Дядя Полковник истошно завопил:
— Ты когда-нибудь закроешь рот?! Что за чушь! Что за вздор! Да чтоб у тебя на сто лет вперед язык отсох! Пошел вон, болван!
Маш-Касем надулся и, обиженный, ушел.
После его ухода семейный совет сам собой распался. Один за другим участники совещания под разными предлогами разбрелись по домам. В гостиной не осталось никого, кроме дяди Полковника, Шамсали-мирзы и Пури. Я разочарованно и безнадежно бродил по коридору и, не смея себе в том признаться, втайне ждал, что искра озарения вдруг сверкнет в голове дяди Полковника и временно безработного следователя, но, судя по их разговорам, разум их по-прежнему блуждал во тьме.
Я вернулся в сад. Дядюшка Наполеон с озабоченным видом расхаживал по дорожкам, Маш-Касем хладнокровно поливал цветы. Дядюшка так глянул на меня, что я понял: он считает меня соучастником отцовских преступлений. Чтобы обезопасить себя от стрел, летевших из дядюшкиных гневных очей, я отошел подальше.
Несколько минут я снова перебирал в уме возможные пути спасения от напастей любви, но безрезультатно. И я мысленно заговорил с богом. Всего второй раз в жизни я обращался к нему так искренно и чистосердечно. Первый раз я это сделал во время приключившегося ночью землетрясения — я просил всевышнего до наступления утра не обрушивать на нас потолок. Но сейчас я сам не понимал, чего я хочу, и не знал, что просить у бога. Может быть, лучше, чтобы он избавил меня от любви к Лейли, думал я, кусал себя за сложенные щепоткой пять пальцев и потом дул на них (не знаю, откуда пошел у ребят такой обычай замаливать грехи). Наверно, это было бы для меня самым простым выходом из положения, потому что, осмелься я просить о благополучном исходе любви, мне пришлось бы прежде уговорить всевышнего решить еще очень много сложных задач. …Господи, сделай так, чтобы дядюшка пустил воду на наш участок, а отец потом пустил бы ее дальше, к дяде Полковнику. …Господи, заставь отца поверить в отвагу и гений Наполеона. …Господи, пусть дядюшка прикажет проповеднику Сеид-Абулькасему снять проклятие с лекарств в отцовской аптеке. …Господи, убеди отца, что дядюшка храбро сражался за Конституцию, и что юг страны обязан своей спокойной жизнью его героизму… Господи, сделай так, чтобы Азиз ос-Салтане больше не покушалась на своего мужа… Господи, помоги отыскать Дустали-хана, а когда он отыщется, пусть ведет себя как следует и не пристает к жене мясника Ширали…
Я был погружен в эти думы, когда ворота отворились, и в сад вошла Азиз ос-Салтане. Приблизившись к дядюшке Наполеону, она застыла, как готовый к нападению боевой петух, и молча впилась в дядюшку глазами. Наконец дядюшка с беспокойством спросил:
— Ханум, что случилось?
Не отвечая на его вопрос, Азиз ос-Салтане в свою очередь спросила:
— Могу я от вас позвонить по телефону?
— Кому вы хотите звонить, ханум?
— Начальнику уголовной полиции. — И после небольшой паузы она сорвалась на крик: — Его сыщики только и знают, что издеваться над молодыми парнями!.. Сколько я ни говорила этому болвану инспектору, что Асадолла ни в чем не виноват, он и слушать не желает. Я сейчас позвоню начальнику и скажу, что Асадолла, сиротинка безвинная, тут ни при чем… Скажу, что кто-то из вас Дустали порешил! Скажу, что бедняга Асадолла, чтобы вас спасти, грех на душу взял! Ох, если бы всем вам хоть капельку благородства Асадоллы!.. Да разве такой порядочный, такой деликатный и чувствительный человек может кого-нибудь убить?!
— Ханум, дорогая, прошу вас, не кричите…
— Кричала и буду кричать! Вопить буду! Визжать буду!.. Думаете, я ничего не понимаю? Либо вы сами с вашими родственниками убили Дустали и теперь сваливаете это на невиновного… либо спрятали его где-нибудь, чтоб потом женить на своей сестре, которая всю жизнь в девках просидела…
С большим трудом дядюшке удалось слегка утихомирить Азиз ос-Салтане.
— Ханум, ума не приложу, какой злодей вам это внушил… Никто вашего Дустали не убивал. Дустали еще нас с вами переживет. Просто он вас испугался и куда-то спрятался…
Азиз ос-Салтане, опять разъярившись, завопила:
— Это что же, выходит, я такая страшная, что от меня прятаться надо?! Ты хоть понимаешь, старый дурак, что говоришь?… Жалость берет, что Асадолла всем вам родственником приходится! Дадите вы мне от вас позвонить или я должна для этого на базар идти?
Дядюшка снова постарался успокоить Азиз ос-Салтане и мягко сказал:
— Ханум, я не знаю, где сейчас Дустали, но даю вам честное благородное слово, что далеко он не ушёл, еще до утра я доставлю его вам в целости и сохранности. Разрешите, я пошлю за инспектором. Когда он придет, вы ему скажите, что Дустали нашелся, вернее, что вы знаете, где он… А если вы будете скандалить, беднягу Асадоллу отправят в тюрьму!
— Господи, пусть я лучше умру, чем увижу, как такого прекрасного человека в тюрьму посадят!.. Я заявлю сыщику, что вообще забираю свою жалобу обратно.
— Ханум, это ничего не даст. Вы должны сказать, что Дустали жив и уже разговаривал с вами… э… по телефону. Даю вам слово, что к завтрашнему дню Дустали…
Азиз ос-Салтане раздраженно оборвала его:
— Да чтоб ему сто лет без головы оставаться! Я, может, вообще не хочу жить с этим вашим Дустали! Очень мне нужно его теперь видеть! — Помолчав, она подозвала Маш-Касема: — Эй, Маш-Касем! Беги домой к Асадолла-мирзе, скажи сыщику: ханум, мол, просила передать, скорее идите сюда — Дустали нашелся!
Маш-Касем поставил лейку на землю:
— Радость-то какая, ханум! С вас мне награда причитается за доставку счастливой вести!
— Не торопись, голубчик! Погоди, вот вернется Дустали на самом деле, тогда вы оба у меня награду получите дубинкой по башке!
Уже почти стемнело, когда наконец прибыл инспектор Теймур-хан. За ним в ворота вошел Асадолла-мирза вместе с помощником инспектора практикантом Гиясабади и Маш-Касемом. Едва ступив в сад, сыщик закричал:
— Молчать! Где убитый? Быстро, срочно, немедленно, точно!
Дядюшка пошел ему навстречу:
— Господин инспектор, я очень рад, что это недоразумение устранено. Муж ханум Азиз ос-Салтане жив, здоров и находится в доме у одного из родственников.
— Вы… молчать! Где убитый?… Быстро, срочно, немедленно!
И, вплотную приблизив свое огромное лицо к дядюшкиному, сыщик с подозрением спросил:
— Вы уверены, что убитый жив?
Тут вмешалась Азиз ос-Салтане:
— Господин инспектор, к счастью, выяснилось, что Дустали цел-целехонек… Что такому битюгу сделается? Он еще меня первую в могилу сведет!
Асадолла-мирза, который, войдя в сад, молча счищал с сюртука грязь и, судя по всему, не имел ни малейшего желания вступать в разговоры, с облегчением вздохнул:
— Фу ты! Благодарю тебя, господи, что ты вернул жене мужа!
Сыщик подскочил к нему:
— Рано радуетесь!.. Мы еще посмотрим! Если убитый жив, то почему вы сознались в его убийстве? Что побудило вас сделать это признание? А? Быстро, срочно, немедленно! Отвечайте!
— Наверно, мне это во сне приснилось.
— Молчать! Издеваетесь?! Человека убивают, убийца лестью располагает к себе вдову убитого, та заявляет, что ее муж жив, а инспектору, ведущему уголовное расследование, остается только быть пай-мальчиком, пожелать всем спокойной ночи и вернуться к себе домой — так, по-вашему?! Молчать!.. Даст бог, я еще сам накину тебе на шею петлю!
Азиз ос-Салтане разъяренной львицей бросилась на инспектора:
— Что, что?! Петлю?! На шею своему папаше ее накидывай! Да я тебе глаза выцарапаю!
Дядюшка в тревоге вмешался:
— Ханум, дорогая моя, прошу вас! Умоляю! Господин инспектор выполняет обязанности, предписанные ему законом. Вы должны все ему спокойно объяснить, а не…
— А вы чего вмешиваетесь? Да кто вы такой?! Мой муж-ишак развратничает. Я сама сюда сыщика привела. У него ума не хватает, так он по дурости своей возводит напраслину на ни в чем неповинного человека, а я хочу его вразумить… Вам-то что до всего этого?…
— Молчать! Всем молчать!.. Я говорю, молчать!
— Как же, разбежалась! Да я сейчас так тебя этим совком огрею, что у тебя ни очков, ни глаз твоих слепых не останется! — И подкрепляя слова делом, Азиз ос-Салтане замахнулась совком на инспектора.
Асадолла-мирза схватил ее за руку:
— Ханум, милая, успокойтесь, прошу вас!
Рвавшаяся в бой Азиз ос-Салтане мгновенно присмирела и с несвойственной ей мягкостью сказала:
— Как прикажешь, дорогой.
Инспектор, слегка растерявшийся от нападок Азиз ос-Салтане, вернул себе присутствие духа:
— Молчать! Ханум!.. Пока я собственными глазами не увижу убитого, я не могу освободить обвиняемого… Практикант Гиясабади, уведи задержанного!
Практикант щелкнул каблуками и потянул Асадолла-мирзу за руку:
— Пройдемте!
