— Ты это нам говоришь? — спросил Шарль, которому частенько доводилось решать кроссворды.
— Нет. Вовсе нет! — ответил Габриель. — Но посмотрите! Посмотрите!
Занавес из красного бархата как по мановению волшебной палочки разомкнулся точно по линии меридианы, открывая перед завороженными зрителями бар, столики, сцену и танцевальную дорожку «Старого ломбарда», самого известного в столице ночного бара для педиков, — а в столице, как известно, этого добра хватает. В этот сравнительно ранний час здесь ощущалось лишь весьма слабое оживление, вызванное совершенно нелепым для этих мест и в целом неожиданным присутствием учеников Цицерона Габриеля, среди которых царило и парило дитя Зази.
— Подвиньтесь, дайте им сесть, о благородные чужеземцы, — обратился к ним Габриель.
Туристы, испытывавшие к нему полное доверие, пришли в движение, чтобы дать возможность вновь прибывшим занять место в своем тесном кругу... Когда все как следует утрамбовались, Зеленуда был водружен на краешек одного из столиков. Он выразил свое удовлетворение при помощи разбрасывания во все стороны семечек подсолнуха.
Какой-то девушка в шотландском костюме — а именно официант, прикрепленный к означенному ночному заведению, — посмотрел на Зеленуду и поделился вслух своими наблюдениями.
— Бывают все-таки психи, — сказал он. — С попугаем я бы ни за что...
— А ты что же, жирный гом, думаешь, у тебя нормальный вид в этой юбчонке? — отпарировал Турандот.
— Оставь его в покое, — сказал Габриель. — Это его рабочая одежда. Что до Зеленуды — так это я его пригласил, — обратился он к шотландке, — так что ты уж заткнись и свои соображения оставь при себе.
— Здорово ты его, — сказал Турандот, торжествующе глядя на шотландку. — Да, кстати, чем вы можете нас угостить? Шампанским или еще чем?
— Здесь без шампанского нельзя, — сказала шотландка. — Разве что виски закажете. Если вы вообще знаете, что это такое.
— Ионэтамнегаварит! — воскликнул Турандот. — Мне! Держателю кафе!
— Так бы сразу и сказали, — сказала шотландка, разглаживая юбочку тыльной стороной руки.
— Ну ладно, давай, — сказал Габриель. — Неси сюда нашу фирменную шипучку.
— Сколько бутылок?
— Все зависит от того, сколько это стоит, — сказал Турандот.
— Так мы ш договорились — я за все плачу, — сказал Габриель.
— О тебе-то я и пекусь, — сказал Турандот.
— Как эта цыпочка прижимиста, однако, — заметила шотландка. Ущипнув хозяина кафе за ухо, она тут же удалилась со словами:
— Я принесу большую.
— Что большую? — неожиданно вмешалась Зази.
— Он хотел сказать — двенадцать дюжин бутылок, — объяснил Габриель, привыкший мыслить масштабно.
Зази наконец соизволила обратить внимание на вновь прибывших.
— Эй, вы там! Человек с таксомотором! — обратилась она к Шарлю. — Говорят, вы женитесь?
— Говорят, — коротко ответил Шарль.
— Значит, вы наконец нашли женщину, которая вам понравилась?
Зази наклонилась, чтобы получше рассмотреть Мадлен.
— Она?
— Здравствуйте, мадемуазель, — приветливо сказала Мадлен.
— Привет, — сказала Зази.
И она повернулась к вдове Авот'е, чтобы ввести ее в курс дела.
— Вот эти двое женятся, — сказала она, указывая пальцем на Шарля и Мадлен.
— Как это трогательно, — воскликнула вдова Авот'я. — А мой бедный Хватьзазад этой темной ночью, быть может, попал в какую-нибудь переделку. Что поделаешь! (Вздох.) Он сам такую работу выбирал. (Пауза.) Будет совсем смешно, если я вторично овдовею, даже не выйдя замуж.
И она пронзительно захихикала.
— Это что еще за ненормальная? — спросил Турандот у Габриеля.
— Представления не имею. Она целый день сегодня за нами бегает. Какого-то легавого по дороге подцепила.
— Покажи легавого.
— Его здесь нет. Погулять пошел.
— Не нравится мне эта компания, — сказал Шарль.
— Да, — сказал Турандот. — В этом есть что-то нехорошее. Это может плохо кончится.
— Да вы не волнуйтесь, — сказал Габриэль. — Вы совершенно напрасно беспокоитесь. Вот и шипучее пойло принесли. Урра! Пейте-напивайтесь, друзья мои, и вы, туристы! Угощайся, любимая племянница, и вы, о нежные жених и невеста. Действительно! Не надо забывать жениха и невесту! Тост! Тост за жениха и невесту!
Растроганные туристы хором исполнили хэппи-бер-сдей-туйу и несколько разнюнившихся официантов-шотландок вовремя смахнули нарождавшуюся слезу, способную испортить любой макияж.
Габриель постучал по рюмке газовой зажигалкой и тут же добился полной тишины — так велик был его авторитет. Он сел верхом на стул и сказал:
— Итак, мои агнцы, и вы, глубокоовечные дамы, сейчас вы наконец сможете в полной мере оценить мои творческие возможности. Вы уже давно знаете — хотя некоторые из вас узнали об этом совсем недавно, — что я занимаюсь хореографией и что это главное вымя кормящей груди моих доходов. Надо же на что-то жить, правда ведь? А чем мы живем, позвольте вас спросить? Дуновением времени конечно же, — я бы сказал, хотя бы отчасти, и оно же нас и губит, — но в большей степени мы существуем за счет живительной субстанции, имя которой — деньги. Это медоточивое, вкусовое, полигенезное вещество испаряется с необыкновенной легкостью, однако добывать его приходится в поте лица своего, по крайней мере, эксплуатируемым мира сего — к ним отношусь и я, — а возглавляет их список некто по имени Адам, которого, как известно, преследовали разные там Элохимы. Несмотря на то что его содержание в Эдеме обходилось им совсем недорого с точки зрения и в представлении наших современников, они послали его в колонии обрабатывать землю и выращивать грейпфруты, и в то же самое время запретили гипнотизерам обезболивать роды его супруги и вынудили змиев пуститься наутек. Одним словом, форменная библейская ерунда и нелепица. Что бы там ни было, я смазал свои коленные суставы вышеупомянутым потом лица своего и именно в этом эдемообразном и адамическом духе зарабатываю себе на жизнь. Через несколько минут вы увидите меня на сцене, но будьте внимательны! Не ошибитесь! В моем исполнении вы увидите не просто номер стриптиза. Вы увидите нечто высокохудожественное! Искусство с большой буквы!
Имейте это в виду! Искусство, состоящее из девяти букв, а слова из девяти букв намного качественнее слов, например, из пяти букв, которые так сильно засоряют разного рода грубостями чистый источник французского языка, не говоря уже о словах из трех букв, которые, быть может, даже превосходят их в этом. Заканчивая свою речь, мне остается лишь выразить вам свою благодарность и признание за те нескончаемые аплодисменты, которые прозвучат в мою честь и во славу моего искусства! Благодарю вас! Заранее благодарю! Еще раз благодарю!
И неожиданно для всех амбал удивительно легко вскочил с места, сделал несколько прыжков, взмахнув руками за спиной, изображая летящую бабочку.
Этот краткий экскурс в его артистическую деятельность был воспринят туристами с небывалым энтузиазмом.
— Gо[16], женщина, — кричали они, подбадривая его.
— Таффай! — заорал Турандот, который никогда не пил такого хорошего шампанского.
— Какая он шумная, однако, — сказала одна из официанток-шотландцев.
Тем временем посетители толпами вваливались в бар — их выбрасывали у входа привычные для этих мест автобусы. Габриель внезапно вернулся и сел на свое место с мрачным видом.
— Вам нехорошо, мсье Габриель? — заботливо спросила Мадлен.
— Мне страшно выходить на сцену.
— Модак, — сказал Шарль.
— Опять мне не везет, — сказала Зази.
— Нельзя нас так обижать, — сказал Турандот.
— Болтай, болтай, вот все, на что ты годен, — сказал Зеленуда.
— А эта тварь все к месту говорит, — сказала одна из официанток-шотландцев.
— Не робей, Габи, — сказал Турандот.
— Ты представь себе, что мы самые что ни на есть обычные зрители, — сказала Зази.
— Ну уж ради меня-то можно, — жеманно промямлила вдова Авот'я.
— Вас я в гробу видал, — сказал Габриель. — Друзья мои, — обратился он ко всем остальным. — Нет! Дело не в этом! (Вздох, пауза.) Мне так жаль, что Марселина вместе с вами не сможет увидеть меня на сцене.
Объявили первый номер программы: это была карамба в исполнении двух премиленьких негров с Мартиники.
Марселина уснула в кресле. Но что-то заставило ее проснуться. С трудом открыв глаза, она посмотрела на часы и, не узрев ничего особенного, наконец сообразила, что кто-то тихонько стучится в дверь.
Она быстро потушила свет и затаилась. Это не мог быть Габриель: когда он вернется со своей компанией, тут конечно же будет такой гвалт, что вся округа проснется. Это не могла быть и полиция, поскольку солнце еще не взошло. Что до предположения, что это домушник, который покушается на Габриелевы бабки, то оно могло вызвать только улыбку.
