— А как насчет Энн? Она тоже снимает квартиру?
— Да, в Камп-де-Маре. Почти все наши курьеры живут в своих квартирах. Должна же и у нас быть хоть какая-то свобода.
— Далеко отсюда Пагуэра?
— Всего в трех милях. А ещё через шесть миль — Камп-де-Мар.
— Патрик говорит, что Мальорка кишит красивыми местами.
— Да, горы здесь просто дивные. Не слишком, правда, высокие, но вид сверху совершенно сказочный.
— Завтра увижу их. Патрик везет своих старичков в Сольер.
— Тебе там понравится. Пуэрто-де-Сольер — очень живописный городок. Со всех сторон его обступают горы. Я обожаю туда ездить.
Мы въехали на ярко освещенную улицу, по обеим сторонам которой тянулись бесчисленные магазины и лавки с богато украшенными витринами.
— Это главная улица Пагуэры, — сказала Джин. — Карратера-де-Андраиц.
— Я вижу, здесь очень любят украшать дома мозаикой, — заметил я.
— Да, на Мальорке заботятся о своих жилищах, — кивнула Джин.
Вскоре она указала в сторону моря, где между густыми соснами с трудом угадывались очертания довольно высокого каменного дома.
— А там живу я, — сказала она. — Почти на пляже.
— Как выглядит пляж?
— Он очень красивый — чистый белый песок.
— Хорошо бы на него взглянуть.
— Когда — сейчас?
— Да, почему бы и нет.
— Ну, хорошо, — рассмеялась Джин. — Не думаю, что остальные без нас умрут от скуки.
"Форд" свернул на обсаженную соснами аллею и вскоре остановился возле дома Джин. Девушка провела меня по узкой тропинке, и мы вышли на берег.
Я обнял её за талию и Джин, точно ждала этого, тут же прижалась ко мне.
— Посмотри, какая луна, — сказала она.
Мы остановились и задрали головы. Посреди безоблачного неба ярко сиял серебряный диск.
— Прислушайся, — шепнул я.
Мы замерли. Легкий бриз ерошил верхушки деревьев. Воздух благоухал ароматами сосны и моря.
— Слышишь?
— Что?
— Ничего. Полную тишину. Ни рева самолетов, ни гудения машин, никого… Мы с тобой одни на всем белом свете.
Джин хмыкнула.
— Замечательная мысль.
Мы спустились к морю, по которому, рассекая его на две части, убегала серебристая лунная дорожка. Я мечтательно вздохнул. Потом спросил:
— А тебе здесь не надоедает? Я имею в виду солнце, песок, море…
— Иногда случается, — ответила она. — Правда, довольно редко. Порой я очень скучаю по семье и начинаю тосковать по дому. Впрочем, как-никак, я провожу в Лондоне четыре месяца в году. Вполне достаточно.
— А где ты живешь в Лондоне?
— В Патни, недалеко от моста.
— Большая разница — Патни и это…
— Еще бы. Не хочешь пройтись по воде?
Мы сбросили туфли, закатали брюки и приблизились к кромке воды. Я осторожно попробовал воду ногой. Мне показалось, что она ледяная. Джин рассмеялась, подтолкнула меня на мелководье и зашлепала рядом со мной. Минуту спустя вода показалась мне уже более теплой. Мы побродили, обнявшись, минут десять, после чего Джин сказала:
— Я уже продрогла. Пожалуй, нам лучше зайти и просохнуть. Как ты насчет чашечки кофе?
— С удовольствием.
Квартира Джин настолько походила на жилище Патрика, как будто обе были построены одним архитектором. Впрочем, кто знает — возможно, так оно и было. Джин указала на ванную.
— Иди напусти в ванну горячей воды и смой с ног песок, а я тем временем сварю кофе.
Сидя на краю ванны и свесив ноги в воду, я думал, как быть дальше. Патрик, решил я, уже наверняка догадался, что наши планы изменились, и укатил. Внезапно я приободрился. Прогулка по прохладной воде сотворила чудо — усталость как рукой сняло.
Вытирая ноги, я услышал, что в гостиной заиграла музыка. В ванную вошла Джин и, усевшись на мое место, принялась болтать ногами в воде.
— Кофе уже готов, — сказала она.
— Ну-ка, дай мне эту ножку.
Я вытер ей ноги полотенцем и пощекотал пятку. Джин взвизгнула и убежала в гостиную. Я последовал за ней. Из динамиков заливался сочный голос Тома Джонса.
— Радио здесь кошмарное, — пожаловалась Джин. — На пятьдесят минут дурацкой болтовни приходится всего десять минут музыки. Поэтому я и привезла сюда собственный проигрыватель.
— Нельзя упускать такую музыку, — сказал я, привлекая её к себе. Давай потанцуем.
С минуту мы покружились в той же позе, как и в дискотеке, после чего Джин кивнула в сторону балкона.
— Пойдем танцевать при луне.
Высвободившись из моих объятий, она выключила свет, раздвинула шторы и выпустила меня на балкон. Залитые лунным светом, мы прижались друг к другу. Джин обняла меня за шею, а я нащупал её левую грудь и стал нежно поглаживать её.
— А ты, оказывается, шалун, — прошептала Джин, просовывая руки под мою рубашку и гладя мою спину.
Я, в свою очередь, обеими руками забрался под её свитер. Кожа была теплая и нежная, как шелк. Под свитером у Джин ничего не было. Я нашел упругий сосок и в ту же секунду Джин жарким поцелуем впилась в мои губы. Она легонько куснула меня за губу и зашарила во рту юрким язычком; её правая рука скользнула вниз, лаская внутреннюю поверхность моего бедра. Вдруг она напряглась.
— Расс…
— Что?
— Давай прямо здесь… При луне.
Оставив меня, она вышла в гостиную и почти сразу вернулась, держа в руках подушки с дивана. Бросив их вниз, она неуловимым движением стянула свитер, а ещё секунду спустя предстала передо мной полностью обнаженная. Я тоже, не мешкая, скинул всю одежду. Джин потянулась ко мне и упала в мои объятия. Потом увлекла на подушки и почти сразу, не тратя времени на ласки, раздвинула ноги и впустила моего изголодавшегося зверя в свое лоно.
— Погоди, не двигайся, — задыхаясь, прошептала она. Я опустил голову и увидел, что Джин дрожит — то ли от ночной свежести, то ли от ощущений. Я знал, что в эту минуту она любуется луной, глядя через мое плечо.
— Боже, как прекрасно, — прошептала она и снова дернулась. — Эта луна, море… рождают у меня какие-то новые, совершенно удивительные ощущения…
Ее ноги обхватили мою спину и крепко стиснули. Руки напряглись, а дыхание участилось. Я чувствовал, что Джин уже близка к победному финишу…
— Расс! — вдруг выкрикнула она. — Давай! Давай!
Она выгнулась дугой, на мгновение замерла, а потом громко, с усилием выдохнула и расслабилась.
— Боже, как это было здорово, — зашептала она.
Мы лежали рядышком, пока я не начал дрожать — воздух заметно посвежел. Джин, заметив, что по моему телу побежали мурашки, погладила меня по руке.
— Пойдем внутрь.
Я помог ей встать.
— Давай спать, — сказала Джин. Утром я отвезу тебя в Магалуф.
Когда мы уже лежали в постели, тесно прижавшись друг к дружке, Джин сказала:
— Не знаю, как ты, а я впервые предавалась любви при лунном свете. Тем более — глядя на луну. Чудесное впечатление. Удивительно, все-таки, как влияет обстановка на ощущения.
— Разнообразие это приправа любви.
— Хотела бы я как-нибудь заняться этим прямо на пляже… И ещё в море.
— Да, было бы довольно забавно.
— Ты попробуешь это в море, вместе со мной?
— Конечно. Только свистни.
— Погоди, вот море согреется, тогда я тебе покажу.
— Да, если вода будет такая, как сегодня, я его не найду.
— Не волнуйся, — засмеялась Джин. — Уж я-то его точно найду.
Она опустила руку и нащупала моего уставшего наездника.
— Ты собираешься спать или нет? — спросил я.
— А в чем дело? — невинным тоном спросила Джин, поглаживая мой встрепенувшийся орган.
— Предупреждаю, что, продолжая в том же духе, глаз ты сегодня не сомкнешь, как пить дать.
Джин хихикнула, продолжая свои манипуляции.
— Тебе предстоит много упражняться, мой милый.
— Почему?
— Потому что половина девиц из твоих групп будет тебя преследовать днем и ночью.
— Вот как? А остальные?
— А остальные будут замужем. Тебе придется обслуживать одиноких. Нужно здорово распланировать свой распорядок дня, чтобы успеть угодить всем.
— Да, придется поколоться витаминами.
— Мне почему-то кажется, что ты и без них справишься.
— Наверное, раз другого выхода нет. Не забывай, "Вы должны постоянно помнить о клиентах; заботиться о них…"
— "Ваш священный долг", — закончила за меня Джин. — Да, меня тоже интересовало, что подразумевает Ардмонт под этими наставлениями. Я долго опасалась, что старики-клиенты станут козырять этой фразой, принуждая меня к оказанию непредусмотренных услуг.
— И что — пытались?
— Сотни раз. "Милочка, не знаю, что бы мы без тебя делали. Не хотите коньячку? Жду вас через десять минут в своем номере".
— Не могу их винить. На их месте, я бы тоже к тебе пристал.
Джин засмеялась.
— Тебе я бы это позволила.
Она села на меня верхом и поцеловала. Раз, другой, потом третий.