– Ну и где труп? – спросили у пьяной компании милиционеры.
– Убежал, – заплетающимся языком сообщил один из офицеров-подводников, отмечавших День ВМФ.
– Куда? – удивился милиционер.
– Туда, – махнул рукой «разговорчивый».
Через некоторое время милиционерам удалось восстановить картину происшедшего. Оказалось, что несколько морских офицеров отмечали праздник в чисто мужской компании на квартире у сослуживца. Пили шило (технический спирт) и пытались смотреть телевизор. Но если первое у них получалось отменно, то со вторым дело обстояло плохо. Дело в том, что центральной антенны на доме не было, телевизор работал от комнатной. Для лучшего приема сигнала антенна была вынесена на балкон. Но что-то там во время праздника не заладилось с волнами: телевизор показывал плохо.
Наконец хозяину это надоело, и он полез на балкон и попытался настроить изображение. А его собутыльники сидели перед телевизором и руководили действиями настройщика. Было это так:
– Лучше… Хуже… Хреново! Хреново! Хре…
До «руководителей» наконец дошло, что им никто с балкона не отвечает, и они пошли проверить настройщика. И обнаружили его не на балконе, а под ним. Ну а если вспомнить, что квартира находилась на шестом этаже и на улице стоял конец июля (а значит, снега не было и в помине), то неудивительно, что оставшиеся наверху моментом протрезвели и вызвали «скорую». Ну а уже с пульта «скорой», как это положено в подобных случаях, сообщили в милицию.
Медики приехали быстро, вылезли из машины и подошли к телу, которое лежало на тротуаре рядом с газоном. Врач наклонился над «летуном» и попытался нащупать пульс. И вдруг «тело» вскочило на ноги, подхватило тапочек, который слетел с ноги во время полета, и во всю прыть побежало от медиков.
– Стой!! Куда?! – заорал врач и побежал за потерпевшим.
Вслед за ним, с медицинским чемоданчиком в руках, бросился санитар.
Но «летун» показал весьма неплохой результат в беге на короткие дистанции по пересеченной местности и легко оторвался от преследователей. Медики вернулись к машине и поехали на поиски пострадавшего, во время которых и встретили милиционеров.
* * *
Опросив свидетелей полета и выяснив приметы убежавшего «летуна», милиционеры присоединились к поискам. И вскоре обнаружили его… у ближайшего винно-водочного магазина.
«Летун» спокойно попивал пиво.
Оказалось, что, очнувшись, выпавший из окна подводник напрочь забыл все, что произошло с ним в последние несколько часов. Увидев склонившихся над ним врачей, он подумал, что допился до белой горячки и сейчас его повезут в больницу. Вот и решил сбежать.
Подъехавшие медики все-таки осмотрели потерпевшего и не обнаружили ни одного перелома. И так и не смогли объяснить, каким образом мужик, приземлившись на асфальт с высоты нескольких десятков метров, смог не только остаться в живых, но и не получить каких-либо серьезных травм.
Курсант Дурницкий уже давно хотел отчислиться из своего военного училища, но его не отпускали. Чего только Дурницкий ни предпринимал, как ни изощрялся, какие рапорта ни подавал, его держали как на привязи.
– Необходимо сделать что-то ужасное, – посоветовал Дурницкому его друг Семенов, – убей ротного, например, или оскверни боевое знамя части.
Как осквернить, Семенов не уточнял.
Но Дурницкий, хотя и ненавидел ротного, в тюрьму не хотел. Он хотел «на гражданку», где стадами бродят непуганые телки и никто не придерется за неподшитый подворотничок.
* * *
…Приближался день принятия присяги. Второкурсник Дурницкий заступил в наряд по столовой. Именно там он собирался осуществить заветную мечту. Он знал, что всех гостей пригласят на праздничный обед. Мамы, папы, бабушки и прочая штатская нечисть, до краев наполнившая территорию, хлынет в курсантскую столовую. Испуганные и голодные первокурсники будут пожирать привезенную снедь, а гости умиляться.
Дурницкий переоделся в самую рваную и грязную подменную форму. Голову замотал бинтом, кое-где подкрашенным красной краской. Измазав чем-то черным лицо и руки, он пришил к подменке курсантские погоны. Разломив надвое огурец, половину сунул в карман, другую бросил в лужу перед входом в столовую.
Когда начальник училища генерал-майор Пухов вел радостных гостей отобедать, откуда-то сбоку на полусогнутых выскочил Дурницкий. Увидев кусок огурца в луже, быстро схватил его и запихал в рот. (Надо ли говорить, что это был огурец из кармана.) С притворным ужасом, оглядываясь на падающих в обморок мам и бабушек, он бросился прочь, выкрикивая что-то нечленораздельное.
* * *
Через три дня полуоглохшего от матерной брани Дурницкого вытолкали за ворота КПП. На мотив песенки Челентано бывший курсант напевал: «За двойки и за разгильдяйство меня в народное хозяйство отчислили из ЛВВПУ».
Начальник училища бушевал еще долго. Вместе с ним, по команде, бушевали и его заместители, и командиры батальонов, и рот, и взводов соответственно. Волна террора, заполнив территорию вуза, с головой залила оставшихся там курсантов.
Селина же не отчисляли, как он ни просил.
– Сделай что-нибудь ужасное, – посоветовал ему друг Семенов…
Старослужащий Пархоменко уже давно дожидался прихода в часть молодого пополнения. Нет, он не собирался тиранить молодых бойцов, как некоторые, он просто хотел предостеречь их от тех досадных ошибок, что допускал сам в пору солдатской юности. Ощупывая языком дыры на месте выбитых зубов и трогая рукой порванное ухо, он мечтал помочь ребятам сделать первые шаги в этой взрослой жизни и стать настоящими людьми.
И вот час пробил… В часть прибыли «духи». В тот же вечер старослужащий Пархоменко приступил к занятиям.
– До ДМБ вам совсем ничего – два года, – говорил он. – Проживите их достойно. А теперь – двадцать раз отжаться!
Молодое пополнение, прямо скажем, было не очень.
Многие, если не сказать большинство, приехали с южных рубежей нашей родины и по-русски не понимали или усердно делали вид, что не понимают.
Немногочисленные призывники из деревень Псковской, Вологодской и других областей великой России страдали тугодумием и врожденной медлительностью.
Нескладный очкарик Розенгауз – и как таких в армию берут! – непроизвольно вызывал у Пархоменко приступы ярости. Но Розенгауз дело особое. Уже через два дня он зачастил в канцелярию к ротному, а после того, как однажды дверь с грохотом распахнулась, и Розенгауз, роняя очки, вылетел оттуда, плотно обосновался в штабе части. Когда у этого призывника от неудачного падения на работах или отдыхе начинала идти носом кровь или заплывал синевой глаз, скрытый толстыми линзами очков, в расположении появлялся ротный командир. После вызова в штаб части он бывал сильно не в духе и требовал, чтоб от Розенгауза, как от зачумленного, все держались подальше, подкрепляя свои просьбы вежливыми ударами ножкой от табуретки.
Пришлось Пархоменко поставить крест на этом человеке. «Как был дерьмом, так и останется», – думал он, глядя на опаздывающего на построение бойца. Да и другие молодые, словно назло, не хотели становиться людьми.
Бег в противогазах, ночные тренировки отбоя и подъема, отжимания от пола и другие методы закалки почему-то не шли им на пользу.
Измотанный и злой старослужащий Пархоменко, приходя поздно ночью в каптерку к Тагиру Багирову, с тоской пил водку.
– Послушай, ну что за дебилы, – проникновенно говорил он каптерщику, – я к ним всей душой, а они ко мне жопой.
Тагир Багиров равнодушно покачивал головой, пытаясь извлечь из зурны подобие песни Аллы Пугачевой «Паромщик».
Допив водку, Пархоменко снова шел к своим пока еще спящим друзьям, с надеждой, что хоть сейчас они оправдают его ожидания. Но не тут-то было.
В недолгие часы ночного отдыха Пархоменко стали сниться кошмары. Видя во сне грязных, нестриженых «духов», передвигающихся вне строя, и Розенгауза, втихую пожирающего карамельки из домашней посылки, он кричал и просыпался в холодном поту…
Вскоре глаза старослужащего глубоко запали, лицо покрылось неестественной бледностью. Все чаще и чаще он впадал в какое-то странное оцепенение. Молодые бойцы, словно чувствуя, что с Пархоменко творится что-то неладное, как назло, не могли держать строй, криво подшивали подворотнички и плохо чистили сапоги. «На измор берут», – думал Пархоменко, сидя вечерами в каптерке, и снова шел в расположение.
* * *
…Когда старослужащий Пархоменко выписывался из госпиталя, зав психоневрологическим отделением присел к нему на кровать.
– Спокойней надо быть, сержант, – говорил он. – Вот валерьянки еще возьми, остальные лекарства принимай, как я написал. Будут мучить головные боли или там галлюцинации, сам знаешь, сразу к доктору. Ну да ничего, до ДМБ-то тебе совсем ничего – пару месяцев…
