А самое тяжелое – это когда увидела вблизи их руки. Про наколки «под лагерные» промолчу. Возможно, мода такая, своеобразная. Но вот сами пальчики, подушечки… У некоторых они были стерты почти на конус.
Сразу пошла спрашивать к сопровождающим: «Что это? Откуда эти дети? Детдом?» – Пожилые женщины вздохнули: «Нет, не сироты. Из социально незащищенных слоев, большинство из многодетных семей. Сами же понимаете, все развалилось. У нас сейчас люди по полгода зарплаты не получают. Вот и выживают, как могут. Многие золото моют, нелегально. И детей с раннего возраста к делу приставляют. От песка пальцы быстро стесываются. А золотые зубы – это потому что витаминов не хватает. Цинга у нас сейчас. Уже в десять-двенадцать лет ребятам приходится коронки ставить. А может, и с расчетом родители. По-другому вывезти на материк золото сложно – а прилетят в Москву, выдернут, в скупку сдадут и хоть какие-то деньги домой привезут».
Вот так мы весь полет, сделав на кухне импровизированную барную стойку, и разливали детям наши огромные запасы черного, желтого и зеленого «соков». Разливали, стараясь не смотреть на их пальчики и на их счастливые мордашки… Нам было очень стыдно…
Катя-огонек
В девяностых, в моем отделении узкофюзеляжной отечественной техники, карьеру было сделать легко. Ну как – карьеру? Возвыситься от статуса простого бортпроводника до статуса «Старший бортпроводник экипажа» можно было за год. Правда, громкое звание было подпорчено пометкой «Внештатный». Официально на бригадира тебя не учили (да и нельзя по регламенту, пока не хватает стажа и класса), надбавок к зарплате не было. Так сказать, на голом энтузиазме предлагалось взвалить на свои худые плечи весь возможный геморрой в рейсе. Но в отделении наблюдался острый дефицит старших бортпроводников по причине того, что молодые кадры, набрав опыта, моментально убегали на импортные самолеты, а предпенсионеры открещивались от заманчивых предложений о бригадирстве обеими руками. Они – люди опытные. И понимали, что вся надбавка уйдет на лекарства от нервного истощения.
Так что не ты выбирал карьеру, а карьера выбирала тебя. Вернее, начальство выбирало себе жертвы из тех, кто отлетал без косяков хотя бы полгода-год. В подчинение таким зеленым «старшим бортпроводникам» ставили в рейсы еще более зеленых новичков. Приходишь в диспетчерскую, берешь задание на полет – а там вся твоя бригада только после учебного центра. У кого месяц налета, у кого два. А у кого и вообще нули.
А кабы чего не случилось, да и чтоб пассажиры не пугались, увидев такую бригаду «ух!», комплектовали молодежью самые короткие рейсы. Нижний Новгород, Ростов-на-Дону, Волгоград. Всего сорок минут полета – ну что там может произойти? Взлет, посадка. Всем спасибо, все свободны. Американские горки для пассажиров и экипажа. Немного страшно, но быстро заканчивается. Трешь из памяти сразу на выходе из самолета и едешь домой отсыпаться – завтра тебя ждет то же самое.
Вот один такой рейс по России в качестве «внештатного» старшего бортпроводника экипажа.
Встречаюсь с бригадой. Смотрю задание – ага. У нас одна девочка только после стажерских полетов. Первый самостоятельный рейс. Девочка хорошая. Милая-белорусая, покладистая и тихая – просто мечта любого бригадира. Беру к себе в бизнес-класс, чтоб под присмотром была. Выясняю, что она в «Аэрофлот» пришла сразу после института Мориса Тореза. Испанский, английский. Вообще моя тема. Летим. На взлете-посадке обсуждаем особенности обучения испанскому в ее альма-матер, отличие аргентинского диалекта от пуро кастильяно и прочую милую фигню. Вдруг с темы аспирантуры и обожаемого Маркеса стажерка соскакивает на тему курса швейцарского франка к рублю, потерям при обмене и остальным деталям валютного дела.
Поясняет: у нее пару дней назад была «провозка» с инструктором в Цюрих. Так вот, в полете ей чаевые дали в швейцарских франках. Две тысячи. «Вот, смотрите!» – вытаскивает несколько крупных иностранных купюр из сумки. «Я их с собой ношу. Боюсь дома оставлять, вдруг родители найдут и еще чего нехорошее про меня подумают? Может, лучше на рубли поменять? Маме отдам – скажу, первая зарплата на работе. Но курс обмена такой невыгодный, и обменники в моем районе не принимают, наверное, надо в центр ехать?»
Первая реакция при виде денег – докатились! Наберут по объявлению. В голове умножаю 2000 франков на курс четыре тысячи, приглаживаю ирокез, в который у меня волосы сложились сами.
Вторая мысль. Да не. Чаевые бортпроводнику? И еще столько, три зарплаты? Не может быть. Девчонка меня однозначно разыгрывает. Ну ладно, посмотрим, кто кого.
– За что деньги-то дали? Свой парашют отдала или сексом в туалете занималась? И кто у тебя инструктор на рейсе был?
Краснеет страшно.
– Нет, что вы! Каким сексом! Я просто слова песни Кати Огонек пассажиру подсказала. Ну и спела с ним еще. Немножко. А инструктор – и называет фамилию одной не очень хорошей дамы из нашего отделения. В глубоком климактерическом маразме и с ненавистью к любому кокетству, которая вместо того, чтобы на пенсии спокойно грядки возделывать, еще летает и тиранит молодых девчонок. Я с этим инструктором еще лично не пересекалась, но слухи ходили, что многие по туалетам плакали, когда она их снимала с рейса за слишком, по ее мнению, фривольный макияж, короткую юбку или цвет лака на ногтях. У меня волосы уже не приглаживаются обратно и начинают вполне себе громко искрить.
Девочка меж тем рассказывает. Летели в Цюрих. Она с инструктором впереди. В салоне бизнес-класса всего один пассажир. Солидный мужчина в костюме и с депутатским значком. Выпил коньячку. После того как бутылка закончилась и откупорили вторую – петь начал. Так случилось, что в одной из песен слова забыл, а стажерка шла мимо и на автомате подсказала.
Мужик так расчувствовался, что стюардесса знает песни Кати Огонька, что предложил ей выпить и спеть хором. Она к инструктору – так, мол, и так. Инструктор вся вскипела: «Ах он гад! Да как он
