— Очень хорошо, месье, для первого урока достаточно. Впрочем, я думаю, что пройдет еще немало времени, прежде чем вы выйдете из стадии детского сада.
Шатаясь, весь в синяках и чувствуя себя так, словно меня выпороли, я поплелся в свою комнату и лег спать.
В соответствии с моим планом на следующее утро я попрощался с Буавенами и сел в марсельский поезд. Перед отъездом из Лондона отец выдал мне деньги на карманные расходы на полгода, и у меня с собой было двести фунтов во французских франках. Приличная сумма для 1912 года.
В Марселе я купил билет до Александрии на французский пароход «Императрица Жозефина» водоизмещением девять тысяч тонн. Это небольшое пассажирское судно регулярно курсировало между Марселем, Неаполем, Палермо и Александрией.
Плавание прошло без происшествий, если не считать того, что в первый же день я встретил еще одну высокую женщину. На этот раз турчанку, высокую смуглую крепкую даму, с ног до головы увешанную всевозможными побрякушками, позвякивавшими при ходьбе. Она могла бы с успехом отгонять птиц, сидя на верхушке вишневого дерева — так мне подумалось поначалу. При втором взгляде; оказалось, что у нее великолепная фигура. Глядя на волнистые изгибы ее груди, я чувствовал себя путешественником, который впервые увидел вершины Гималаев. Женщина поймала мой взгляд, надменно подняла подбородок, медленно оглядела меня с головы до пяток, сверху вниз, а потом снизу вверх. Через минуту она преспокойно подошла ко мне и пригласила в свою каюту выпить стаканчик абсента. Я никогда не слышал о таком напитке, но охотно пошел за ней и не выходил из каюты, пока мы не пришвартовались в Неаполе три дня спустя. Если, как утверждала мадемуазель Николь, я еще не покинул детского сада, а сама она находилась где-то на уровне шестого класса, тогда высокая турчанка была университетским профессором.
Я испытывал некоторые трудности, потому что всю дорогу от Марселя до Неаполя пароход боролся с кошмарным штормом. Его швыряло на волнах, и много раз мне казалось, что мы вот-вот перевернемся из-за устрашающей качки. Когда наконец мы благополучно бросили якорь в Неаполитанском заливе, я заметил, выходя из каюты:
— Слава Богу, что все обошлось, все-таки шторм был приличный.
— Мой милый мальчик, — улыбнулась моя турчанка, навешивая на себя очередное ожерелье, — море было спокойным и гладким, как зеркало.
— О нет, мадам, — возразил я, — мы попали в ужасный шторм.
— Никакого шторма, — сказала она. — Это была я.
Я быстро; постигал науку и усвоил, что иметь дело с турчанками — все равно что пробежать пятьдесят миль до завтрака: следует быть в хорошей форме.
Оставшуюся часть путешествия я приходил в себя, и когда через четыре дня мы пришвартовались в Александрии, я снова был бодр и весел. Из Александрии я доехал поездом до Каира, там сделал пересадку и направился в Хартум.
Боже, какая жара стояла в Судане! Мой гардероб совершенно не подходил для тропического климата, но мне не хотелось тратить деньги на одежду, которую я проношу не больше двух дней. В Хартуме я остановился в большой гостинице, набитой англичанами в шортах цвета хаки и тропических шлемах. У всех были усы и красные щеки, как у майора Граута, и каждый держал в руке стакан с выпивкой. У входа дежурил портье-суданец, красивый парень в белом одеянии и красной феске, и я направился прямо к нему.
— Не знаю, могли бы вы мне помочь, — сказал я, небрежно вынимая из кармана французские банкноты.
Он посмотрел на деньги и осклабился.
— Пузырчатые жуки, — произнес я. — Вы что-нибудь слышали о пузырчатых жуках?
Наступил критический момент. Я проделал весь путь от Парижа до Хартума ради того, чтобы задать один-единственный вопрос, и теперь с тревогой смотрел на суданца. Вполне возможно, что майор Граут выдумал свою историю просто для развлечения.
— Все знают про жуков, сахиб, — сказал портье. — Что нужно?
— Я хочу знать, куда нужно поехать, чтобы наловить тысячу жуков.
Он перестал улыбаться и уставился на меня, как на сумасшедшего.
— Вы говорите о живых жуках? — изумленно воскликнул он. — Вы хотите поехать и наловить себе тысячу живых пузырчатых жуков?!
— Да.
— Да зачем вам живые жуки, сахиб? Ничего в них хорошего нет, в живых жуках.
Боже мой, подумал я, майор-таки надул. Портье подошел ближе и положил черную как уголь руку мне на плечо:
— Вы хотите делать туда-сюда, правильно? Вам нужна такая штука, от которой вы будете туда-сюда?
— Что-то в этом роде, — подтвердил я.
— Зачем же тогда живые жуки, сахиб? Вам нужны толченые жуки.
— Я собирался отвезти жуков домой и разводить их, — пояснил я. — Чтобы иметь постоянный запас.
— В Англию? — спросил он.
— В Англию или во Францию.
— Не пойдет, — покачал он головой. — Этот маленький жучок может жить только в Судане. Ему нужно жаркое солнце. В вашей стране он погибнет. Почему не хотите взять порошок?
Видимо, придется внести некоторые коррективы в мой план.
— Сколько стоит порошок? — спросил я.
— А сколько нужно?
— Много.
— Надо быть очень осторожным с этим порошком, сахиб. Для одной дозы нужна совсем маленькая щепоточка, иначе у вас будут очень серьезные неприятности.
— Знаю.
— Мы, суданцы, чтобы отмерить одну порцию, насыпаем порошок на булавочную головку. То, что на ней остается, — и есть одна доза. Это совсем немного. Так что будьте осторожны, молодой сахиб.
— Я все это знаю, — нетерпеливо отмахнулся я. — Просто скажите, как мне раздобыть большое количество порошка.
— Что значит «большое»?
— Ну, скажем, примерно пять килограммов.
— Пять килограммов! — завопил он. — Да этого хватит на все население Африки!
— Ну тогда три.
— Господи, что вы собираетесь делать с тремя килограммами толченого пузырчатого жука, сахиб? Даже такому сильному мужчине, как я, несколько граммов хватит на всю жизнь.
— Не ваше дело, — отрезал я. — Сколько это будет стоить?
Он склонил голову набок и задумался.
— Мы покупаем порошок в маленьких пакетиках по четверти унции, это всего семь граммов каждый, — наконец ответил он. — Очень дорого.
— Мне нужно три килограмма оптом.
— Вы остановились здесь, в гостинице? — спросил он.
— Да.
— Тогда я отвечу вам завтра. Мне нужно поспрашивать у людей.
На этом мы и остановились.
На следующее утро высокий чернокожий портье стоял на своем обычном месте у входа.
— Какие новости? — поинтересовался я.
— Я все устроил, — ответил он. — Я нашел место, где можно раздобыть три килограмма чистого порошка.
— Сколько это будет стоить?
— У вас английские деньги?
— Могу достать.
— Это обойдется вам в тысячу английских фунтов стерлингов, сахиб, — объявил он. — Очень дешево.
— Тогда забудем об этом, — сказал я, поворачиваясь, чтобы уйти.
— Пятьсот, — предложил он.
— Пятьдесят, — возразил я. — Я даю пятьдесят.
Он пожал плечами и развел руками.
— Вы достаете деньги, — сказал он, — я достаю порошок. Встретимся вечером в шесть часов.
— Как я узнаю, что вы не подсунули мне опилки или что-нибудь в этом роде?
— Сахиб! — возмутился он. — Я никогда никого не обманываю.
— Сомневаюсь.
— В таком случае, — предложил он, — мы проверим порошок на вас. Сначала я дам вам маленькую дозу бесплатно. Идет?
— Отличная идея, — согласился я. — Встретимся в шесть.
Один из лондонских банков имел отделение в Хартуме. Я отправился туда и обменял часть французских франков на фунты. В шесть часов я разыскал портье в фойе отеля.
— Принес? — спросил я.
Он показал на большой пакет из оберточной бумаги, стоявший на полу рядом с колонной.
— Хотите сначала попробовать, сахиб? Не имею ничего против, потому что это первоклассный порошок, самый лучший в Судане. Одна булавочная головка — и вы будете делать туда-сюда всю ночь напролет и еще половину следующего дня.
Вряд ли он предложил бы мне пробную дозу, подсовывая подделку, поэтому я отдал ему деньги и забрал пакет.
Через час я уже сидел в каирском поезде, а десять дней спустя стучался в дверь госпожи Буавен на авеню Марсо. Мой бесценный пакет был при мне. Накануне я без всяких осложнений прошел французскую таможню, сойдя на берег в Марселе. В те времена их интересовали только ножи и пистолеты, ничего более.
Я сообщил мадам Буавен, что теперь некоторое время поживу у них, но у меня есть одна просьба. Я студент факультета естественных наук, сказал я. Она это знала. И во время своего пребывания во Франции, продолжал я, хочу не только выучить французский, но и продолжить свои научные изыскания. Я буду проводить опыты в своей комнате с использованием приборов и препаратов, которые могут быть опасны, если окажутся в руках несведущих людей. Поэтому я хотел бы иметь ключ от своей комнаты и попросил бы никого туда не входить.