Если попробуете продержаться рядом одну минуту – убьет!
Убьет человека человек за простое тротуарное поравнение…
Повторяю: незнакомые
а) сидеть рядом они могут;
б) лежать рядом могут;
в) стоять рядом могут.
Что происходит?
Неужели один человек боится движения другого человека? Хотя от неподвижного, не к столу будь сказано, опасность та же.
Что происходит?..
Думаю над этим.
Я того же мнения.
Но только потому, что он мне страстно говорит то, о чем я думаю, я начинаю возражать и тоже говорю страстно то, о чем он думает!
Кто из нас прав?
Кто отделит слова от тона, тот сохранит…
Собака смотрит на все с одинаковым интересом.
Ты же человек.
Тебе же чего-то не хочется.
А? Как ты думаешь?
Тебя же что-то не интересует?
Или тебя интересует то, что ты не хочешь?
Что-то не должно тебя интересовать.
Что именно?
Вот вопрос.
Что именно оставит тебя равнодушным?
Путем тщательного отбора нужно это определить и оставить тебе то, что не вызывает у тебя интерес. Чтоб ты был спокоен, хоть полчаса в день.
Держи ноги в ведре с холодной водой.
Ведро – в сарае, а ты – в ведре.
Что он тебе сказал?
Если тебе так противно, что ты ходишь за ним?
Ну он опять тебе что-то скажет.
У него иначе не получается.
Любая радость у него выглядит несчастьем.
Шторм во Владивостоке он зачисляет на твой счет.
Прекрати разговаривать с ним.
Выбери то, что тебя не волнует, и живи с ним.
И спи с ним.
И слушай его.
И ешь его.
И целуй его.
Мы же не говорим о радости.
Ее как-то давно нет.
Мы говорим о сокращении тревог наших бессмысленных.
Что я написал когда-то?
«Господи! – писал я в 75-м ночью в ужасе. – Сорок один через месяц».
«Через месяц, – писал я, – сорок один» – прописью.
Зажжешь свет – полегче.
Ни семьи, ни детей, ни путешествий, ни любви.
Я никого не встречаю после работы.
И не скучаю…
И не спешу…
«Вот так, – писал я трагически, – вот так».
Чего мне тогда не хватало?
Как быстро я это все нахватал.
Просто обсыпан плодами.
По три урожая в год, и все это в третьей половине жизни. И меня встречают кому не лень.
И я провожаю кого попало.
Выключаешь-включаешь свет – никто не исчезает. Все на местах.
Пришла пора веселья.
Столы, гости, хозяева, тосты.
Очень долго приходится целиться, чтоб не попасть на веселье.
Очень много времени в пробках.
Очень много всего.
Короче – и тогда, и сейчас интересно, невзирая на общий трагизм.
Как хорошо, когда тебя встречают.
И как здорово, когда ты один.
Хорошо, когда убрано, и хорошо, когда все лежит, где ты положил.
Хорошо, когда любишь, мучаешься, спишь с телефоном.
И также лучше, когда ни любви, ни путешествий.
Все зависит от того, как ты используешь полученное свободное время.
Если сидеть и ждать счастья, не заметишь, что оно уже прошло.
Спроси меня: «Что ты вот сейчас делаешь?»
Я отвечу: «Я сравниваю».
Хочу предостеречь от двух ошибок. Вам что-то подарили, что-то для вас сделали, что-то посвятили совершенно безвозмездно, что-то крайне нужное вам и дорогое. Не распаляйтесь! Да не покажется вам, что у них еще много для вас!
Нет! Там только это.
Спокойно!
Или без или с восторгом, но коротким.
Примите.
Не просите больше ничего.
Не говорите, что вам бы еще вот это и вот это.
Не начинайте бурно дружить.
На большее рассчитано не было.
До свидания, товарищ!
Все понимают, как вы благодарны!
Теперь вас за что-то похвалили.
Не бросайтесь в ответ с объятиями и поцелуями.
Не кричите:
– А у меня еще! А хотите, я вам покажу свои картины?
Бедный, картинами вы испортили впечатление от этой одной удачной шутки.
Все состоит из одного предмета.
И то и другое состоит из одного предмета.
Не торите дорогу в тупик.
Вам – одно, и вы – одно.
Один-один… И всё!
А два-один, а три-один, а пять-один – вы заработаете сами.
А сейчас все задыхаются в городе, все переезжают за город.
И там опять образуется город.
И надо выезжать уже за этот город.
И нет выхода к морю.
Сейчас строят города в море.
Многие уже с тоской смотрят вверх.
Хотят в небо уйти, чтобы с тоской смотреть вниз.
Послушайте, не должно быть так!
Улица должна быть пустой.
Из города нужно пешком выйти в степь.
Нельзя кишеть в таком количестве.
1. Каждому нужно иметь меньше друзей.
2. На день рождения звать меньше гостей.
3. Врачу иметь меньше больных.
У каждого меньше – и станет меньше у всех.
И если будет меньше у всех – будет меньше вообще. И появится свободный выход к морю.
Я считаю, что кочевники были вот такими людьми!
Класс. Супер.
Какая падла предложила им остановиться, построиться, углубиться, то есть о… – сука-сволочь – …сесть?
Короче, кто им посоветовал?
Где эта гадина?
Я думаю, его прибили, но было уже поздно.
Уже прислушались.
И началось…
Вот это…
В гости.
Потом – жениться.
Потом – хозяйство.
Заборы, чтоб не видели.
Собак, чтоб сторожили.
Котов, чтоб на руках сидели.
Потом дома с воротами и башнями, чтоб бросаться вниз.
Мосты, чтоб залезать, размахивать плакатами.
И остановки вдоль дороги.
Чуть проехал – остановка.
А там как раз засады развивать и терроризм.
Потом соорудили залы, чтоб один читал, а остальные хохотали, переговариваясь.
– Я расслышал, но не понял.
– А я понял, но не расслышал.
А этот понял и расслышал, но уснул.
Из дома чтоб никто не выходил – поставили ТВ, потом компьютер, потом мобилу, чтоб окончательно не видеть никого.
А людей бы надо бы не только слышать, но и видеть. Это ж им помогает выглядеть и сохранить фигуру.
Хорошее здоровье в точеной форме – это «объедение», как говорил не помню кто. По-моему, я…
Но это все прекрасно и у кочевников.
Зачем сидеть?
Давай-давай!
Поднялись, взгромоздились на верблюдов, на лошадей!
А просто по России – на восток.
Уйти из-под правительства в Москве.
По Красной площади и вниз-вниз…
Вперед-вперед на Тихий океан.
На запад мы уже ходили.
Там, кроме жертв и зависти…
Давай направо, на восток.
Пошли все вместе, но не строем…
Не с котелками, а с гитарами.
Верблюд, навьюченный гитарами.
Верблюд с водой.
Верблюд с лекарствами.
Верблюд с ботинками.
Верблюд с Толстым и Достоевским, с Сэлинджером и Антоном Палычем.
Верблюд с чернилами, бумагой, кистями, пюпитрами…
И, помолясь, поднимемся по холодку.
Ну где-то кто-то нас же встретит.
Ну не ждут.
Но встретят.
А может, кто-то двинется навстречу.
Вот это будет зустрiч!
Вот это будет пир!
Ведь люди сердобольные.
Мозоли будут у верблюда.
А у нас промежности ороговеют.
Так им и надо… Пора им дать нагрузку поблагородней.
А ощутить внизу не человека, а животное, которое не просто двигается, а перемещается со скоростью в пространстве, колыхаясь.
Сидеть себе, смотреть, описывать, запоминать, делиться с седоками, кормить верблюдов…
Верблюд со спичками – готовить пищу, верблюд с кастрюлями, верблюд с аппаратурой, верблюд с электростанцией…
Нет-нет, это из прошлого.
К чертям динамо!
Пройти страну…
Увидеть землю…
Говорить лицом к лицу бесплатно, не пытаясь заплатить за вызов.
За входящее начало разговора.
За плевок (чтобы не сглазить).
Не платить за плач перед разлукой, за хохот от удачной шутки, за вздохи женщин, за детский лепет натуральный, не платить за глупость, за неудачный оборот, за пьяный гогот, за бредовую идею.
Зачем платить тому, кто это слышит?
Да если б кто сказал: «Какой ты умница, какой ты глупый птенчик, наша радость», – да я готов переплатить!
Но за муру, за бред козла, что позвонил из Волгограда, за мерзкий женский голос: «Вы неправильно набрали…» Ну, набери сама, паскуда… Какое твое дело… Она не «абонент», она мой друг.
Такому «абоненту» обнять головку и подышать в затылок…
И не твое собачье дело, кто недоступен, кто доступен. Мой – мне доступен.
А ты мне поперек не становись.
Три раза подышали – и карточка закончилась.
Да я тебя не только сам пошлю, а провожу тебя к такой-то маме.
Не сметь мне лезть, мне в душу – ты!
Мой абонент появится, он отдыхает.
Он ножки вытянул и загорает.
И выключил твой сучий телефон.
И я пошел к нему пешком, ведя верблюда с розами, шампанским, и «Шанелью», и кремами для натираний.
А твой мобильник ягодицу ей прожег.
И от его мелодий у нее прыщи и воспаление. По коже!
– Поехали, любимая, нас ждут. Уже все собрались на площади.
Мы трогаемся в шесть пятнадцать…
Не понял… Как не готова?
Но мы собирались кочевать?..
