Он умолк в полном недоумении. Арчи испустил нечто среднее между хрипом и бульканьем, но звук этот абсолютно потонул в потрясенном вопле, донесшемся с другой стороны столика. Билл Брустер наклонился вперед, вздернув брови над выпученными глазами.
— Ты помолвлен с Мейбл Винчестер?!
— Да, прах меня побери! — сказал Реджи. — А ты с ней знаком?
Арчи опомнился первым.
— Шапочно, — сказал он. — Шапочно. Старина Билл знаком с ней шапочно, так сказать. Не очень близко, знаешь ли, но… как бы это выразить?
— Шапочно, — подсказал Билл.
— Вот именно. Шапочно.
— Чудесно! — сказал Реджи ван Тайл. — Почему бы тебе не поехать со мной в «Ритц» и не познакомиться с ней поближе?
Билл пробормотал что-то невнятное. И Арчи снова пришел на выручку:
— Сейчас Билл не может. У него свидание.
— Свидание? — сказал Билл.
— Свидание, — сказал Арчи. — Встреча, знаешь ли. Говоря точнее… ну… свидание.
— Но… э… поздравь ее от меня, — сказал Билл с глубокой искренностью.
— Большое спасибо, старик, — сказал Реджи.
— И скажи, что я в восторге, хорошо?
— Всенепременно.
— И не позабудь сказать именно так, хорошо? В восторге.
— В восторге.
— Вот-вот: в восторге.
Реджи взглянул на часы:
— Эгей! Надо бежать!
Билл с Арчи следили, как он прогалопировал за двери ресторана.
— Бедный старый Реджи! — сказал Билл чуть виновато.
— Не обязательно, — сказал Арчи. — То есть я хочу сказать, вкусы бывают разные, знаешь ли. Что одному отрада, другому отрава и наоборот.
— В этом что-то есть.
— Абсолютно! Ну, — сказал Арчи весомо, — это как будто тот самый, фигурально выражаясь, расчудесный, развеселый день во всем счастливом Новом Году, упомянутый поэтом Теннисоном. Да? Нет?
Билл глубоко вздохнул.
— Еще бы! — сказал он. — Мне бы хотелось как-нибудь это отметить.
— Верный дух! — сказал Арчи. — Абсолютно верный дух! Начни с того, что заплати за меня по счету!
Глава 20
Кус Колбаски ставит точки над i
Билл Брустер, не находя себе места от облегчения, не засиделся за столиком. Вскоре после отбытия Реджи ван Тайла он встал и сообщил о намерении немножко прогуляться, чтобы успокоить свой взволнованный ум. Арчи отпустил его милостивым мановением руки и знаком попросил Кус Колбаски, который в своей роли официанта ошивался поблизости, принести ему самую лучшую сигару, какую только может предложить отель. Мягкое кресло, в котором он сидел, было очень уютно, у Арчи не было никаких дел, так почему бы не провести приятные полчасика, мечтательно покуривая и наблюдая, как его ближние вкушают пищу.
Теперь гриль-бар наполнился. Кус Колбаски, снабдив Арчи сигарой, занялся обслуживанием соседнего столика, за который села дама с маленьким мальчиком в матросском костюмчике. Дама погрузилась в содержание меню, но внимание мальчика приковал Кус Колбаски. Он его впивал широко открытыми глазами. Мысли дитяти, казалось, были заняты им одним.
Кус Колбаски занимал и мысли Арчи. Он оказался прекрасным официантом: ловким, внимательным, и свои обязанности исполнял так, словно они ему нравились. Однако Арчи этого было мало. Что-то будто нашептывало ему, что этот человек предназначен для более великих деяний. Арчи не забывал добра. Кусок колбаски после восьмичасового поста оставил глубокий след в его благодарной душе. Рассудок твердил ему, что только человек исключительных нравственных качеств был способен расстаться с половиной колбаски в подобный момент, и он не мог не сознавать, что работа официанта в нью-йоркском отеле не вполне достойна человека столь исключительных нравственных качеств. Разумеется, собака была зарыта в том, что типус не помнил, какова была избранная им стезя до войны. И когда тот удалился с заказом на кухню, Арчи даже зубами скрипнул от досады: почем знать, возможно, на кухню пошел адвокат, или врач, или архитектор, или кто-то там еще.
Из этих размышлений его вывел детский голос.
— Мамочка, — спросило любознательное дитя, провожая взглядом удаляющуюся фигуру Куса Колбаски, — почему у этого дяди такое смешное лицо?
— Тсс, милый!
— Да, но почему?
— Не знаю, милый.
Вера дитяти в материнскую всеосведомленность, видимо, получила сильный удар. У малыша вытянулось лицо, как у искателя истины, зашедшего в тупик. Его взгляд разочарованно шарил по комнате.
— У него лицо смешнее, чем вот у этого тут, — сказал он, тыча пальцем в Арчи.
— Тсс, милый!
— Но это же правда! Гораздо смешнее.
По-своему это был комплимент, но Арчи почувствовал неловкость и поглубже погрузился в мягкие объятия кресла. Вскоре Кус Колбаски вернулся, обслужил даму и дитятю, а затем подошел к Арчи. Его не слишком пленительное лицо сияло.
— Послушайте, вчера у меня был особый вечер, — сказал он, упершись руками в столик.
— Да? — сказал Арчи. — Вечерушка или еще что-то?
— Нет, я о том, что вдруг мне начало вспоминаться всякое. В механизме вроде что-то заработало.
Арчи взволнованно сел прямее. Вот это была новость!
— Нет, правда? Мой милый старый малыш, это абсолютное тип-топ. Замечательнее не бывает.
— Да, сэр! Для начала я вспомнил, что родился в Спрингфилде, штат Огайо. Будто туман начал рассеиваться. Спрингфилд, штат Огайо. Вот так. Меня будто осенило.
— Великолепно! Что-нибудь еще?
— Да, сэр! Перед тем как уснуть, я вспомнил и свою фамилию.
Арчи был потрясен до глубины души.
— Ну, дальше все пойдет легче легкого! — воскликнул он. — Стоило начать, и теперь уже вас ничто не остановит. Так какая у вас фамилия?
— Да… Странно! Опять куда-то провалилась. Вроде бы начинается она на «С». Скеффингтон? Скиллингтон?
— Сэндерсон?
— Нет. Сейчас вспомню. Каннингем? Саррингтон? Уилберфорс? Дебенхем?
— Деннисон? — с надеждой подсказал Арчи.
— Нет-нет-нет. Просто на языке вертится. Баррингтон? Монтгомери? Хепплуэйт? Вспомнил! Смит!
— Черт! В самом деле?
— Уверен.
— Ну а имя?
В глазах его собеседника вспыхнула тревога. Он помялся и понизил голос:
— У меня жуткое ощущение, что это… Ланселот!
— Боже великий! — сказал Арчи.
— Но ведь на самом же деле такого быть не может, верно?
Арчи помрачнел. Он терпеть не мог причинять боль ближним, но чувствовал, что обязан нe кривить душой.
— Не исключено, — сказал он. — Люди дают своим детям исключительно ослиные имена. Мое второе имя — Трейси. А в Англии у меня есть друг, который был наречен Катбертом де ла Хей Орасом. К счастью, все называют его просто Вонючкой.
Метрдотель начал надвигаться на них, как стена тумана, и Кус Колбаски вернулся к исполнению своих профессиональных обязанностей. Когда он вновь подошел к Арчи, то опять сиял.
— Я еще кое-что припомнил, — сказал он, снимая скатерть. — Я женат!
— Господи!
— Во всяком случае, был до войны. У нее были голубые глаза, каштановые волосы и пекинес.
— А как ее звали?
— Не знаю.
— Ну, вы далеко продвинулись, — сказал Арчи. — Не стану отрицать. Конечно, вам еще понадобится время, чтобы сравняться с субчиками, которые записываются на курсы тренировки памяти по журнальным объявлениям. Я про тех ребят, которые познакомятся с типусом на пять минут, а затем встречают его через десять лет, трясут ему руку и говорят: «Ба! Да это же мистер Уоткинс из Сиэтла!» Тем не менее у вас все идет отлично. Вам требуется только терпение. Кто ждет, тот всегда дождется. — Арчи подскочил, как от удара током. — Послушайте, черт подери, а это недурно получается… а! Кто ждет, тот всегда дождется. Вот вы, официант, ждете заказа и, когда столик занят, обязательно дождетесь, а?
— Мамочка, — сказало дитя за соседним столиком, все еще взыскуя просвещения, — как ты думаешь, ему что-то на лицо наступило?
— Тсс, милый!
— А может, его что-то укусило?
— Ешь свою вкусную рыбку, милый, — сказала мать, видимо, одна из тех туповатых личностей, которых невозможно втянуть в обсуждение первопричин.
Арчи преисполнился воодушевления. Даже появление тестя, который вошел несколько минут спустя и сел за столик в противоположном углу зала, не угасило его энтузиазма.
Кус Колбаски снова подошел к его столику.
— Такое странное чувство, — сказал он. — Словно просыпаешься от крепкого сна. Все будто проясняется. Псину звали Мари. Собаченцию моей жены. И у нее была родинка на подбородке.
— У псины?
— Нет, у моей жены. Подлюга! Однажды укусила меня за ногу.
— Ваша жена?
— Нет. Псина. Господи! — сказал Кус Колбаски.
Арчи повернул голову и проследил его взгляд.
Через несколько столиков у серванта, на котором по указанию администрации были выставлены на обозрение холодные закуски, пудинги и торты, упомянутые во втором томе меню (Buffet Froid[7]), только что сели мужчина и молодая женщина. Мужчина был толстым и пожилым. Он бугрился во все стороны, в какие только может бугриться мужчина, а его голова уже почти освободилась от волос. Его спутница была молодой и миловидной. Глаза у нее были голубые, волосы каштановые. А на подбородке слева у нее была прелестная родинка.
