тоном проговорил Густав Барр, – вы на пороге смерти. Если желаете, чтобы порог этот несколько отодвинулся, извольте принять ванну!
– Что-о?!
Загадочный незнакомец, словно явившийся с того света дух отмщения, зловеще ухмыльнулся:
– Ступайте в ванную, если вам жизнь дорога!
– Зачем?!
– Я должен доставить вас в присутственное место для дачи показаний. Но прежде потрудитесь привести себя в божеский вид. А ну, марш в ванную!
Через несколько минут А. Винтер сидел в ванне и от полноты чувств шлепал ладонями по воде. Судя по всему, битья на сей раз удалось избежать. Глядишь, все образуется!
Однако чуть позже выяснилось, что одежда его похищена, а дверь в квартиру заперта.
Прошло добрых четверть часа, и входная дверь отворилась. Доктор робко выглянул… Остальное нам уже известно. Джимми От-Уха-До-Уха затолкал А. Винтера в шкаф поменьше и доставил на корабль. А теперь его снова колошматят за Ганнибала, Чаплина, лапшу с макаронами и прочие смертные грехи.
Но А. Винтер больше не настаивал на объяснении, протеста почти не выказывал, более того, избиение воспринимал как жизненную неизбежность, поэтому в короткий миг между двумя затрещинами и одним пинком вдруг даже вспомнил, что он где-то оставил свои очки.
Тео решил окончательно расправиться с наглым писакой, а Джимми, видимо, в знак солидарности со своим нанимателем, также добавил неприятностей доктору, явно родившемуся под несчастливой звездой.
Словом, А. Винтеру досталось на орехи.
Мораль сей печальной истории такова: кто, будучи ни в чем не повинен, заранее оплакивает свою участь, того рано или поздно эта участь постигнет. Причина и следствие меняются местами, и свои колотушки несчастный получает задним числом.
