А курсантов опять уговаривали, заставляли под разными предлогами писать рапорты и уходить – в такие же гражданские вузы, в народное хозяйство.
От курса остались совсем крохи. Перевели во Фрунзе. В училище Фрунзе он опять учился на втором курсе.
Это, так сказать, в отместку заставили опять на втором курсе учиться. В 1964 году он закончил училище. Флот к тому времени уже здорово потрепали – корабли уничтожались, а на том, что осталось, служили трехгодичники – кадровых офицеров-то разогнали. Когда он на первый свой корабль попал, то командир даже прослезился. Спрашивает: «Кадровый?» – «Кадровый!» – «Ну, слава богу! Уже сил никаких нет с этими трехгодичниками!»
Так что Север, тральщики, 23-я дивизия ОВРа (сейчас 5-я бригада тральщиков), 1964 год, Полярный, жена, два чемодана. Выделили жилье, 12 метров комната, подходят они к дому, а там мичман копается в каких-то углях – дом два дня как сгорел. Спасибо друзьям – приютили, а комнату потом все же дали. Квартиру получил через три года. Вот так они и служили. Тральщик, девятьсот тонн. Три года командир БЧ-2, 3, потом помощник, потом – командир корабля.
Когда был командиром БЧ-2, 3, он стал лучшим артиллеристом и специалистом по новой технике.
Тогда артустановки новые автоматические поступать стали с большой скорострельностью, и он был единственным офицером, кого допускали к разряжанию артустановок, у которых снаряды переклинило. В этом случае, когда такой корабль с моря приходил, его уводили на седьмой причал, и там только отец занимался распатронированием.
С 1969 года он командир корабля, и все его в дивизии знали как отличного мужика. Даже когда я уже зашел в губу Окольную на тральщике командиром БЧ-2, 3, ко мне на корабль пришел старший мичман в возрасте, который был молодым мичманом у моего отца.
«Я, – говорил он, – узнал, что появился второй Усов, передавай отцу привет. Скажи, что его здесь помнят. Мы с ним не виделись уже двадцать лет».
А другой мичман – была такая знаменитая личность, старший мичман Слухай на 5-й бригаде – так он мне очень сильно помогал, учил всяким тральным премудростям.
«Мне, – говорил он, – твой отец помогал, и теперь я тебе помогу».
Отец за шесть лет принял от промышленности четыре новых корабля. Его все время посылали на новые корабли как первого в своем деле. Отчаянный был, никого не боялся – ни моря, ни техники, ни людей.
Был такой случай. Он в Эстонии, в Харалах-те, еще помощником участвовал в приеме нового корабля. Вечером они зашли в маленький ресторан поужинать, и там рядом стоял какой-то старый полуразрушенный памятник. И сидит в углу мужичок без ноги, видно, воевал. Они его спрашивают: «Что это там за памятник?» – «А это, – говорит, – во время перехода таллинского подорвался на мине эсминец, выбросился на берег. «Кураты» поставили пулемет и три тысячи человек положили на воду. Кто на берег выбирался – всех. Наши им памятник поставили».
И тут отец слышит за спиной: «А нечего оккупантам на нашей земле делать!» – ну, тут они и завелись. Все были погодки, все под немцами побывали, ну и дали рукопашную, на одного офицера по трое приходилось, но победили. Командование Таллинской ВМБ этот случай без внимания не оставило, разбирали. Но никого не наказали – поняли все.
Как-то они попали в ураган, их три дня мотало, отказала связь, полегли все – у тральщика экипаж семьдесят пять человек. Лежат, никто не встает. Ломало так, что в какой-то момент отец спустился вниз и все чистое на себя надел. Они проводили лодку на Нордкап. Хотели даже на остров Медвежий зайти, спрятаться от ветра, но сторожевики норвежские их отогнали. Отец говорил, что тогда вспомнил войну, рассказы своего отца и сказал: «Коммунистам просьба задержаться на вахте!» – вот пятнадцать человек, как во время войны: «Просим считать коммунистами». Двое суток только они несли вахту. Остальные не могли подняться. Потом их авиация уже нашла. Во время того шторма, говорили, восемнадцать норвежских фелюг погибло.
И их тоже считали погибшими.
А потом отец перевелся на Балтийский флот. Два с половиной года он еще был командиром корабля. Однажды, из-за меня и моего брата, его чуть не выгнали из командиров. Его тральщик проекта 254 с атрустановками «ЗИФ-11» (по вертикали и по горизонтали два наводчика, два тридцатисемимиллиметрового автомата) встал на Неве – праздник был, то ли День Военно-морского флота, то ли 9 Мая, было праздничное гуляние.
Мы с братом залезли и развернули пушку на Дворцовую площадь и Зимний дворец. Через тридцать секунд прилетел отец – ему с флагмана радировали, и на нас: «Усовы, вы чего делаете? С ума сошли? По Дворцовой площади собрались стрелять? Залп Авроры хотите повторить?» Его потом мотали за это страшное дело как, потому что установки должны под сорок пять градусов быть все. Я сам вообще при любой возможности на кораблях у отца бывал, привил он мне любовь к флоту.
С 1974 года по 1992 год отец преподавал в училище имени Фрунзе. Все надводные минеры Военно-морского флота прошли через него. Особенно минеры тральщиков. Он читал «Тральное оружие» по 1992 год, а потом я его читал в том же училище, а он ушел работать в банк к брату, но после он вернулся и до сих пор читает лекции. Придя на флот в 1987 году, я, будучи уже офицером, был поражен тем, сколько человек моего отца помнят как порядочного, мужественного человека и всегда с уважением говорят о нем, как бывшие сослуживцы, так и те, кого он выпускал.
Говорят, что он придумал две пословицы: «Моряк должен быть суров, как скала» и «Море любит сильных, а сильные любят выпить». Справедлив был с подчиненными, резок с начальством, но требователен. Любил повторять: «Пьяный проспится, а дурак никогда».
Я учился в училище, так в роте с меня первый спрос по его специальности был, поблажек не давал. Говорил: «Как я могу спрашивать с других, если мой сын плохо будет учиться?»
Отец защитился. Диссертация у него была без руководителя, надо сказать, очень редкий случай в научной среде. Они повздорили с начальником кафедры, и тот отказался быть его руководителем. Так что отец защитил диссертацию без научного руководителя.
А начальник кафедры все хотел его уволить, и когда мы в 1986 году были на практике в Таллине, а отец там был старшим на практике, его вызвали в училище, он уезжает и говорит: «Ну, наверное, Игорек, меня уволят!» Мы попрощались, он уезжает, а через месяц мы возвращаемся – его назначают начальником кафедры и дают капитана первого ранга.
Начальником училища у нас тогда был адмирал Федоров – это лучший начальник училища Фрунзе за последние десятилетия, и как отец потом говорил: «А мы друг друга поняли простонапросто. Мы своих, флотских, не сдаем». В 2000–2001 году отцу надо было сделать операцию – шунтирование на сердце. Операция дорогая. А нам зарплату не платят. Занял я денег на операцию, написал рапорт: «Прошу уволить!» – и пошел зарабатывать деньги.
Почему я все это рассказываю, первое – это гордость за отца, он всегда для меня был первым во всем. Второе – это то, что много таких людей на флоте было и будет, но говорят о таких людях мало, в газетах про них не пишут, да и наград они особых не получают, перед начальством не гнутся, но если скажешь «Флот», то вспомнишь именно о них.
И еще хочу сказать, что мне всегда приятно слышать, когда о моем отце говорят: «Сергей Иванович – это настоящий мужик!»
Игорь Усов».
* * *
«Здравствуйте!
Посмотрел сегодня фильм («72 метра») и пресс-конференцию после него соответственно. Признаться, был расстроен Вашим отсутствием. Судя по «опросу» находящихся рядом со мной в фойе и в зале, – не я один. Вопрос «А где же автор?» в конце пресс-конференции все-таки задали напрямую…
Фильм получился хорошим, зрелищным, смех был довольно частым. За весь сеанс зал никто не покинул, да и все болтавшие между собой и по телефонам журналисты после первых 5 минут угомонились сосредоточенно.
Фильм смотрели и представители ВМФ. Нам их не представили, но, насколько я понял, это были заместитель главкома, вице-адмирал, а с ним контр-адмирал и несколько капитанов 1-го и 2-го ранга – всего 6 человек. Специально сел за ними чуть сбоку – видел видел затылки и вполоборота – улыбающиеся щеки.
Субординация в смехе замечена не была. На пресс-конференцию они не остались, а интервью дали в фойе сразу после сеанса… Игорь Дыгало был в штатском и все время терся вокруг Хотиненко, а вот с командованием замечен не был.
Фильм, безусловно, будет успешным… Между фильмом и книгой огромная пропасть. Тем, кто не читал книгу, фильм, видимо, понравится больше. В книге – «жизнь, которую не остановить», несмотря на трагедии, и юмор мгновенный, ритмичный.
В фильме трагедия становится какой-то не совсем серьезной. Похоже, отдельные журналистские головы именно так и поняли – как издевку над флотом…
И вот этот дух (не смог подобрать более емкого слова), что читается между строк еще у Л.Соболева и что есть в Вашем тексте, в фильм не попал. Те, кто не читал, понятно, его в фильме и не ждали, а смотрели как боевик. А потому и не совсем ясны слова командира «мехом внутрь» и что такого он сказал, что все так забегали.
