Наконец прошел слух, что во всех городах Вы любите посещать музеи и смотреть, как они содержатся. Тут же, по приказу заведующего отделом культуры, который занял этот пост сразу после окончания ПТУ при кирпичном заводе, был снесен экскаватором старый ветхий домик, в котором жил Антон Павлович Чехов, а на его месте построен новый дом, в котором он жил. А в скверике перед музеем был поставлен памятник Антону Павловичу, который сидит на скамейке и с одобрением в глазах читает Ваш доклад на последнем пленуме.
Но мы за эти перегибы на наших руководителей не обижаемся. Мы же понимаем, как им нелегко сейчас. Вы им сказали — надо быть личностями, а инструкций и памяток, как ими стать, не дали. Сказали, надо перестроится, а сроков не дали. И они никак не могут понять, когда им докладывать Вам о том, что они перестроились досрочно. Более того… Вы все время говорите, что надо идти вперед, а где вперед не объясняете. А сами они это не знают. Поймите это. У нас ведь в городе всегда так было. Те, у кого были способности к искусству, те пошли работать в искусство. У кого к науке в науку. У кого к производству — в производстве… А те, кто в молодости ленился и у кого никаких способностей так и не появилось, пошли работать в комсомол и в профсоюз, стали руководить теми, у кого эти способности были, пока они у них тоже не исчезли, благодаря их руководству.
Одним словом, спасибо Вам за Ваш визит. Наш город стал красивым, зеленым, благоустроенным! В соседние колхозы стали летать самолёты. И была, наконец, восстановлена телефонная связь с другими городами, которую немцы обрезали при отступлении.
Конечно, после того, как Вы уехали, из наших магазинов снова исчезли все продукты. Но за то время, что Вы у нас были, мы набрали их на три года вперед. Поэтому очень просим Вас, через три года — приезжайте к нам еще! Уже облупится краска на наших домах, загрязнятся памятники, снова отчалит от берега мост, народятся новые дети, которым понадобятся новые ясли. Конечно мы понимаем, что Вы очень заняты. У Вас еще много таких городов, как наш. Они все к Вам в очереди стоят. Поэтому если не сможете приехать, то хотя бы сообщите нашим властям, что приезжаете. И тогда они вынуждены будут снова сделать что‑то и для народа.
Уважаемый товарищ Генеральный секретарь! Очень просим Вас, если не трудно, пускай кто‑нибудь из Ваших людей перед Вашим приездом пустит слух, что Вы очень любите ходить по домам и проверять, есть ли горячая вода.
Очень хочется помыться!
*** Не понимаю!
Должен сознаться, что чем старше я становлюсь, тем больше не понимаю.
Например, я не понимаю, как люди ездят в пассажирских фирменных поездах, если за одиннадцать дней билеты на них не продаются ни в одной кассе, а за десять дней все билеты в этих кассах уже проданы?
Еще я не понимаю, куда мы денем всю обувь, которую выпустили?
Не понимаю, почему после сокращения штатов количество работников в учреждениях все увеличивается?
Я не понимаю — еще хоть в одной стране женщины жалуются одновременно, что нет продуктов и что они не могут похудеть?
А когда я смотрю на подрастающее поколение, я не понимаю, сколько же стариков в двадцать первом веке будут говорить своим внукам: "Вот когда мы были молодыми, мы пели приличные песни, «хеви металл».
Еще я не понимаю многих наших названий. Например, что это за название у конфет — «Радий»? Или торт «Отелло»?! А пряники «Комсомольские»? Их что, можно разгрызть только в комсомольском возрасте? И я не понимаю, какой запах должен быть у одеколона «Спортклуб»?
Но это далеко не все, что я не понимаю. Иногда я не понимаю такого, о чем вообще лучше говорить шепотом.
Например, я не понимаю, почему у нас гегемоном считается пролетариат, в то время, как у нас гегемон — сфера обслуживания. Причем чем дальше, тем гегемонистей.
И я не понимаю, почему мы все должны перестраиваться. Те, кто работал плохо, я понимаю, должен работать хорошо. А кто работал хорошо? Должен теперь работать плохо?
И я никак не могу понять, почему у нас всегда народ страдает от тех постановлений, которые издаются ради него? А те, против которых эти постановления направлены, живут еще лучше?
Кстати, я не понимаю, можно в наше время говорить то, что я говорю, или нет? Я вообще не понимаю, кто‑нибудь понимает, что можно в наше время говорить, а что нельзя?
Я искренне хотел понять, начал смотреть телевизор, слушать по нему речи местных руководителей, но тоже ничего не понял, потому что они через слово говорят: «так сказать», «в общем‑то» и «где‑то». А я не понимаю, что значит: «так сказать, социализм», «в общем‑то перестройка» и «где‑то гласность»… Я понимаю, что где‑то она есть, но где?
Еще я не понял, как руководителями на местах могут работать люди, которые неграмотно говорят, несмотря на то, что они называют себя верными ленинцами. Я вообще не понимаю, что значит выражение «верный ленинец». Я понимаю так: если человек ленинец, то, значит, уже верный. А если говорят: «верный ленинец», имеют в виду, что где‑то есть неверный ленинец, а кого имеют в виду, я не понял?
Плюс к этому, просмотрев много передач, я не понял, у нас действительно хотят организовать кооперативы? Или это такая кампания по выявлению жуликов?
Словом, я понял одно: если бы я понимал, о чем я говорю, то лучше было бы помолчать. Но поскольку я не понимаю, то могу сказать. Но на всякий случай все‑таки шепотом.
Я не понимаю, зачем нужен профсоюз? Нет, я понимаю, что нужен профсоюз, который защищает интересы трудящихся. Но я не понимаю, зачем нужен профсоюз, который защищает свои интересы от трудящихся?
И я не понимаю, чем занимается комсомол? И я не понимаю, они сами понимают, чем они занимаются? И я совсем уж не понимаю, зачем один товарищ из комсомола выступил с предложением издать постановление по борьбе с показухой? Он что, не понимает, какая после постановления о борьбе с показухой развернется показуха борьбы с показухой?
Я ничего не понимаю в нашем народном хозяйстве! Например, я не понимаю, почему соцсоревнование — это хорошо? И как может конвейер по выпуску носков на правую ногу соревноваться с конвейером по выпуску носков на левую ногу?!
И я не понимаю, почему перевыполнение плана укрепляет нашу экономику? И что делать с ручками для дверей, если их выпустят втрое больше, чем дверей? Можно их, конечно, поставить на кастрюли. Может, поэтому мы и покупаем порой стиральные машины с авиационными двигателями, которые, когда включаешь, ощущение, что взлетишь; пылесосы в корпусах от бронебойных снарядов; портфели с замками от сараев… А недавно, говорят, один завод выпустил чайники с милицейскими свистками. Теперь те, у кого есть машины, по утрам, когда чайник закипает, спросонья трешник вынимают.
И я совсем не понимаю, как один наш автомобильный завод выступил с лозунгом: «станем законодателями мод в мировом автомобилестроении!» В то время как на прошлой международной выставке на их последней модели посетители повесили плакат: «вы бы еще лошадь выставили!» Кстати, я вообще не понимаю многих наших лозунгов. Например, что это за лозунг: «Перестройка неизбежна!» Это что, наказание?!
А теперь совсем шепотом, чтобы услышали только те, кто со мной согласен. Я не понимаю, почему я должен голосовать по месту жительства за того, кого выбирают по месту работы…
Еще я не понимаю, может, это хорошо, что я всего этого не понимаю?! Ведь с кем ни разговоришься, они тоже этого не понимают. Или понимают, что этого лучше не понимать. Вот когда понимаешь, сколько людей понимает, что этого лучше не понимать, становится понятным, откуда у нас столько непонятного!
