Зеленуда сглотнул гранатовый сироп, вытер клюв о жердочку и первым начал разговор. Сказал следующее:
— Болтай, болтай, вот все, на что ты годен.
— А иди ты в задницу, — обиженно отозвался Турандот.
Габриель прервал свои занятия и злобно посмотрел на посетителя.
— Ну-ка повтори, что ты сказал, — процедил он.
— Я сказал, — сказал Турандот, — я сказал: «А иди ты в задницу».
— Ин нна што ш эта ты намекаешь, да позволено будет узнать?
— Я намекаю на то, что я возражаю! Мне не нравится, что здесь живет эта девчонка.
— Приемлешь ты это или нет, слышишь? Мне начхать!
— Прошу прощения. Когда я сдавал квартиру, детей у тебя не было, а теперь без моего разрешения у тебя тут завелся ребенок.
— Знаешь, куда ты сейчас пойдешь со своим разрешением?
— Знаю, знаю. Ты очень неучтив со мной. Скоро ты будешь выражаться совсем как твоя племянница и опозоришь мой дом.
— Бывают же недоумки! Ты хоть знаешь, кто такие «недоумки»? Болван ты эдакий!
— Ну вот, начинается, — сказал Турандот.
— Болтай, болтай, вот все, на что ты годен, — вмешался Зеленуда.
— А что, собственно, начинается? — с угрозой в голосе спросил Габриель.
— Ты начинаешь изъясняться неподобающим образом
— А он начинает действовать мне на нервы, — сказал Габриель Марселине.
— Не заводись, — тихо сказала она.
— Я не хочу, чтобы в моем доме находилась эта паршивка, — с патетикой произнес Турандот.
— А мне насрать, — заорал Габриель. — Насрать!! Слышишь?
И он ударил кулаком по столу. От удара стол провалился в обычном месте. Клетка упала на пол. Вслед за ней на полу оказался графинчик с вишневкой, рюмочки и маникюрный набор. Зеленуда грубо выказал свое неудовольствие, сироп потек на кожаный футляр; Габриель издал отчаянный вопль и бросился на пол за оскверненным предметом кожгалантереи. Проделывая это, он опрокинул стул. В этот момент открылась одна из дверей, ведущих в гостиную:
— Что за черт! Потише нельзя?
На пороге в пижаме стояла Зази. Зевнув, она враждебно уставилась на Зеленуду:
— У нас здесь что, зверинец? — поинтересовалась она.
— Болтай, болтай, вот все, на что ты годен, — сказал Зеленуда.
Несколько ошалев, Зази пренебрегла попугаем в пользу Турандота и, обращаясь к дяде, спросила:
— А это кто?
Габриель вытирал кожаный футляр краем скатерти.
— Черт! — прошептал он. — Все пропало!
— Я тебе новый подарю, — тихо проговорила Марселина.
— Это очень любезно с твоей стороны, только тогда уж не из свиной кожи.
— А из какой ты хочешь? Из телячьей?
Габриель насупился.
— Из акульей? (Гримаса.)
— Из русской? (Гримаса.)
— А может, из крокодиловой?
— Это очень дорого.
— Да, но зато шикарно и долговечно.
— Ты права, но такой я куплю себе сам.
Расплывшись в улыбке, Габриель повернулся к Зази:
— Видишь? Твоя тетя — чудесная женщина.
— Ты мне так и не сказал, кто там сидит.
— Наш домовладелец, — ответил Габриель, — исключительный человек, настоящий друг, он же хозяин кафе в подвале.
— «Погребка»?
— Именно, — сказал Турандот.
— А в вашем погребке танцы бывают?
— Боже упаси!
— Тогда дело дрянь, — сказала Зази.
— Ты за него не беспокойся, у него денег хватает.
— Но если бы его кафе было, во-первых, на Сен-Жермен де Пре, а, во-вторых, с танцами, он бы греб деньги лопатой. Об этом во всех газетах пишут.
— Я очень тронут твоей заботой, — высокомерно проговорил Турандот.
— А пошел ты в задницу с этой твоей заботой, — мгновенно отреагировала Зази.
Турандот победно взвизгнул.
— Вот! Теперь ты уже не сможешь отрицать. Я сам слышал, как она меня в задницу послала.
— Я бы попросил тебя не выражаться!
— Это не я, это она, — сказал Турандот.
— Ябеда! Ябедничать нехорошо, — констатировала Зази.
— И вообще, хватит, — сказал Габриель. — Мне уже пора уходить.
— Наверно, скучно быть ночным сторожем? — спросила Зази.
— Работ веселых в мире нет, — ответил Габриель. — Иди спать.
Турандот взял клетку и произнес:
— Мы еще вернемся к этому разговору.
И добавил с ухмылкой:
— Сходим куда подальше!
— Какой он все-таки дурак, — тихо сказала Марселина.
— Глупее не придумаешь, — отозвался Габриель.
— Что ж, доброй ночи, — по-прежнему доброжелательно проговорил Турандот, — мне было очень приятно провести с вами вечер, в общем я не потратил время зря.
— Болтай, болтай, вот все, на что ты годен, — сказал Зеленуда.
— А он мне нравится, — сказала Зази, глядя на птицу.
— Иди спать, — промолвил Габриель.
Зази вышла в одну дверь, вечерние посетители — в другую. Габриель подождал, пока все стихнет, и только тогда ушел сам. Бесшумно, как и подобает образцовому квартиранту, он спустился вниз по лестнице. Но тут Марселина заметила на комоде какую-то вещицу и, схватив ее, побежала к двери. На лестничной клетке она перегнулась через перила и тихо крикнула:
— Габриель!
— Что! В чем дело?
— Ты забыл свою губную помаду.
В углу комнаты Марселина приготовила все для умывания: поставила столик, тазик, кувшин, точно как в каком-нибудь забытом богом захолустье. Чтоб Зази чувствовала себя как дома. Но Зази не чувствовала себя как дома. Она не только умела пользоваться привинченным к полу биде, но и прекрасно была знакома — так как имела соответствующий опыт — с тысячей других чудес санитарного искусства. Испытывая отвращение к окружающему ее убожеству, она лишь смочила лицо водой и один-единственный раз провела гребенкой по волосам.
Зази посмотрела в окно: во дворе было пусто. В квартире тоже, казалось, ничего особенного не происходит. Прильнув ухом к двери, Зази так ничего и не услышала. Она тихонько вышла из комнаты. В гостиной было темно и тихо. Дальше Зази пробиралась на ощупь, ставя пятку к носку, как отмеряют квадраты в классиках, причем с закрытыми (для большего интересу) глазами. Она открыла следующую дверь с огромными предосторожностями. В этой комнате было также темно и тихо: там кто-то мирно спал. Зази закрыла дверь и пошла теперь задом наперед (тоже чтоп интересней было). Шла она так очень долго, пока не добралась наконец до еще одной, третьей двери, и вновь с огромными предосторожностями открыла ее. Так она очутилась в полутемной передней: из единственного украшенного витражом из красных и синих стекол окна струился тусклый свет.
Теперь ей предстояло открыть еще одну, последнюю дверь, чтобы наконец обнаружить то, к чему она стремилась во время всей этой обзорной экскурсии, а именно, клозет.
Клозет был самого совершенного образца, с сидением, и Зази, вновь соприкоснувшись с цивилизацией, провела в нем добрую четверть часа.
Пребывание там показалось ей не просто полезным, но и увлекательным. Чисто. Все аккуратно выкрашено масляной краской. Шелковистая бумага ласково похрустывала между пальцев. В это время дня здесь даже было солнце: из форточки лился мягкий свет. Зази погрузилась в раздумья: спускать воду или нет. Ведь от этого грохота в доме может начаться переполох. Но после недолгих колебаний она все-таки решилась — с шумом хлынула вода. Зази прислушалась, но ничто, казалось, не нарушало тишины. Вот уж воистину дом спящей красавицы. Она вновь присела, чтобы воскресить в памяти вышеупомянутую сказку, персонажи которой перемежались у нее в голове с крупными планами известных киноактеров. Она тут же запуталась в сюжете, но вскоре вновь, обретя свойственную ей критическую направленность мыслей, пришла к выводу, что все эти волшебные сказки несусветная чушь, и решила выйти.
Вернувшись в переднюю, Зази увидела еще одну дверь, которая, по всей видимости, вела на лестницу. Она повернула ключ, наивно оставленный хозяевами дома в замочной скважине, так, на всякий случай, и действительно оказалась на лестничной площадке.
Она тихонько прикрыла за собой дверь и на цыпочках пошла вниз по лестнице. На втором этаже она остановилась и прислушалась: все было тихо. Спустилась на первый, прошла по коридору. Впереди — светящийся прямоугольник — дверь на улицу открыта, и вот Зази уже на улице.
Это была тихая улица. Машины здесь ездили так редко, что можно было преспокойно играть в классики прямо на проезжей части. Тут было несколько самых что ни на есть обычных магазинов крайне провинциального вида. По улице степенным шагом расхаживали аборигены, те самые, которые, прежде чем перейти улицу, смотрят сначала налево, потом направо, руководимые при этом как чувством гражданской ответственности, так и чрезмерной заботой о собственной безопасности. Не то чтобы Зази была разочарована — ведь она знала, что находится в Париже, что Париж — это большая деревня и что эта улица еще не весь Париж. Но, чтобы воочию убедиться в этом, надо было продолжить прогулку. Что она со свойственной ей непринужденностью и сделала.
