Maрион. Не беспокойся, мама, об этом я сама позабочусь, не сделаю промаха.
Мистер Треверс (вскакивая с места). Господи! вы так рассуждаете об этом деле, словно собираетесь устроить выгодную куплю и продажу. Даже слушать вас страшно!
Миссис Треверс. Ах, пожалуйста, не сходи с ума, Джеймс! На все нужно смотреть прежде всего с практической точки зрения. Для вас, мужчин, супружество — дело одного чистого чувства, — это, впрочем, так и должно быть, — но женщине не следует забывать, что для нее замужество — вопрос жизни, вопрос всей ее будущности, ее положения в обществе…
Марион. Да, папа, если я упущу этот случай продать себя подороже, то другого мне, пожалуй, уж и не представится.
Мистер Треверс. Ну уж и девицы нынче! В мое время они думали и говорили больше о любви, а не о доходах женихов.
Марион. Это было, должно быть, потому, что они тогда иначе воспитывались и не получали такого образования, какое получают теперь.
Входит Ден. Ему лет за сорок с лишком. Одет неказисто. Манжеты и воротничок потрепаны и помяты.
Ден (оживленно). А вот и я!
Миссис Треверс. А мы только что удивлялись, куда это вы все запропастились.
Ден. Мы катались по реке, и меня послали за вами. Великолепный вечер. Луна только что всходит. На реке просто прелесть.
Миссис Треверс. Но теперь там, должно быть, очень холодно.
Мистер Треверс. О, это не важно. Можно одеться потеплее. Много лет прошло с тех пор, как мы с тобой не смотрели вместе на луну. Не мешает вспомнить старину. Пойдем, душечка.
Миссис Треверс. Ах, Джеймс, каким ты был чувствительным, таким и остался!… Ну, пожалуй, пойдем. Дайте мне одеться.
Ден спешит подать ей жакет и шарф. Марион убегает и вскоре возвращается, неся пальто и шляпу отца. Последний, облачаясь при помощи дочери в пальто, смотрит ей в глаза.
Мистер Треверс (дочери). Ты в самом деле любишь Гарри?
Марион. Конечно, люблю… насколько стоит любви человек, имеющий пять тысяч дохода в год. А если у него окажется вдвое больше, то я и любить его буду вдвое сильнее. (Смеется.)
Мистер Треверс. Так что ты довольна этой партией?
Марион. Вполне довольна, папа.
Мистер Треверс качает седой головой и с сожалением смотрит на Дена, который с унылым видом стоит в стороне.
Миссис Треверс. А ты разве не идешь с нами, Марион?
Марион. Нет, мама… я устала.
Муж с женою выходят в сад. Ден и Марион остаются вдвоем.
Ден. И вы решаетесь покинуть Гарри одного с двумя парами влюбленных?
Mapион (со смехом). Пусть его посмотрит, как они смешны. Я терпеть не могу темноты… Она порождает глупые мысли… Выгоните ее отсюда. Сядьте вот сюда (садится сама перед фортепиано и указывает Дену на ближайший стул) и займите меня чем-нибудь веселым.
Ден (покорно садясь на указанный стул). А что вы считаете веселым?
Марион. Ах, неужели вы не знаете, чем можно занять молодую девушку? Ну, расскажите мне все новости, случившиеся за последнее время в нашем милом обществе. Расскажите, кто и с кем сбежал? Чья жена покинула мужа и детей ради какого-нибудь смазливого пшютика? Кто кого надул в делах или в игре? Какие еще новые филантропы обирают бедноту? Какой святой уличен в грехе? Кто и где вчера наскандалил? Кто кого поймал на мошенничестве? в каком именно? и что про это говорят?
Ден. И это может вас веселить?!
Марион (лениво перебирая клавишами). А разве не весело узнавать поближе своих друзей и знакомых? Не плакать же из-за этого?
Ден (со вздохом). Ах, как бы я желал, чтобы вы были не так… рассудительны! Странное время: нынешние молодые девушки стали такими рассудительными. Это случилось после того, как перевелся подсолнечник. Он мне больше нравился. При нем было уютнее.
Марион. Зато при нем было столько дураков и дур. (С насмешкой). Может быть, на ваше счастье они опять вернутся. Сорная трава не погибает; скосят одну — сейчас вырастает другая. Лично я предпочитаю умных, с ними веселее… Не ожидала я, что вы будете сегодня таким неприятным. (Она оставляет фортепиано, идет к кушетке бросается на нее и берет лежащую на ней книгу.)
Ден. Знаю, что я сегодня неприятный. Я смотрел на ночь. Теперь она преследует меня и задает вопросы.
Марион (насмешливо). Какие же? О чем же она может спрашивать вас?
Ден. Мало ли какие… Она задает мне много вопросов, на которые у меня нет ответа. Например, почему я такое бесполезное дерево, носящееся по волнам времени? Почему все мои сверстники обогнали меня? Почему на меня, сорокалетнего, смотрят как на человека никуда не годного, хотя у меня есть и ум, и способности, и сила, и я сам знаю, что я не хуже других? Я мог бы быть издателем хороших книг; мог бы быть популярным политическим деятелем. Словом, везде, на каждом поприще, я мог бы быть полезен миру. А между тем я не что иное, как жалкий газетный репортер, получающий три с половиною пенса за строчку…
Mapион. А не все ли равно, кто вы и что вы?
Ден. Нет, не все равно! Разве все равно, чье знамя развевается над миром — трехцветное или звездное? Ведь люди проливают свою кровь, чтобы решить этот вопрос. Разве не все, казалось бы, равно одной звездой больше или меньше отмечено на наших небесных картах? А между тем мы слепнем над открытием лишней звездочки, стараясь проникнуть в глубь небес. Не все ли равно, проскользнет или нет когда-нибудь хоть один корабль сквозь полярные льды, усеянные нашими костями? А мы все-таки стремимся туда. Нет, стремиться вперед или топтаться на месте, участвовать в жизненной игре или смотреть на нее сложа руки — далеко не все равно. Хотя, в сущности, жизнь не что иное, как игра, имеющая для нас непонятный смысл, но в этой игре развиваются и крепнут мускулы души. Я бы желал принять в ней более деятельное участие.
Марион. Так что же вам мешает?
Ден. У меня нет партнера, а одному скучно: некому будет радоваться в случае моих успехов.
Марион (после некоторого молчания). Поняла: вы лишились любимой женщины. На кого она походила?
Ден. На вас, и в такой степени, что я жалею, зачем познакомился с вами. Вы слишком напоминаете мне ее и заставляете меня думать о себе; а теперь мне лучше бы не делать этого.
Марион. Так эта женщина, которая походит на меня, могла бы составить то, что вы считаете счастьем?
Ден (с новой горячностью). О, да еще как!
Марион. Расскажите мне о ней: это интересно. Много у нее было недостатков?
Ден. Достаточно, чтобы любить ее.
Mapион. Но в ней было что-нибудь и хорошее?
Ден. Да, столько, сколько нужно, чтобы быть именно женщиной.
Mapион. А что именно?
Ден. Многое. Долго объяснять.
Продолжительное молчание. Затем Марион вдруг встает, избегая взгляда Дена; последний, в свою очередь, старается не смотреть на нее.
Марион. В какие, однако, серьезные разговоры мы ударились.
Ден. Умные люди говорят, что беседа женщины с мужчиной с глазу на глаз всегда становится серьезной… в некоторых случаях.
Марион (нерешительно, топчась на одном месте). Могу я предложить вам еще один вопрос?
Ден (с живостью). Пожалуйста!
Марион. Скажите мне откровенно: почувствовав опять влечение к женщине, решились бы вы, ради нее, если бы она пожелала, завоевать в обществе такое положение, которое было бы вполне достойно вас и заставило бы эту женщину гордиться вашей… дружбой и чувствовать, что и ее жизнь не пуста и не бездеятельна?
Ден (со вздохом). Нет, уж поздно! Старая кляча может только издали смотреть, как состязается в беге молодежь. Правда, иногда, под воздействием стакана хорошего вина… например такого, какое имеется у вашего жениха, у меня пробуждаются прежние стремления занять одно из видных мест за пиршественным столом жизни, но на следующий же день… (Он внезапно умолкает и судорожно передергивает плечами).
Марион. Значит, и такая женщина уже не могла бы помочь вам осуществить ваши стремления?
Ден. О нет, помогла бы, но только моему сердечному и душевному благополучию, а не перемене моего положения в свете… Дорогая моя, оставимте лучше этот разговор. Я знаю, что для вас исполнить желание человека, жаждущего чистой любви, так же трудно, как удовлетворить… ну, хотя бы прихоть ребенка, требующего, чтобы ему достали луну с неба.
