Сотрудники ярились на цену бензина:
– Цены падают и падают. Хоть машину покупай!
– А на какие шиши? – вступал хор несчастливых голосов.
В обед в столовой возникла давка за кабачковой икрой и салатом из капусты на горячее. Почти у всех денег явно не хватало. Еда эта досталась не всем. Счастливчики уписывали за обе щеки. Те, кому не хватило, судорожно пересчитывали мятые и мелочь, гадая, хватит ли на компот с пирожком.
После обеда я начал прием посетителей. Получив свои бумаги, они недоуменно морщились и шепотом просили:
– Возьмите конвертик! Там очень важное письмо!
В ответ на мой принципиально честный и недоуменный взгляд уходили читать свои письма сами, смущенно улыбаясь и недоверчиво пожимая плечами.
Предприниматель, возжелавший одарить детский дом, пришел последним. Он оказался тем еще фруктом. Недоверчиво глянув на мою разрешительную резолюцию, спросил ехидно:
– А если я захочу подарить дому престарелых постельное белье и одеяла?
– Пишите заявление! На месте и решим! – с готовностью ответил я.
И что вы думаете? Он тут же написал заявление, а я наложил резолюцию.
– Спасибо. Я пойду, – привстал предприниматель.
– А кофе? – обиделся я.
– В другой раз! – пообещал он.
Я выскочил в коридор и неловко сунул ему пятьдесят гривен. Он поморщился, но деньги принял.
Я вернулся на место и пригорюнился.
А потом вспомнил, что сегодня пятница, а значит, неделя борьбы с коррупцией заканчивается и эти проклятые проверяющие, торчащие над головой, уберутся с концами, и на душе стало тепло и светло.
Почти быль Ане и Яну Кагановым
Многие знают, что пуще других израильских городов я люблю Цфат. А кто не знает, так знайте.
Люблю в Цфате узкие улочки, ступени, ведущие в неизвестность…
Люблю виды, неожиданно открывающиеся за углом. Люблю старинные двери…
Люблю мастерские художников и скульпторов, свое удивление их радостным творчеством.
Люблю старые синагоги…
Люблю, люблю, люблю… Ну как можно такое не любить?
А с некоторых пор люблю я Цфат еще больше. Почему? А о том и сказка.
Приехал я с друзьями недавно в Цфат. А как же! Быть в Израиле и не посетить Цфат мне и в голову не приходит. Приехали, оставили машину наверху, а сами в старый город спустились.
Ходили, ходили…
Короче, нога у меня заболела. А тут и уезжать надобно. А как с больной ногой вверх карабкаться? Короче, попросил:
– Вы сами за машиной сходите, а я тут посижу, подожду.
– Ладно! – друзья говорят.
А самый умный и присовокупляет:
– А ты, пока ходить станем, кинь бейсболку о землю да деньжат у туристов посшибай! Может, тогда Шагала наконец купишь.
Это он (назовем его, к примеру, Ян, тем более что его и вправду так зовут) намекает, как я себе офорт Шагала никак не куплю. Дело в том, что в Цфате, в одной из галерей, действительно продаются офорты Шагала. Но…
Первый раз, когда я захотел купить такой офорт, за него просили 400 долларов. Ну не было у меня такой суммы тогда! На следующий год сумма нашлась, но просили уже 600 долларов. И… жаба задавила. Потом 11 месяцев себя грыз:
– Надо было…
Я ж пижон. А кроме того, картины очень люблю. Живопись, графика… Кое-что уже очень славное есть. Можно людям показывать. Представляете, иду мимо своей стены, рассказываю:
– Это Коваленко, это Вера Новицкая, это Дульфан, это Шагал… – И почти без паузы: – Это Соколов, это Леся Гук…
А в этом году совсем было собрался офорт купить, да цена подскочила до 1500… Так я и остался без офорта. А они еще и издеваются.
«Ладно, – думаю, – разыграю я вас, ребятушки, уж не обессудьте!»
Надо сказать, что в одной из галерей Цфата наткнулись мы на каллиграфа, который красиво писал на иврите какие-то слова. И отдавал тебе. А ты наивно брал. А даритель тут же оказывался не дарителем, а продавцом. Пролетел я, короче, на десять шекелей. Зато с листиком формата А4 оказался. А он мне очень пригодился. Ибо написал я на листе: «Арабам и их пособникам сюда деньги кидать строго воспрещается!»
Ах да, наменял я еще в кофейне 20 шекелей на мелочь. Плюс из кармана выгреб. Короче, жменя мелочи получилась. Все. Готов я к розыгрышу. Жду, когда машина на верхнем повороте покажется.
Показалась…
Я бейсболку на землю, мелочь и парочку долларов в нее, сел рядом, пристроил плакат про арабов и пригорюнился. Кстати, на этом самом крылечке подле автобуса.
«Подъедут друзья, – думаю, – ох и удивятся моему заработку!»
Ага! Тот случай! Увидели меня, притормозили невдалеке, сидят, любуются. Ждут, что дальше будет. А тут и автобус с туристами подваливает. И, как назло, русскими. Выходят они из автобуса, а тут я – с кепочкой и табличкой. Не захотел народ русский быть ни арабами, ни даже пособниками. Кидают мне монетки да промеж собой общаются.
– Вот она, судьба эмигрантов! – один выдал.
– И не говори! – жена его вторит. И монетки по десять шекелей в кепочку мне кидает. Пришлось в роль входить.
– Спасибо, – говорю и краснею, краснею.
– Так тебе и надо, предатель родины! – раздался обличающий голос.
Я поднял глаза. Рядом стоял мужик явно чукотского происхождения. Знаете, из таких, которые во все влезают, обо всем имеют мнение, вычитанное из центральных газет, и очень уважающие себя родимого. В отличие от остальных, кстати.
А мужик продолжил:
– Наверняка инженером на родине был!
– Главным… – соврал я.
– Вот что значит бросать родную землю! – поднял палец чукча.
Я промолчал.
Друзья мои тем временем вышли из машины, слушали, наблюдали и ловили кайф.
– Откуда сам-то будешь? – спросил положительный мужчина в синих шортах и в сандалетах, надетых на красные носки.
– Из Кишинева, – ответил я, вспомнив родной город товарища из машины.
– Я там был в январе 79-го! – обрадовался мужчина и кинул мне в кепку монетку.
– Тунеядцев кормим! – оскорбился чукча. – Работать не хотят!
Я снова промолчал.
Подошли две женщины.
– Давай что-то дадим, – зашептала подруге одна.
– Всем давать – поломается кровать, – громко засмеялась вторая.
– Ну смотри. Немолодой уже мужчина, а вполне справный. И христарадничает. Значит, что-то не сложилось… Скажите, пожалуйста, а семья у вас есть?
– Нет… – поделился я горем.
Вторая дама смягчилась и стала глядеть на меня пристальней.
– А сколько вам лет? – вдруг спросила она.
Я глянул на девушек. Хотели они выглядеть на «за тридцать». Стало быть…
– Сорок восемь! – резко и только для них помолодел я.
– Молодой еще… – размечталась первая.
– В самый раз! – заявила о своих правах вторая. – Смотри, милостыню просит, а одет прилично. И чистенький.
Я поджал ноги, пряча башмаки «Дольче и Габбана», и чуть отодвинулся, дабы не долетел до них запах одеколона «Арамис».
– До скольки вы тут… – она явно подбирала слово, – работаете?
– До последнего автобуса, – поделился еще одним горем я. – Места-то тут платные…
– Капитализм! – влез в разговор чукча.
Дамы огорчились. Не судьба, но, посовещавшись, кинули в бейсболку двадцать шекелей.
А чукча не унимался:
– А почему это ты у арабов не берешь? – грозно спросил он.
– Не хочу…
Как он мне осточертел!
– Вы только посмотрите на этого типа, – заголосил он, – живет на палестинской земле, питается ее соками, а народ игнорирует!
Видно, он уже порядком надоел членам своей группы, ибо они начали отходить в сторону экскурсовода, призывно махавшего флажком. Но чукча не отходил. Чуть поодаль стояли мои друзья и тихо радовались.
А чукча не унимался:
– Родина дала тебе все, а ты ее бросил!
Пора…
– Да не бросал я ее! – шепотом сообщил я чукче. – Я тут родился!
– Как тут? – растерялся он.
– Молча, – оборвал я. – А ну тихо, идиот! Задание срываешь! Ты что, не хочешь невредимым домой вернуться?
– Хочу… – опешил он.
– Спецслужба «Моссада»! – представился я. – Охрана туристов.
Мужик открыл рот и стал соображать. Что-то в башке его не укладывалось…
Надо добавлять. Да и друзей пора привлечь.
– Лейтенант, – скомандовал я в шариковую ручку, которой писал свой плакат, – подать машину!
Через минуту роскошный «Форд» остановился передо мной.
– Товарищ майор, – доложил мой друг, – ваше приказание выполнено.
Чукча настолько растерялся, поразился, испугался, что на слово «товарищ» не отреагировал.
– Вы уезжаете? А как же мы?
– Всем постам удвоить бдительность! – скомандовал я шариковой ручке. И, подняв тяжко нагруженную бейсболку, сел в машину.
А офорт я все-таки не купил. Не хватило денег. Чуть-чуть…
Не по Гоголю
Потерять свой нос я не боюсь —
я с ним постоянно остаюсь…
Приобщаясь к заповедям
Каких кретинов, заповедь любя,
пришлось любить как самого себя!..
Сокровище мадам Петуховой
