— Доверяй, но расстреляй, — сказал Бах.
Дверь приоткрылась, К. поманил меня пальцем в коридор.
— Дождались, кретины, — сказал я и пошел к нему.
К. был очень возмущен.
— Слушай, — сказал он. — У тебя черт знает что творится! — Ты слышал, как этот тип сказал о Брежневе?
— Что он сказал?
— Он сказал, что это Райкин! Ты знаешь, что за это может быть? В мои времена за такое...
— Тебе послышалось, — сказал я, — я ничего не слышал такого.
— Как не слышал?
— Тебе послышалось.
— Что ты мне рассказываешь? Этот бородатый, ты за него все время заступаешься... В Венгрии тоже все началось с клуба Петефи...
К. спутал. Бахчанян не был бородатый. Бородатый был другой, Владик.
— Пойдем выясним...
Мы зашли ко мне.
— Что тут происходит? — сказал я очень, очень строго. — Ты, Владик, зачем сказал про Брежнева, что он Райкин? Что эта за выходка?
— Илья Петрович! — взвыл изумленный Владик. — Христом-Богом клянусь, я ничего не говорил. Как можно про Брежнева Леонида Ильича такое сказать! Клянусь мамой, детьми моими нерожденными клянусь, клянусь своим подорванным здоровьем! Я клянусь...
— Не морочь голову, Владик. Ты с перепоя мог сморозить эту неуместную, глупую шутку, а теперь на нас настучат...
— Я не собираюсь, — сказал К.
— Спасибо.
— С какого перепоя? — обиженно спросил Владик. — Я и выпил-то всего бутылку. Максимум две.
И все обошлось.
А Вагрич Бахчанян теперь живет в Нью-Йорке.
Мы долго думали, кто у нас «стучит». Ну не может быть, чтобы не «стучали». Всюду «стучат», а у нас нет? Не может быть! Но кто? Все такие способные, остроумные, находчивые.
У нас в отделе работал В. Биография у него была очень пестрая. Он кончил только десятилетку и в свое время работал официантом в самых лучших ресторанах. И даже обслуживал кремлевские банкеты при Хрущеве. А потом стал писать. И писал, надо сказать, очень смешно. Когда его увидел писатель Морис Слободской, он сказал мне:
— Первый раз вижу человека одновременно из половых и из органов.
Но скорее всего, это была шутка. Я до сих пор не знаю, кто же у нас «стучал».
У меня была подруга, которая работала в ансамбле «Березка». Там была железная дисциплина. Ансамбль был выездной, валютный. Он объездил весь мир.
— Где тебе больше всего понравилось? — спросил я ее однажды.
— А мы ничего и не видели, — сказала она. — Концерты, репетиции, разъезды. Мы получали в поездке по десять долларов в день. И на них надо есть три раза в день и еще сэкономить, чтобы привезти домой на продажу всякое барахло.
— Как же вы управлялись?
— А мы покупали за границей самые большие чемоданы. Когда мы ехали туда, то чемоданы забивались продуктами на всю поездку: сахар, соль, печенье, колбаса, концентраты, консервы, чай, мыло, кофе, ну все, чтобы прожить и экономить. А обратно в тех же чемоданах мы провозили кофточки (наш кооперативный дом так и назывался — «кофточкин дом»), часы, платья, костюмы, дубленки, колготки... И на это можно было потом прожить очень хорошо, ты же знаешь, как идут заграничные вещи...
— Ну, предположим, вы на гастролях месяц. И ничего не едите. По десять долларов в день — это всего триста долларов. Что же можно купить на триста долларов при нынешних-то ценах?
— А распродажи? — сказала моя подруга. — Ты ведь не представляешь, какие у них на Западе распродажи! Нас специально привозили в такие магазинчики, где все почти даром. У них там это вышло из моды два-три года назад. А у нас — это мода будущего. Вот видишь эти дамские часики? Я отдала за них полтора доллара, а продам за 80 рублей. Ведь с руками оторвут.
— Но ведь так и от голода помереть недолго. Посмотри на кого ты похожа после этой поездки: кожа да кости.
— Ничего, — сказал подруга, — были бы кости, а мясо еще нарастет. Зато я не нищая и не проститутка. Наши девочки в ансамбле получают по 79 рублей в месяц. Можно на это прожить? А из поездок я и квартиру себе купила, и машину, и одета по-человечески...
Она рассказала, как они остановились однажды в небольшой гостинице в Швейцарии. И вечером перед концертом в гостинице погас свет. Раз погас, два. Хозяйка гостиницы очень взволновалась, а потом позвала руководительницу ансамбля Надеждину и сказала, что если свет погаснет еще раз, она выселит ансамбль «Березка» из гостиницы. Оказалось, что свет гас потому, что все девочки в одно время включали свои кипятильники: хотелось чайку перед концертом.
А железная дисциплина достигалась очень простым способом. Говорили, что в следующую зарубежную поездку поедет не сто человек, а восемьдесят. И девочки начинали стараться. Партком был всегда завален доносами: девочки старались выслужиться и попасть в заветный список. Они писали, что Павлова в прошлой поездке вышла из гостиницы в вечернее время, хотя знала, что это запрещено, а Сидорова зашла вместе с Петровой в универмаг, хотя Василь Васильевич запретил туда заходить. Василь Васильевич — так звали всех кагебешников, которые были прикреплены к ансамблю во время поездок. Они занимали в ансамбле самые разные должности: балалаечника, рабочего сцены, помощника администратора. Но все назывались Василь Васильевичем и охотно отзывались на это имя: какая разница?..
Ансамбль «Березка» был замечательным. Иностранцы его очень любили и приглашали на гастроли.
Из крепостного театра тоже вышло много великих артистов.
СЛУЧАЙ НА ОЗЕРЕ ИССЫК-КУЛЬ
Мы полетели в Киргизию. Это была писательская бригада «Литгазеты», знакомящаяся с жизнью страны. Секретари обкомов и райкомов рассказывали нам о своих достижениях. Писатели писали путевые заметки для газеты. Все получалось очень хорошо. Благосостояние неизменно росло, народ тучнел, коровы давали невиданные удои, которые царю и не снились, хлеба поднимались, хлопок зрел, все было чудесно.
— А теперь, дорогие наши писатели, прошу к столу, чем бог послал, — говорил в конце отчетов какой-нибудь районный бог, и мы совершали очередную трапезу, после которой уже не оставалось никаких сомнений, что колхоз (район, область, республика) не только догнал и перегнал Америку по количеству баранины и коньяка на душу населения, но и унесся далеко вперед, не оставив своему капиталистическому сопернику никаких шансов.
Потом нас укладывали в автобусы и машины и везли к следующему обжорству.
Одна из таких встреч с народом произошла на берегу озера Иссык-Куль, где местное начальство решило, «чтобы все было красиво».
И было очень красиво. Озеро это нельзя описать простыми человеческими словами. Это было чудо природы, возвышенное и романтическое. Со всех сторон слышались писательские восклицания, оценивавшие неслыханную красоту этих мест. Восклицания эти, в основном, были выразительны и лаконичны. Те, кто знают анекдот о том, как русский человек описывает салют: «Сначала..., а потом...!», может, примерно, составить себе представление о тех писательских восклицаниях. Но они были действительно восхищенными и искренними. Вот теперь и вы поняли, как красив и величественен Иссык-Куль.
Наши хозяева расстелили огромный ковер на берегу озера. Подъехал грузовик, груженный баранами и колхозниками. Колхозники вытаскивали баранов и прямо на наших глазах резали им горло. Потом с них сдирали шкуру и рубили на шашлык. Для городского жителя сцена ужасающая. Ящики с коньяком и вином, фрукты и овощи, дыни и арбузы — все это прибавляло красок и без того ослепительным видам Иссык-Куля. Мы сели на ковер, поджав под себя ноги, и я уже поднес дымящийся кусок баранины ко рту, как вдруг глаза мои вылезли из орбит: из нежных спокойных голубоватых вод Иссык-Куля показался... перископ!
— Что это! — воскликнул я, потому что моих знаний было достаточно, чтобы понять, что озеро — это часть воды, со всех сторон окруженная сушей, как же здесь может быть подводная лодка!
— Не волнуйся, дорогой! — сказал местный вождь, поднимая свой бокал. — На том берегу озера наш народ делает эти славные подводные лодки на страх всем врагам мира и социализма! Так выпьем за их здоровье, этих мирных тружеников Иссык-Куля!
Мы ели свои шашлыки и запивали их вином и коньяком. Перископ исчез в глубинах озера, розовый закат окрасил горы на горизонте. Их снежные шапки сверкали, как бриллианты, а склоны яркие, как картины импрессионистов, закрывали то, что было за ними.
А за ними был Китай.
Мой друг Джек получил ранение во время войны и был отправлен в госпиталь. Тогда его звали не Джек, а Яша. Госпиталь был в Средней Азии, в Казахстане. Наверное, рана была серьезная, вот его так далеко и послали. Госпиталь стоял на территории колхоза, который назывался «Смерть буржуазии». Джек спросил у колхозника казаха, что такое буржуазия. Колхозник был весь в орденах и медалях. Весь халат был увешан. Батыр!
