Мы сошлись, он – с северо-северо-востока, я – с юго-юго-запада, и он поздоровался, болезненно дернув щекой, словно хотел было улыбнуться, но раздумал и сказал себе: «Да ну их, еще улыбаться…»
– Привет, – сказал он.
– Привет, – сказал я.
– Хорошая погода, – сказал он.
– Да, – сказал я. – Гуляете?
– Да, – отвечает. – И вы тоже гуляете?
Благоразумие заставило меня опуститься до лжи.
– Да, – говорю. – Я тоже гуляю. Только что повстречал мисс Перебрайт.
При звуках этого имени его передернуло, как будто разбередили старую рану.
– О? – сказал он. – Мисс Перебрайт? – И два раза сглотнул. Я видел, что на губах у него рождается вопрос, но, должно быть, неприятный до тошноты, потому что он выговорил только: – А был… – и снова сглотнул. И еще, и еще.
Я уже готов был перейти к обсуждению ситуации на Балканах, когда он наконец все-таки выдавил из себя:
– А был с ней… Вустер?
– Нет, она шла одна.
– Это точно?
– Абсолютно.
– Он, возможно, затаился где-нибудь поблизости. За деревом?
– Дело было на вокзальной площади.
– Может быть, спрятался за дверью?
– Да нет же!
– Странно. Ее сейчас без Вустера нигде невозможно застать, – сказал он, слегка скрипнув зубами.
Я сделал попытку немного умерить его муки, достигшие, похоже, значительной остроты. Было очевидно, что усилия Гасси не пропали даром и так называемое «зеленоглазое чудовище» изрядно потрепало Эсмонду нервы.
– Мы ведь – они то есть – старые друзья, – сказал я.
– Вот как?
– Да. Знакомы с детства. Занимались в одном танцклассе.
Я сразу же пожалел, что обмолвился о танцах, потому что он взвился, словно чья-то невидимая рука наступила ему на невидимую мозоль. Не то чтобы он помрачнел, он и так был мрачнее тучи, но как-то совсем скис, вроде лорда Байрона, прочитавшего разгромную рецензию на свой последний сборничек стихотворений. И ничего удивительного. Человеку влюбленному и встревоженному предприимчивостью соперника не так-то приятно представлять себе объект своего обожания вальсирующим в объятиях этого соперника, да еще, быть может, во время перерыва по-дружески делящим на двоих стакан молока с печеньем.
– Да? – отозвался он и испустил свистящий вздох, как выдохшийся сифон с содовой водой. – В одном танцклассе, вы говорите? В одном танцклассе?
После чего погрузился в хмурое молчание. Когда же он вновь заговорил, в голосе у него прослушивалось хриплое урчание грома:
– Расскажите мне, Гасси, что за тип этот Вустер? Он ведь ваш приятель?
– Ну да.
– Давно с ним знаетесь?
– В школе вместе учились.
– Отвратительный, наверно, был мальчишка? В школе его, конечно, терпеть не могли?
– Я бы не сказал.
– Значит, это с возрастом у него проявилось. Потому что он вырос самым подлым ползучим гадом изо всех ползучих гадов, каких я, себе на горе, в жизни встречал.
– Вы называете его ползучим гадом?
– Именно так, и готов повторить это столько раз, сколько вам будет угодно.
– Он вовсе не так уж и плох.
– Возможно – на ваш взгляд. Но не на мой и не на взгляд, я думаю, подавляющего большинства порядочных людей. Такими, как Вустер, заполнен ад. Что она в нем нашла, черт побери?
– Не знаю.
– И никто не знает. Я подверг его самому пристальному и объективному рассмотрению и пришел к выводу. что он совершенно лишен какого-либо обаяния. Вам случалось переворачивать большой плоский камень?
– Изредка.
– Видели, кто из-под него выползает? Разные омерзительные твари, которые похожи на него, как родные братья. Если бы вы, Гасси, положили под микроскоп кусочек овечьего сыра горгонзола и предложили бы мне взглянуть, первое, что я бы воскликнул, настроив окуляр, было бы: «Смотрите-ка, Вустер!»
Он помолчал, байронически насупив брови. А потом продолжил:
– Мне известно, что вы на это возразите, Гасси. Вы скажете, что ведь не его вина, если он похож на слегка увеличенного сырного червя. И это правда. Надо быть справедливым. Но ведь он наводит ужас на добрых людей не только своей отвратительной наружностью. Он представляет угрозу для общества.
– Ну, это вы уж слишком.
– Что значит – слишком? Вы слышали, что про него рассказывала тетя Дафна за столом в тот вечер, когда вы приехали? Этот ужасный Вустер все время ворует полицейские каски.
– Не все время. А один раз, по случаю праздника Гребных гонок.
Он опять насупился.
– Мне не нравится, что вы так упорно за него заступаетесь, Гасси. Наверно, хотите быть беспристрастным? Имейте в виду, беспристрастность – опасная вещь! Она граничит с моральной близорукостью. Все факты подтверждаются документально. Каждую свободную минуту Вустер отправляется рыскать по лондонским улицам, гоняется за бедными полицейскими, нападает на них, превращает их жизнь в ад. Вот что за человек Вустер!
Высказавшись, он ненадолго задумался. Потом по его физиономии опять пробежала легкая судорога, которая в последнее время худо-бедно заменяла ему улыбку.
– Скажу вам одну вещь, Гасси. Я от души надеюсь, что нечто в этом роде он предпримет и здесь у нас. Мы уже приготовились встретить его во всеоружии.
– Во всеоружии?
– Да. Теперь дело за ним. Знаете Доббса?
– Который страж порядка?
– Да, наш деревенский полисмен. Отличный малый и неутомим в исполнении долга.
– Лично не знаком. Говорят, у него помолвка расстроилась.
– Тем лучше. Значит, у него в сердце не осталось места для жалости и благодушия. Я все рассказал Доббсу о Вустере и велел быть настороже. Так что он теперь бдит. И рвется в бой. Пусть только Вустер протянет палец к Доббсовой каске, и он немедленно будет жестоко наказан. Вам Гасси, на первый взгляд, наверно, в это трудно поверить, но я – здешний мировой судья. Заседаю в нашем местном суде и умею поставить на место преступные классы, когда они забываются. От души надеюсь, что Вустер не удержится и выкажет свою криминальную сущность, тогда Доббс навалится на него, как леопард, и доставит ко мне на суд, а я вынесу ему приговор: тридцать суток без замены штрафом, невзирая на пол и возраст!
Мне такая решимость пришлась не по душе.
– Вы этого не сделаете, Эсмонд!
– Сделаю. Руки чешутся. Пусть только Вустер сойдет с прямой дорожки хоть на один дюйм, и можете попрощаться с ним на тридцать суток. Ну, ладно, Гасси, я пошел. На ходу как-то легче, я в этом убедился.
Он скрылся за горизонтом в юго-восточном секторе. А я остался стоять с разинутым ртом. Меня томило предчувствие неотвратимой опасности. «О, если бы Дживс был здесь!» – сказал я себе. И представьте, оказалось, что он здесь. Я уже на протяжении некоторого времени безотчетно ощущал, что сбоку от меня стоит некто и говорит: «Доброе утро, сэр». Поворачиваюсь, а это Дживс, загорелый и поздоровевший после поездки на побережье в Брамли-он-Си, которая явно пошла ему на пользу.
– Доброе утро, сэр, – были его слова. – Вы мне позволите сделать одно замечание?
– Разумеется, Дживс. Приступайте. Можете сделать несколько.
– Я по поводу вашего вида, сэр. Прошу меня простить за такую вольность, но…
– Говорите, не стесняйтесь. Вы ведь хотели сказать, что у меня вид – как будто меня кошка притащила из гробницы Тутанхамона, верно?
– Ну, так далеко я бы все-таки не зашел в своем сравнении, но, безусловно, мне доводилось видеть вас более soigne [6].
Мелькнула уменя мысль тоже что-нибудь скаламбурить на французском, но настроение было слишком паршивое, не до шуток.
– Если позволите, сэр, я заберу костюм, который на вас сейчас, и займусь им вплотную.
– Спасибо, Дживс.
– Пройдусь губкой и отутюжу.
– Да, спасибо, Дживс.
– Очень хорошо, сэр. Чудесный день, не правда ли, сэр?
– Да, спасибо, Дживс.
Он вздернул одну бровь.
– Вы как будто расстроены, сэр?
– Да, Дживс, я расстроен. Так расстроен, что сил моих нет. Потому что причин для расстройства у меня с избытком.
– Но как же так, сэр? Ведь дела складываются самым благоприятным образом. Я доставил мистера Томаса в дом священника. И, как мне известно от дяди Чарли, ее сиятельство ваша тетя Агата уже отложила свое прибытие в «Деверил-Холл».
– Верно. Но все эти вещи – не главное. Конечно, они образуют некоторую серебряную подкладку, не спорю, но взгляните на собирающиеся тучи. Во-первых и в самых основных, это опять он.
– Сэр?
Я понял, что он ничего не понял, и постарался взять себя в руки.
– Простите, что говорю загадками, Дживс, – сказал я внятно. – Я имел в виду, что опять Гасси грозит бедой.
– В самом деле, сэр? Каким же образом?
– Сейчас объясню. Из-за чего произошла вся эта заварушка, помните?
– Из-за того обстоятельства, что мистер Финк-Ноттл оказался в тюремном заключении, сэр.
