Кстати, как-то раз в Праге произошел совершенно невероятный случай, о котором тогда написали чуть ли не все европейские газеты. На первый взгляд, казалось бы, совершенно банальное происшествие. Под колесами трамвая № 22 у Петришина холма погибает мужчина. И все бы ничего, если бы не одна маленькая деталь — погибший оказался абсолютной копией водителя того самого трамвая № 22, сорокасемилетнего Иржи Глаубека, который, выходит, сам себя и задавил.
После того как провели вскрытие, выяснилось еще два очень интересных факта: погибший имел ту же группу крови и то же телосложение, что и Иржи.
Потрясенный этим происшествием, Глаубек попытался найти родственников двойника, но безуспешно. Создавалось впечатление, что этот человек материализовался из воздуха, возник из ниоткуда. При нем не было обнаружено ни одного документа, удостоверявшего его личность, его никто не искал. В связи с этим по прошествии шести месяцев чешские власти похоронили тело как неопознанное. На похоронах присутствовал лишь один человек — водитель Иржи Глаубек.
И еще одна странность в этой истории — ровно год спустя со смерти неизвестного двойника, день в день, скончался сам Иржи от сердечного приступа…
По поводу двойников существует множество версий: от материализации астральных тел до формирования так называемых петель времени, когда человек может встретить на улице самого себя из прошлого или будущего…
Ираклий боялся отвести взгляд от одинокой девушки за столиком — боялся, что она исчезнет, окажется миражом, фата-морганой, призрачным видением, Летучим голландцем…
Он робко приближался к ней, лавируя между столиками и снующими официантами с подносами на головах, стараясь не отводить от нее взгляда, стараясь даже не моргать. Наконец, подойдя совсем близко, тихо сказал:
— Добрый вечер.
Но девушка не открыла глаза, даже бровью не повела.
— Простите, вы очень похожи на одну мою знакомую… — нерешительно произнес Ираклий.
Если это не Долли, а настоящая барышня, то почему никак не реагирует на его слова? Почему не подает никаких признаков жизни?
— Можно я присяду?
Прежде чем сесть, Ираклий оглянулся по сторонам — возможно, она пришла сюда с молодым человеком, а тот отлучился и вот-вот вернется…
— Девушка, вы живая?
А если это Долли, то как она вообще могла здесь оказаться? Неужели опять кто-то ее подбросил, незаметно избавился, выронил, «случайно» забыл, будто газету, оставленную на скамейке.
— Что ж мне так везет на силиконовых женщин? — вздохнул Ираклий.
В этот момент к ним подошла официантка. Она сняла с головы чашку и поставила ее перед девушкой, затем тронула ее за плечо. Та подняла веки, стремительным движением вынула из ушей наушники от плеера и рассеянно спросила:
— Что, простите?
— Ваш капучино, — ответила официантка и отошла.
— Спасибо, — сказала ей вслед девушка и только теперь посмотрела на Ираклия.
И тут ему стало совершенно отчетливо ясно, что она — это Долли, а Долли — это она. Он вряд ли смог бы объяснить вспыхнувшее в нем прозрение — момент узнавания. Вполне возможно, это была очередная материализация астральных тел, или петля времени, или Долли уколола палец о веретено и проспала сто лет, или еще черт знает что, но перед ним сидела девушка его мечты — дышала, моргала и смотрела прямо на него.
— Ираклий, — сказала она и улыбнулась.
— Да, — улыбнулся ей в ответ Ираклий.
— Ираклий, — повторила она более настойчиво. — Пора вставать.
Ираклий открыл глаза и увидел маму.
— Просыпайся, завтрак уже на столе.
Жора привычно проснулся на офисном диванчике, потянулся и зевнул. Солнце светило в окно, делясь последним осенним теплом, отбрасывая множество бликов на стены и потолок. Он поднялся, накинул на плечо полотенце и вышел в приемную. Даша уже была на своем месте.
— Доброе утро! — сказал Жора и поморщился.
— Доброе утро. Как спалось?
— Прекрасно, — ответил он. — Только запах… Странный у нас какой-то запах.
Даша пожала плечами:
— У меня насморк. Ничего не чувствую. Хочешь кофе?
— С удовольствием, — сказал Жора и присел в кресло.
Даша включила кофеварку — та фыркнула, загудела, коричневая жидкость плотной струей потекла в чашку. В тот же момент на стойку ресепшн прыгнула циветта и свысока посмотрела на Жору.
Даша поставила перед ним кофе.
Жора отпил и поморщился:
— Странный вкус. И запах… Это что за кофе?
— О! — сказала Даша многозначительно и указала соответствующим пальцем на животное. — Это циветта. Зверек такой. Водится в Юго-Восточной Азии.
— Я думал — кошка, — пожал плечами Жора.
— Что ты! Скажешь тоже… Это только на первый взгляд кажется, что кошка, а если хорошенько присмотреться, то сразу же видно, что циветта. Она ест кофейные зерна, обогащает их своими ферментами, какает, а потом из этого получается самый дорогой в мире кофе!
— Вот ведь… — Жора сделал еще глоток и состроил такую гримасу, словно это было не его лицо, а отражение в самом кривом зеркале из комнаты смеха. — Что, действительно ест кофейные зерна?
— Ну, как сказать… — замялась Даша. — По идее должна.
— Что значит «по идее»?
Жора как-то внутренне напрягся и посмотрел на циветту, а та надменно и нагло отразила его взгляд.
— Она вчера немного колбаски поела, а от зерен что-то отказывается… — призналась Даша с тревогой. — Может, приболела? Как думаешь?
Жора некоторое время осмысливал сказанное, затем посмотрел еще раз на циветту, потом на Дашу, после чего заглянул в чашку с коричневой жидкостью, где в мутном отражении плавал его нос.
— А из чего же тогда этот кофе?
Даша задумалась, подбирая правильные слова:
— Ну, считай, что он типа без кофеина…
— …Ну что ж. В целом понятно, — сказал Кирилл Кириллович. — Давайте теперь попробуем вспомнить, что мы видели на эту тему у конкурентов.
Лазарь Моисеевич потер лысину:
— Помню, был такой ролик: женщина в годах встречает внука из школы, он радостно прыгает ей на шею, и тут вступает радикулит.
Ираклий продолжил:
— А еще была такая реклама про старичка, который решил прокатиться по квартире на роликах, кажется…
— Да, и его постигла та же беда, — поддержал Лазарь Моисеевич.
Кирилл Кириллович закивал:
— Да-да. Помню-помню. В общем и целом, ничего особенного, ничего выдающегося… — заключил он. — Что ж, тем лучше. У нас есть шанс отстроиться от конкурентов и придумать что-нибудь поинтереснее. Есть какие-нибудь идеи?
— Есть одна идея, — несмело начал Ираклий. — Что, если так: у одной сексуальной длинноногой блондинки случился радикулит…
Но Кирилл Кириллович поморщился и прервал:
— Нет, даже не продолжайте, Ираклий.
— Почему? Что, длинноногую блондинку не может разбить радикулит?
Кирилл Кириллович тяжело вздохнул:
— В жизни, конечно, всякое бывает…
— Это уж точно! — согласился с ним Жора.
Но Ираклий продолжал настаивать:
— Я лично знал одну блондинку с радикулитом! Честное слово!
— Верю вам, Ираклий, — сказал Кирилл Кириллович. — Но только случай совсем не типичный. Не хочу даже это обсуждать. Давайте на этот раз обойдемся без блондинок…
— Ладно, хорошо, — легко согласился Ираклий. — Представьте такую картину. Идет по улице большой такой мощный мужчина. И вдруг видит — поблескивает на асфальте монетка. Он поднимает монетку, бац, а разогнуться уже не может. Тогда, придя домой, он берет мазь «Офигон» и натирает себе поясницу. А в следующей сцене мы видим, как тот же мужчина выходит на помост, натирает руки тальком, подходит к штанге с невероятным количеством блинов и под аплодисменты зрителей выжимает рекордный вес. И слоган: «Мазь „Офигон“. Спрашивайте в аптеках!»
— Понятно, что в аптеках. Где ж ее еще спрашивать? — проворчал директор.
— Ну, можно так: «Мазь „Офигон“ — новое измерение вашей жизни!» — предложил Ираклий.
— Слишком вычурно.
— Тогда, может: «Мазь „Офигон“ — надежная работа вашей поясницы!»
Кирилл Кириллович приободрился:
— Уже лучше. Георгий, подключайтесь, пожалуйста.
— «„Офигон“ — именно то, что вам необходимо!» — сказал Жора и тут же затих.
— Может, что-нибудь еще? — обратился к нему Кирилл Кириллович.
— «„Офигон“ — ты этого достоин!» — выпалил Жора на одном дыхании и, не дожидаясь реакции, продолжил: — «„Офигон“ — всерьез и надолго!» — Он заметно покраснел, а вены на висках набухли: — «„Офигон“ — крепость и выдержка!» — Ноздри расширились, крылья носа затрепетали: — «„Офигон“ — теперь еще и банановый»!
В приемную вошла Инна. Лицо ее было одухотворенным и просветленным. В очередь за то, чтобы писать с нее икону, выстроились бы Андрей Рублев, Феофан Грек и Дионисий. На безымянном пальце ее руки блестело новое кольцо. Инна и сама сияла ему под стать.
