– Отпусти народ мой!
Меня впустили в посольство. Пришёл я не один, а с приятелем, уже не первый раз сюда ходившим. У него всё было на мази: документы отправили в Москву, ждал окончательного решения оттуда. Он повёл меня, как новичка, чтоб показать, что это не так страшно, а заодно прозондировать почву – как движутся его дела. Должен вам сказать, как только я очутился внутри, все мои страхи и опасения как рукой сняло. К нам вышел работник посольства, то ли консул, то ли вице-консул – не помню, улыбнулся нам так по-свойски и сказал:
– Заходите, дорогие товарищи. Будьте как дома.
Представляете? Это нам, которые по всем статьям советского закона – изменники Родины, отщепенцы, предатели, лакеи сионизма и империализма – такие слова: дорогие товарищи.
С ума сойти! Да ещё будьте как дома.
Мне даже показалось, что я ослышался. А он, этот малый из посольства, рубаха-парень, истинно русская душа, усадил нас в мягкие кресла, вызвал девушку, тоже русскую, с таким милым, немного монгольским личиком, и говорит:
– Принимай гостей, Тамара. Кофе нам, пожалуйста. И торт «Сюрприз». – И нам так по-хорошему, по-свойски подмигнул. – Тортик свеженький. Вчера прилетел из Москвы.
Нет, положительно можно было сойти с ума. Для нас тут торт «Сюрприз». Только что из Москвы.
Я этот вафельный торт с шоколадом, который, кроме как в СССР, нигде не выпекают, в своё время не очень жаловал. Суховат. Приторен. Всегда можно найти что-нибудь получше. Например, торт «Пражский» из ресторана «Прага» на Арбате.
Но здесь, в Вашингтоне, в фойе посольства, под тремя портретами советских вождей, которые строго, но без злости, а скорее – по-отечески, смотрели на нас, своих двух бывших подданных еврейского происхождения, наломавших кучу дров, и теперь как блудные сыны приползших к родимому порогу, этот торт «Сюрприз» показался мне вершиной кондитерского искусства, и таял во рту, как сливочный крем.
А Тамара эта – Боже мой, сколько приятнейших воспоминаний связано у меня с этим именем – смотрела на нас так ласково, как младшая сестра.
– Каждый имеет право на ошибку, – понимающе сказал нам этот парень из посольства, и у меня запрыгало сердце. Такого в СССР не говорят. По крайней мере, раньше не говорили. В тюрьму отправляли не только за ошибку, но и без всякой твоей ошибки. Так, для профилактики. Бей своих, чтоб чужие боялись.
Значит, многое изменилось в России, пока я тут гулял по заграницам. Либерализм.
Мой приятель, а ему палец в рот не клади, жутко хитрый и ловкий малый, стал задавать посольскому вопросы специально ради меня, чтобы я выслушал ответы и не думал о нём, что зря трепался.
Вопрос первый:
– Скажите, пожалуйста, товарищ начальник, что нужно сделать человеку, потерявшему советское гражданство, чтоб восстановить его и вернуться домой?
Ответ:
– Написать заявление с изложением мотивов. В четырёх экземплярах. И заполнить четыре анкеты. Кроме того, желательно иметь формальный вызов от родственников, живуших в СССР, для воссоединения семьи.
Тут я чуть не заржал. Комедия! Водевиль!
Когда мы просились из СССР в Израиль, от нас тоже требовали вызов от израильских родственников на предмет воссоединения семьи. У большинства из нас никакой родни за границей сроду не было. Тогда в Тель-Авиве стали подыскивать каждому желающему тётку или двоюродного брата, липовых, конечно, и высылали от их имени вызов для воссоединения. И люди бросали в Москве отца и мать, а порой и детей, и мчались в Тель-Авив. чтоб соединиться с двоюродным дядей. Все понимали, что это липа, и все делали вид, что принимают всерьёз. Шла игра. С обеих сторон. А мы, конечно, были пешками на этой доске.
Теперь игра продолжалась, но уже наоборот. Нужен вызов из России.
Мой приятель спрашивает:
– А если родственников там не осталось?
– Пусть соседи бывшие подпишут, – рассмеялся посольский парень, и с ним вместе рассмеялись и мы. Взрослые люди, и притом свои. Нам ли не понимать: раз надо, так надо. Просят – сделай. Не нашего ума дело.
Вопрос второй:
– Как будет с квартирой?
Ответ:
– Внесите здесь доллары и получите в Москве кооперативную квартиру в домах первого класса «Внешпосылторг», приобретаемую исключительно на иностранную валюту. Стоимость одного квадратного метра жилой площади – 90 долларов. Коридоры, кухня, санузел – бесплатно. Таким образом, трёхкомнатная квартира обойдётся вам около 5 тысяч долларов. На иностранную валюту можете заказать себе также отечественный автомобиль «Москвич» или «Жигули». В экспортном исполнении.
– Это – малолитражные, – сказал мой приятель и хитро пришурился. – А нельзя ли помощнее и дороже? Например, "Волгу "? Или «Чайку»?
– Вам нельзя. – ответил посольский. – Слишком жирно будет.
И рассмеялся.
Славный оказался парень, этот посольский. И совсем не дуб. На дипломатическую службу нынче с большим отбором посылают. Одного партийного билета мало. Надо ещё впридачу кое-что в голове иметь.
Мой приятель дурачком прикинулся:
– А если у меня деньги останутся? Я тут день и ночь работал на эксплуататоров, накопил маленько. (Уж я-то знаю, откуда эти доллары. За иконы. Он их штук тридцать вывез тайком. Но я молчу. Моё дело – сторона.) Что с ними делать?
– Будто и не знаете? – сделал ему рыбий глаз посольский малый. – Обменяете тут за углом, в отделении советского банка, ваши трудовые доллары на сертификаты. А в Москве на эти сертификаты хочешь – зернистую икру покупай и заграничное барахло в валютном магазине «Берёзка», хочешь – загоняй сертификаты на чёрном рынке. Один за восемь рубликов. По такому курсу они, кажется, нынче?
Я влюбился в этого парня. Ну, свой в доску! Какие церемонии между своими людьми? Рубит правду-матку. Вещи своими именами называет. А ведь дипломат. Вот время наступило!
Тут уж и я не утерпел, задал вопрос:
– А скажите, пожалуйста, дорогой товарищ, сколько нам ждать отправки домой? Я знаю, люди полгода назад сдали документы. И никаких результатов.
Он стал серьёзным, даже галстук поправил.
– А вы думаете, простое дело оформить въезд на Родину, восстановить советское подданство? Не каждого наша страна принимает обратно. Нужна серьёзная проверочка. И кому надо, те этим делом занимаются. Важно, чтоб документы были отправлены в Москву. И запастись терпением.
Тут у меня молния в мозгу сверкнула. Они в наших личных делах там будут копаться. Вот когда своё слово скажет проклятая характеристика с места работы, которую каждый уезжающий еврей, харкая кровью, выбивал у своего начальства. Думали, ненужная бумажка? Она, голубушка, лежит, подшитая к делу, кушать не просит и дожидается своего часа. Теперь-то её извлекут на свет божий и почитают вдумчиво. А ну, какая характеристика у гражданина Рубинчика Аркадия Соломоновича, за чечевичную похлёбку предавшего родину и отбывшего в государство Израиль к своим братьям-сионистам?
У меня холодный пот выступил на лбу.
Эта ничтожная бумажка снова будет решать мою судьбу. Я же читал её. Нужно вспомнить, что там написано, Капитолина Андреевна, мой ангел-хранитель из партбюро, ничего плохого обо мне не писала. Даже наоборот. Отметила положительные стороны. Не разобравшись как следует, для чего эта характеристика составляется. Ой, Капа! Голубушка! Ты мне вторично оказала неоценимую услугу.
Я не забыл, что ты вписала туда своей недрогнувшей партийной рукой. По известному трафарету, который сейчас для меня как сладкая музыка.
Гр-н Рубинчик Аркадий Соломонович работал в тресте таком-то с такого-то по такой-то год. За высокие показатели в социалистическом соревновании неоднократно получал поощрения. Взысканий не имеет. Делу коммунистической партии предан. Печать. И подпись треугольника: партком, профком, администрация.
Урра! Капа, Капитолина! Большего подарка ты мне сделать не могла! Словно знала, провидица, что я обратно запрошусь. Ну, уж я в долгу не останусь. Берегись, диван! Гремите, пружины! Принимай в объятия, заступница моя!
Кстати, должен вам сказать, я ни на минуту не сомневаюсь, что именно эта характеристика решила мою судьбу. Из сотен евреев, подавших заявление в посольство. я одним из первых лечу в Москву. С чего бы это? То-то. Но вернёмся назад.
Я летел из посольства на Шестнадцатой авеню как на крыльях. Порхнул мимо полисменов. Насмешливо помахал крылышками американским евреям. напрасно дерущим глотку за нас на другой стороне этой самой авеню. Там как раз происходила смена караула. Охрипшие и безголосые уступали места на тротуаре свежей партии. готовой не жалеть голосовых связок за своих страждущих русских братьев. Сцепившись в кружок, новая смена бодро заплясала и дружно грянула:
– Отпусти народ мой!
Я заржал, как в цирке. Мой приятель тоже. И мы запрыгали как дети по Шестнадцатой авеню, где был припаркован его «Шевроле». А потом, покачиваясь на мягком сиденье и рассеянно глядя на мелькающие то Белый Дом, то Капитолий, то Пентагон, я, ухватившись за одну фразу, обронённую посольским парнем, стал по свойственной мне фантазии распутывать клубок дальше. Меня на мякине не проведёшь! Я, ух, какой стреляный воробей! Хотите послушать, какую картину я тогда нарисовал в голове? Потом сопоставите её с реальностью и поймёте, что моя профессия – парикмахер – это ошибка природы. Мне бы не гнуться над своим парикмахерским креслом, а сидеть развалясь в министерском кабинете и принимать представителей иностранных держав.
