Далее следовал… Нет, этого просто не могло быть. У Гноя закружилась от счастья голова – если бы он не сидел, то непременно бы рухнул на вытертый палас (так почему-то в их семье принято было называть ковер). Ему отвечала сама божественная Анна: «Дорогой Dark Skull! Конструктивно критиковать – проще простого, а ты попробуй сам написать что-нибудь! А мы посмеемся! Чмоки!» Чуть ниже было изображено розовое сердечко, при виде которого Юрик начал проваливаться уже в натуральный обморок. Спасло его только то, что такие значки были пририсованы ко всем письмам, на которые отвечала богиня – легкий укол ревности удержал Гноя в себе.
Остаток вечера прошел в горячем тумане. В девять заскрежетал замок – пришла мама, полная белесая женщина с высокой прической и с брошью на бесорфменной груди. Юрик дождался, пока она пойдет на кухню греть ужин, и небрежным движением метнул «Манию страны навигаторов» на стол.
– Что это? – равнодушно спросила мать. Черепанов была фамилия уехавшего на Северный полюс папы; мама оставила за собой девичью – Неловко. Юрик не уставал благодарить судьбу за такой ее поворот: до конца своих дней быть Юрием Неловко – это как-то уже слишком.
– Я в журнале!
Юрик думал, что мать разрыдается от избытка чувств или на худой конец попросит у него журнал показать на работе (он бы, конечно, не дал). Вместо этого Елена Борисовна Неловко скользнула равнодушным взглядом по триумфу сына и молча поставила на раздел писем тарелку с сарделькой и слипшимися вчерашними макаронами системы «бантики».
На следующий день Гной шел в школу с высоко поднятой головой. За спиной его словно выросли биоэнергетические крылья… Нет, лучше мощные фотонные турбодвигатели. Родной Западносибирск, казалось, затаил дыхание перед своим героем, чье имя отныне было известно целым 35 тысячам (на самом деле, их было примерно втрое меньше, но об этом Юрик узнал существенно позже) читателям по всей России!.. Интересно, прикидывал сам с собой герой дня, а кто отбирает письма для публикации? Наверное, каждый вечер вся редакция отрывается от своих упоительных занятий и садится за белоснежный круглый стол. Перед ними разложены аккуратные стопки писем. Длинноногая Анна открывает первый конверт, пробегает глазами несколько строчек, улыбается перламутровыми губами и передает его Поплавскому: «Посмотрите, какие интересные замечания и глубокие мысли!» Редактор, должно быть, читает письмо и морщится: нет, это недостойно украшать страницы лучшего в мире журнала. Анна чуть хмурится: «А вот это?» Поплавский ошарашенно замирает. Он перечитывает письмо Гноя раз, другой, третий. С грохотом отодвигает стул: «Срочно в номер!!!» Начинается суета…
Здесь мимо Юрика промчался рейсовый автобус «Центральный рынок – Проходная металлопрокатного завода», по пояс обдав героя дня жирной грязью.
Задача на сегодня была достойна настоящего кибер-витязя: высидеть шесть уроков (среди которых – ненавистный русский язык и еще более неприятная физкультура), не сойдя с ума. Дома ожидали два вырванных из общей тетради разворота и удивительное чудо техники – ручка со встроенными в колпачок электронными часами. Гэджет подарил Гною Виктор Сулейманович – просто так, безо всякого очевидного повода. Юрик ручкой не пользовался: делать такой уроки было жалко, а в школу носить – чистый суицид: Леша Корявый отнял бы на первом же уроке и еще потом гнусаво хохотал бы на переменах, рассказывая своим долговязым друзьям из параллельного класса про «лоходрома с нездоровыми распонтовками». По той же причине работу над статьей (так Юрик называл вообще все тексты, публикуемые периодическими изданиями) нельзя было начинать на уроке: запалит Динозавр или ее товарки, – будет такой позор, что лучше сразу в петлю.
Оскорбленный вчерашним предательством Петрозаводской Юрик постановил себе не производить сегодня Маневров: пусть мерзавка знает, что больше не имеет для автора лучшего в мире журнала решительно никакого значения. Кто она, в конце концов, такая?! Ему написала «чмоки» сама Анна!.. Минуте на десятой первого урока стало понятно, что без Маневров кибер-богатыря ожидает смертельная тоска. Юрик покосился на парту: там змеилась нарисованная шариковыми ручками цепочка корявых прямоугольников и было выведено: «Если ты не голубой, нарисуй вагон другой». Гной хотел было отвернуться, но краем глаза поймал на себе свербящий взгляд Корявого. Вчерашнее унижение у турника было слишком живо в памяти, и Dark Skull начал выводить очередной, двадцать третий по счету вагончик.
– Черепанов! – взревела историчка Ольга Михайловна, комплекцией напоминавшая игрока в американский футбол в полной спортивной выкладке, а редкими черными усиками – отрицательного героя телесериала «Богатые тоже плачут».
Гной замер.
– Ты покупал эту парту, чтобы ее портить?!
Через плечо Юрику беспардонно перегнулся Корявый, увидел незаконченный вагон и прошипел: «Пидар чуханский». Все попытки Гноя обелить свою репутацию, таким образом, пропали зря. Ольга Михайловна продолжала бесноваться:
– ...напишу докладную в ГорОНО!!!
Чем было страшное «гороно», никто толком не знал, но все чувствовали – ничем хорошим общение с организацией, носящей такое имя, закончиться не может.
– Вон из класса! Иди расскажи завучу, чем ты занимаешься на уроках!
Юрик понуро поплелся к выходу, по пути нарушив данную самому себе клятву и покосившись на Алину. Та что-то писала в тетради, не обращая внимание на очередное испытание, выпавшее на долю Темного Черепа.
Ни к какому завучу Гной, конечно, не пошел: историчкино буйство обычно не имело никаких особенных последствий и было (хоть об этом никто из учеников не знал) вызвано скорее физиологическими причинами, чем педагогическим рвением. Добредя до пустого мужского туалета, Юрик сел там на подоконник и вынул из рюкзака томик боевой фантастики «Операция «Коловрат» – предстояло как-то убить двадцать минут до перемены. Надо заметить, что ничего, кроме «славянского фэнтези» и «русских космических опер» Гной никогда по своей воле не читал – вообще все стихи были, по его твердому убеждению, проделками гомосексуалистов, а всяким там достоевским с гоглями вообще делать было больше нечего, как писать сотнями страниц заунывную нудистику про крестьян и жирных старух. Особенно Гной ненавидел описания природы, лирические отступления и «про любовь» – в тех книгах, которые читал он, любовь сводилась к действиям, описываемым при помощи таких словообразований, как «ее высокие налитые груди», «его воспрявшее естество» и даже «с ее губ срывались страстные стоны».
Едва Юрий успел погрузиться в энергичные приключения русской (заметно было страстное желание автора книги всегда писать это слово с заглавной буквы) звездной армады, гоняющей по черному космосу слизистых гнидогадоидов, как в туалет вошел хмурый учитель труда Сергей Валентинович и, не глядя на Гноя, начал рассупонивать брюки. Кабинок и перегородок в школьном туалете не было: только ряд отверстий в кафельном полу. Трудовик уселся над одним из них на корточки и раскрыл принесенную с собой газету «Аргументы и факты». Гной, потупясь, вышел. День, определенно, предстоял непростой.
Он уже решил, что именно напишет для «Мании страны навигаторов». В прошлом номере журнала авторитетный автор, скрывавшийся за псевдонимом Игорь Шварцнеггер, скверно отозвался о свежей игре Diablo II. Гной в нее сам не играл, но много раз видел, как это делают завсегдатаи клуба «Матрица», так что ему было что возразить – уже не терпелось добраться до приготовленных дома письменных принадлежностей. Юрик даже не волновался – если ты настоящий гэймер, прикидывал он сам с собой, то написать «объективную статью» должно быть проще простого. Юриков любимый журнал придерживался им же самим придуманной теории: существовали «объективные» и «субъективные обзоры». Объективными назывались материалы, исполненные, как квартальный отчет, строго по одному шаблону: главки, названные «Графика», «Звук», «Управление», «Игровой процесс» и «Выводы» (в некоторых исключительных случаях к ним прибавлялись еще «Атмосфера» и «Мультиплеер»). Метафоры, аллюзии, гиперболы, а также сложносочиненные и сложноподчиненные предложения в «объективных статьях» не приветствовались – мысли надо было излагать рубленым слогом отставного прапорщика, уволенного из армии за служебные злоупотребления. В таких материалах обязательно было употребление самых дремучих изо всех возможных речевых штампов: если «отсутствует», то обязательно «как класс»; если «дождь», то непременно «как из ведра»; а уж «персонажи» непременно была «полюбившимися». Единственной стилистической вольностью, которую мог себе позволить подлинно «объективный» автор, был псевдостарославянский языковой мусор вроде «сей», «ибо» и «оный» – типа для солидности. «Субъективистов» в «Мании страны навигаторов» принципиально не публиковали и открыто презирали, называя «эстетствующими» (подразумевалось «эстетствующими педрилами», но об этом Юрик узнал гораздо позже) – чтобы заполучить такое страшное клеймо, достаточно было употребить в тексте слово, состоящее из четырех и более слогов.
