Каким же я был ослом!
Ну нет, если когда-нибудь мне еще раз доведется завязать беседу со случайным дорожным спутником, я больше не стану проявлять столь исключительную находчивость.
– Я хотел бы сфотографироваться, – сказал я. Фотограф как будто обрадовался. Это был понурого вида мужчина в сером костюме, с отсутствующим взглядом естествоиспытателя. Впрочем, нет необходимости описывать его внешность. Всякий знает, как выглядит фотограф.
– Посидите здесь и обождите, – сказал он. Прошел час. Я прочел «Спутник женщины» за 1912 год, «Журнал для молодых девушек» за 1902 год и «Детский журнал» за 1888 год. Я начал понимать, что совершил недопустимый промах, нарушив уединение этого жреца науки и помешав ему в его ученых изысканиях – особенно при наличии такого лица, как мое.
По истечении часа фотограф открыл внутреннюю дверь.
– Войдите, – сурово сказал он. Я вошел ателье.
– Сядьте, – сказал фотограф.
Я сел. Солнечный луч, пробивавшийся сквозь плотную хлопчатобумажную простыню, прикрывавшую матовое стекло крыши, падал на меня сверху.
Фотограф выкатил свой аппарат на середину комнаты, встал сзади и прильнул к нему лицом.
Пробыв в таком положении не больше секунды – ровно столько, сколько ему понадобилось, чтобы бросить на меня беглый взгляд, – он отошел от аппарата, взял палку с крючком на конце, отдернул простыню на потолке и распахнул оконные рамы; должно быть, этот человек безумно стосковался по свежему воздуху и свету.
Затем он снова подошел к аппарату и накинул на себя небольшое черное покрывало. На этот раз он стоял совершенно неподвижно. Я догадался, что он молится, и сидел не шевелясь.
Когда наконец фотограф подошел ко мне, вид у него был весьма мрачный. Он покачал головой.
– Лицо никуда не годится, – сказал он.
– Знаю, – спокойно ответил я, – я всю жизнь знал это. Он вздохнул.
– Полагаю, что оно получится лучше, – сказал он,– если снять его в три четверти.
– Ну конечно! – вскричал я с восторгом, обрадованный гуманностью фотографа. – Ваше тоже получилось бы лучше в три четверти... Сколько есть лиц, которые кажутся нам грубыми, ограниченными, тупыми,– продолжал я, – но стоит повернуть их в три четверти, и выражение становится широким, открытым, почти беспредельно...
Но фотограф уже не слушал меня. Он подошел ко мне вплотную и, схватив мою голову обеими руками, начал поворачивать ее вправо. Я подумал, что он хочет поцеловать меня, и закрыл глаза.
Но я ошибся.
Он повернул мою голову до отказа и теперь стоял, глядя на меня в упор.
Потом снова вздохнул.
– Не нравится мне ваша голова,– сказал он.
После этого он подошел к аппарату и опять взглянул на меня.
Приоткройте рот, – сказал он.
Я раздвинул губы.
Теперь закройте, – торопливо добавил он.
И снова стал смотреть на меня.
Уши не на месте, – сказал он.– Опустите их немного. Благодарю вас. Теперь глаза. Закатите их дальше под веки. Будьте любезны положить руки на колени и чуть– чуть поднять лицо кверху. Вот – вот, так уже лучше. А теперь расправьте плечи – так! И согните шею – так! Подожмите живот – так! Выгните бедро по направлению к локтю – вот так! Лицо ваше мне все еще не очень нравится, оно великовато, но...
Я перевернулся на своем табурете.
– Хватит! – воскликнул я с волнением, но, как мне кажется, и с достоинством. – Это лицо принадлежит мне. Оно не ваше, оно мое. Я прожил с ним сорок лет и знаю его недостатки, Я знаю, что его не назовешь классическим. Знаю, что оно не очень красит меня. Но все– таки это мое лицо, единственное, которое у меня есть...
Я почувствовал, что голос мой дрогнул, но все же продолжал:
И каково бы оно ни было, это лицо, я привык к нему и полюбил его. Этот рот – мой, а не ваш. Эти уши – мои, и если ваши пластинки чересчур узки для них...
Тут я замолчал и хотел было встать со стула.
Фотограф дернул за шнурок. Что – то щелкнуло. Я видел, как аппарат еще вибрирует от сотрясения.
– Кажется, мне удалось схватить черты лица как раз в момент оживления, – сказал фотограф, растягивая губы в довольной усмешке.
– Ах, вот как!– сказал я, пытаясь съязвить.– Черты лица? Вы, должно быть, не думали, что я могу вдохнуть в них жизнь, а? Ну, ладно, дайте мне взглянуть на снимок.
– О, пока еще не на что смотреть, – ответил он. – Сначала надо проявить негатив. Приходите в субботу, и я покажу вам пробную карточку.
Я пришел в субботу.
Фотограф пригласил меня в ателье. Мне показалось, что на этот раз он был еще спокойнее и серьезнее, чем в день нашего знакомства. Мне даже показалось, что в его манере себя держать появилось нечто горделивое.
Он развернул передо мной большую пробную фотографию, и в течение нескольких минут мы оба молча смотрели на нее.
– Это я? – спросил я наконец.
– Да, – спокойно ответил он, – это вы!
И мы снова стали рассматривать фотографию.
Глаза... – нерешительно сказал я. – Глаза не очень похожи на мои.
Конечно, нет, – ответил он. – Я подретушировал их. Они получились великолепно, не правда ли?
– Прекрасно,– согласился я, – но брови... Разве у меня такие брови?
– Нет, – сказал фотограф, бросив беглый взгляд на мое лицо. – Ваши брови я убрал. У нас теперь есть такой препарат, знаете, дельфид, с помощью которого мы делаем новые брови. А вот здесь, вы можете проследить, где именно, я уничтожил волосы у вас на лбу. Мне не нравится, когда волосы на черепе растут слишком низко.
– Ах так, вам это не нравится?– повторил я.
– Нет, – сказал он, – они там не нужны. Я люблю начисто убирать волосы с гладких поверхностей и делать новую линию лба.
– А как насчет рта?– спросил я с горечью, которая, к сожалению, ускользнула от фотографа. – По – вашему, это мой рот?
– Рот немного подправлен, – ответил он. – У вас он расположен слишком низко. Я не мог его использовать.
– А вот уши, – сказал я, – уши, как это ни странно, очень похожи на мои. Да, они точь – в – точь как у меня.
– Это верно, – задумчиво произнес фотограф,– но при печатании карточек я легко могу изменить их. У нас теперь есть такое вещество – сульфид, при помощи которого уши полностью удаляются. Я посмотрю, нельзя ли будет...
– Послушайте, – перебил я его, вдохнув в свои «черты» максимум жизни и говоря с таким уничтожающим презрением, которое, кажется, способно было раздавить человека на месте. – Послушайте, я пришел сюда, чтобы получить фотографию, карточку, нечто такое, что походило бы на. меня (каким бы нелепым вам ни казалось подобное желание). Я хотел иметь нечто такое, что являлось бы копией моего лица, того лица, которое даровала мне природа, как ни скромен ее дар. Я хотел иметь нечто такое, что мои друзья могли бы хранить после моей смерти и что могло бы послужить утешением в их горе. По– видимому, я ошибся. Мое желание не сбылось. Так делайте же свое черное дело. Берите свой негатив, или как там вы его называете, окунайте его в сульфид, бромид, оксид, ерундид– во что вам заблагорассудится,– удаляйте глаза, подправляйте рот, кромсайте лицо, реставрируйте губы, одухотворяйте галстук и перекраивайте жилет! Наведите на снимок глянец, отретушируйте его, украсьте позолотой делайте все, пока вы, даже вы сами, не удостоверитесь, что работа кончена. А потом возьмите фотографию и сохраните для себя и для своих друзей. Быть может, они оценят ее. Мне же эта штука не нужна.
Тут я залился слезами и выбежал из ателье.
