Он близко, совсем близко, и его можно хорошенько рассмотреть. Брови ровные, черные, а вот на висках уже проседь… уши… что можно сказать об ушах? М-м-м… Дана подавила улыбку и встретила взгляд темных глаз.
– Я отвезу тебя домой, а с машиной разберемся завтра.
– Ладно.
Дана подалась в его сторону и, на миг Максим Юрьевич подумал, что сейчас их губы встретятся, но она протянула руку на заднее сиденье и, подхватив шуршащий пакет, из которого торчала плоская сумочка, тут же вернулась в прежнее положение. Посмотрела в зеркало и взбила свободной рукой и без того пышные волосы.
– Я готова, – объявила она.
Дорога до «Мерседеса» заняла секунд десять, но Дана успела промочить ноги и платье, которое тут же прилипло к трусам и спине.
– Почему ты не захватил зонт? – недовольно бросила она, плюхаясь на сиденье. – И еще нужно было взять какую-нибудь теплую кофту.
– Скажи спасибо, что я вообще приехал, – огрызнулся Максим Юрьевич, но его голос не прозвучал зло. – Найди себе нормальную работу, женщины в твоем возрасте…
– Чего?! В каком еще возрасте?
– Мы оба знаем, сколько тебе лет – это не тайна, – ехидно ответил Максим Юрьевич, заводя мотор. – Сорок один.
– Ты помнишь! Как мило!
– Чего тут помнить? Ты младше меня на два года.
– Кстати, сколько лет твоей Тамаре?
– Тридцать пять.
– О, да тебя на молоденьких потянуло! Поздравляю! И поверни на следующем перекрестке направо, так короче.
– Я сам знаю, как короче, и поедем мы другой дорогой!
– Поверни направо!
Максим Юрьевич сжал зубы и мысленно выстроил многоярусную башню проклятий. Нет, с этой женщиной он не может находиться рядом слишком долго – нервы не выдерживают. Постоянные издевки и… и… цветочный аромат духов…
– Зачем ты остановился? – спросила Дана.
– Светофор горит красным.
– Но в радиусе километра никого нет.
– Ну и что! – не выдержал он. – Возможно, ты не в курсе, но существуют правила, которые надо соблюдать!
– Не смей на меня кричать!
Издав отчаянный рычащий звук, Максим Юрьевич посмотрел на светофор – зеленый.
Правила дорожного движения Дана нарушала редко, но сейчас не удержалась от сарказма. Возраст он ее помнит! Лучше бы он вспомнил что-нибудь другое! Например…
«Мерседес» дернулся и заглох.
– Этого еще не хватало. – Максим Юрьевич ударил ладонями по рулю, потом призвал себя к спокойствию и повернул ключ зажигания. Бесполезно.
* * *
Тома предпочитала пижамы – однотонные или с мелким рисунком. Приятнее к телу шелковые, но спать в них не очень удобно, поэтому с собой в дом Максима она взяла тонкие хлопчатобумажные. О чем сейчас сожалела – для такого случая лучше бы шелковую.
Сложив на тумбочке стопкой книжки, которые она изучала весь вечер, Тома расчесала волосы и протерла лицо тоником. Дана не выходила у нее из головы, и даже чтение Фрейда не отвлекло от неприятных мыслей. Ревность ли это? Но она же его родственница…
Слишком уверенной была та женщина, слишком красивой и на Максима смотрела, как на свою собственность.
Помассировав виски, сделав несколько мимических упражнений для мышц шеи и лица, она вышла из комнаты. Сейчас они сблизятся, и лишние сомнения отпадут…
– Тук, тук, тук, – продублировала вслух свои действия Тома, стуча в дверь спальни своего жениха.
«Спит?» – подумала она, прислушиваясь. Может, и надо было прийти пораньше – в одиннадцать или двенадцать, но Маргарита Александровна допоздна гремела кастрюлями на кухне, а затем смотрела телевизор в гостиной. Неудобно как-то… она бы сразу поняла… Лучше попозже.
Тома приоткрыла дверь и тихо позвала:
– Максим… Максим…
Неужели так крепко спит? Вообще – да, в такую погоду обычно спится очень хорошо. Она зашла в комнату и посмотрела на пустую кровать. Включила свет и посмотрела еще раз.
Максима не было.
– Странно. – Тома развела руками и отправилась на поиски жениха. Осмотрев весь дом, она вернулась к себе, взяла телефон и ненадолго задумалась.
Из центра «Просвет» они вернулись вместе, поужинали, обсудили несколько газетных статей и разошлись по своим комнатам. Даже «спокойной ночи» друг другу пожелали. И где же Максим? Уехал. Его машины на привычном месте нет, а еще несколько часов назад она там была, не стал он ее в гараж ставить.
Тома сунула телефон в карман халата, висевшего на спинке стула, и, продолжая недоумевать, легла в постель.
– Завтра у меня состоится серьезный разговор с Максимом, – сказала она и сделала еще несколько мимических упражнений.
* * *
– Я все же не понимаю, какого черта ты позвонила именно мне?!
– А какого черта ты брал трубку, если видел, что звоню именно я?!
– Я не знал, что это ты!
– А надо было знать!
– Вот поэтому я на тебе и не женился!
– Ха! Вот поэтому я тебя и бросила!
– Я не встречал более ненормальной женщины, чем ты!
– А я не встречала более занудного мужчину, чем ты!
– Даже твой Бестужев с тобой развелся!
– Зато тебя с Тамарой ждет брак до гробовой доски! Соболезную!
– Не трогай ее!
– Да это не я, а ты будешь ее трогать – всю оставшуюся жизнь!
Максим Юрьевич еще раз повернул ключ зажигания (бесполезно), выскочил из машины, гневно взмахнул руками и, сделав круг под проливным дождем, вернулся на водительское сиденье.
– Я не желаю с тобой разговаривать. – Он вытер лицо платком и отвернулся к окну.
– Да пожалуйста! – Дана фыркнула и полезла в подарочный пакет, мирно стоящий около ее ног. Она достала бутылку ликера, отвинтила крышку и…
– Ты что собираешься делать? – изумленно спросил Максим Юрьевич, среагировавший на подозрительной шорох.
– Пить!
– С ума сошла?
– За нашу встречу, за твое здоровье и за мир во всем мире, – едко ответила Дана и сделала маленький глоток. – Не каждый день, знаешь ли, я провожу время наедине с депутатом Государственной думы, так что поводов выше крыши.
– Ты не со мной наедине!
– Расскажешь это Тамаре. – Она скривилась и тряхнула рыжей копной волос.
– Я не собираюсь здесь сидеть с тобой до утра.
– Ну так – до свидания, иди лови машину и поезжай домой.
– Но это мой «Мерседес»!
– Ах да, я забыла. – Дана сделала еще один глоток и мило улыбнулась. – Значит, ты хочешь, чтобы ушла я?
Закрыв бутылку, она сунула ее обратно в пакет и дернула ручку дверцы. Тут же крепкие пальцы сжали ее локоть. Она резко повернула голову и встретила острый взгляд темных глаз.
«Максим, Максим…»
«Прости».
«А я и не собиралась никуда уходить».
«Я знаю».
«Тогда отпусти».
– Прости, – тихо произнес Максим Юрьевич, чувствуя, как поднимается к горлу ком. – Я не имел права так разговаривать с тобой.
– Я всегда удивлялась, как грамотно ты умеешь проводить анализ собственных поступков, – Дана попыталась быть серьезной, но уголки губ все же дрогнули.
– Очень хорошо, что ты позвонила именно мне. Я не ожидал, конечно, но…
– Просто захотелось прокатиться на «Мерседесе». Может, уже отпустишь меня? – Тонкие брови чуть подпрыгнули.
– Ах да, – спохватился Максим Юрьевич и убрал руку с локтя Даны.
С минуту они смотрели вперед – на стекло, по которому стекали полоски воды, затем одновременно развернулись друг к другу и, не тратя больше времени на слова, стали торопливо и страстно целоваться – двадцать с лишнем лет рухнули в бездну.
Через пятнадцать минут Максим Юрьевич вновь повернул ключ зажигания. Мотор послушно завелся.
* * *
– Мой дом, – сказала Дана, указывая на одну из башен.
– Я знаю.
– Откуда?
– Не так уж это и сложно узнать, где ты живешь, – ответил Максим Юрьевич, поворачивая в нужный двор. – И… я уже приезжал сюда… По пути было.
– Угу.
– Не по пути, а… неважно.
– Может, зайдешь на чашку кофе? Алиса уже спит…
– Подожди… – Максим Юрьевич подался вперед и вгляделся в темноту. – Это же Костина машина! «BMW», его номер…
– Да? – «удивилась» Дана. – А что он здесь делает?
«Надо было позвонить, – отругала она себя. – А с другой стороны – я уже смирилась, а Максиму должно быть все равно, Костя же не в рабочее время встречается с Алисой».
– Он выходит из подъезда.
– Вижу, это действительно он, – согласилась Дана.
Максим Юрьевич откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Было только одно объяснение происходящему, и это объяснение ему не понравилось – у Кости романтические отношения с Алисой, которые завели их уже слишком далеко.
– Ты знала, – утвердительный тон.
– Догадывалась.
– Ей всего двадцать один год, она еще не закончила институт.
– Ей уже двадцать один год.
Открыв глаза, Максим Юрьевич вцепился в руль. Последнюю неделю в его душе царила невообразимая сумятица, состоящая из внушительного набора всевозможных ощущений. Он успел испытать и шок, и восторг, и страх, и боль, и раздражение, и облегчение, и изумление, и многое другое. Приступ отчаяния сменялся приступом радости, приступ самодовольства – плохо контролируемой страстью к запретной женщине, а полчаса назад он погибал от любви, и сейчас это чувство горит и жжет в груди. Чувство, которое имеет запах. Сладкий. Цветочный.
