— Гениально! — восхитился подхалим Шелленберг.
— И мы тогда покажем русским еще одну Курскую дугу и еще один Сталинград.
— Гениально! — орал Шелленберг.
— Так.
Гитлер поднялся, обошел стол, встал за спиной Бормана и похлопал его по потной лысине.
«Господи! Ну, почему же я импотент? Почему не он, не Геббельс, а именно я?»
И Фюрер пошел к Еве Браун. Все проводили его сочувствующими взглядами.
Дверь за Гитлером закрылась. Разговор возобновился.
— Предлагаю закодировать операцию словом «Игельс», — предложил Геббельс.
— Я — за, — сказал Мюллер, которому было все равно.
— Шелленберг, — попросил Гиммлер, — доставайте.
Шелленберг достал из-за пазухи бутылку армянского коньяка и разлил в рюмочки. Хватило на всех, а то, что осталось, Шелленберг вылил себе в рот.
— Предлагаю выпить за операцию «Игельс»!
Дверь со скрипом отворилась, и в комнату ворвался Штирлиц. Все тут же сели. Штирлиц услышал только несколько последних слов.
«Скрывают», — подумал он и решил сделать вид, что он зашел просто так. Штирлиц подошел к сейфу, достал отмычки и в гробовой тишине вскрыл его. Он копался минут пять, но ничего нового не нашел.
«Бездельники», — подумал Штирлиц и с шумом захлопнул дверцу.
— Товарищ Штирлиц, — послышался осторожный голос Геринга, у которого недавно пропала половина доклада Фюреру, а вторая половина оказалась сильно испачканной, — когда берете документики из сейфа, возвращайте обратно и не пачкайте, пожалуйста.
— Нужны мне ваши документы, — обиделся Штирлиц, — у меня своих хватает.
Он подошел к столу, отнял у Геббельса рюмку и провозгласил:
— За моего любимого Фюрера!
С недовольными лицами все выпили. Обделенный Геббельс обиженно посопел, достал бутылку шнапса и отхлебнул прямо из горлышка.
— Хайль! — и Штирлиц вышел.
От шнапса Геббельса передернуло так, что он подумал: «Яка гарна горилка!»
— На чем мы остановились? — спросил он, вытирая рот рукавом мундира.
— На операции «Игельс», — сказал Шелленберг.
Дверь снова внезапно приотворилась, и в нее просунулась довольная физиономия Штирлица.
— Да, господа, я, когда вошел, забыл поздороваться!
— Здравствуй, здравствуй, — сказал вежливый Мюллер.
Штирлиц еще раз закрыл дверь и ушел. Подслушивать под дверью он считал ниже своего достоинства.
Гиммлер встал, обошел стол и выглянул за дверь. Убедившись, что Штирлица поблизости нет, он оглядел своих соратников и, прищурившись, спросил:
— Кстати, господа, о Штирлице: как бы нам попасть к нему на день рождения?
— Предлагаю на халяву, — сказал Геббельс, — заодно и подарок покупать не надо.
Гиммлер взял из хрустальной вазы большое красное яблоко, с хрустом откусил половину, и, жуя, сказал:
— У меня на складе завалялся маленький списанный бронетранспортерчик человек на десять-двенадцать… Поедем на нем, а потом подарим Штирлицу… Все равно выбрасывать.
Все потянулись за яблоками.
— А как назад? — спросил Геринг.
— Назад нас отвезут.
Они еще немного посплетничали, Борман похвалился новой секретаршей. Разговор зашел о женщинах, перекинулся на французскую порнографию, а потом у каждого нашлись свои дела.
ГЛАВА 5. ВЕРБОВКА ПАСТОРА ШЛАГА
Засунув руки в карманы, Штирлиц шел по коридору. Его настроение было на редкость веселым, что случалось с ним редко. Центр, наконец-то, ответил на его запросы, прислал посылку с папиросами и вскоре обещал прислать новую радистку.
Из-за двери с надписью «Гестапо» доносились жалобные стенания, словно за этой дверью кому-то дали в нос.
«Странный кабинет, — подумал Штирлиц, — здесь постоянно кого-то бьют».
Дверь со скрипом отворилась, и Штирлиц увидел своего хорошего друга Айсмана. Штирлиц не без удовольствия вспомнил, как на прошлой неделе они разгромили публичный дом, хозяин которого оказался евреем.
— А, Штирлиц! — единственный глаз Айсмана радостно засверкал, — ты-то мне как раз и нужен. Вопросик есть. Столица Советского Союза из шести букв на «Мы». А?
— Не знаю. Мадрид, наверно.
— Подходит.
Айсман вписал «Мадрид».
— Кого бьем? — деловито поинтересовался Штирлиц, прикуривая.
Айсман потянулся за «Беломором».
— Есть тут один. Некто пастор Шлаг.
Они вошли в кабинет. Два потных дюжих гестаповца методично избивали толстенького человечка в рясе. На лице человечка застыло покорное благочестивое выражение.
— В чем тебя обвиняют, скотина? — орал гестаповец. — За что тебя взяли? Где твое дело?
— Вот, — сказал Айсман, — Борман дал распоряжение пощупать, а дело потеряли. А этот гад не сознается, в чем виноват.
— В чем тебя обвиняют? — хором надрывались гестаповцы.
Пастор молчал. Штирлиц вспомнил про дело этого пастора, которое он когда-то где-то видел.
— Отдай его мне, Айсман, — попросил он.
— Зачем тебе эта толстая свинья?
— На Бормана похож.
Айсман захохотал. Гестаповцы доставили Шлага в кабинет Штирлица. Пастор стоял по стойке «смирно». Штирлиц присел на край раскладушки и пристально посмотрел на пастора.
— Садитесь.
— Спасибо, я постою.
— Садитесь, черт вас возьми.
Пастор Шлаг устало опустился на табуретку.
— Чаю хотите? — спросил Штирлиц и налил ему стакан холодного чая.
Они говорили около получаса. Штирлицу пастор понравился. Шлаг, без сомнения, был умен, а его размышления о женщинах привели Штирлица в восторг.
— Все это хорошо, — сказал Штирлиц, — а все-таки, пастор, на кого вы работаете?
— Господин штандартенфюрер! Я готов работать на кого угодно и, честное слово, я ни в чем не виноват.
— Прекрасно, — сказал Штирлиц, — вы будете работать на меня.
Он достал папку с надписью «Дело N 148».
— Это я взял у гестапо ваше дело. Почитайте!
Пастор просмотрел дело. Дойдя до места, где его обвиняли в работе на чью-то разведку, он удивленно приподнял брови.
— И с чего они взяли, что я на кого-то работаю? Ведь это же ерунда!
— Теперь вы работаете на меня, — напомнил Штирлиц.
— Да, да, конечно.
— Пастор, а зачем вам так много женщин?
— Это мои прихожане, — потупил очи пастор Шлаг, — вернее, прихожанки.
— А сколько вам лет?
— Зимой будет пятьдесят два.
— А почему вы до сих пор не женитесь?
Пастор Шлаг смущенно покраснел.
— Я еще слишком молод, чтобы думать о женщинах.
Штирлиц повертел в руке карандаш и выписал пропуск.
— Вы свободны. Когда понадобитесь, я вас найду. Если кто будет приставать, ссылайтесь на меня, я им морду набью, они меня знают.
Пастор долго благодарил Штирлица и, не веря еще, что он, наконец-то, свободен, ушел.
Штирлиц потянулся, зевнул и лег на раскладушку. В его голове созревал колоссальный план. Он задремал. Вдруг в кабинет ворвался Айсман.
— Ты что, его отпустил?
— Кого? — сонно спросил Штирлиц.
— Этого пастора вонючего…
— Он раскололся, — скучая, сказал великолепный Штирлиц, — и даже согласился стать моим агентом.
Айсман уважительно посмотрел на Штирлица и поправил черную повязку на глазу.
— Да, Штирлиц, однако, умеешь ты работать с людьми.
Они попили чаю, Айсман рассказал пару новых хамских проделок Бормана и посоветовал остерегаться садиться на второй от двери унитаз.
Так они просидели до конца рабочего дня.
ГЛАВА 6. ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ШТИРЛИЦА
Штирлиц родился в январе, но свой день рождения отмечал Первого Мая, чтобы показать свою солидарность с международным рабочим классом. В прошлом году, в этот день он пригласил одного Мюллера, но по гнусной инициативе Гиммлера, к нему домой заявилась вся верхушка Рейха, которая считала своим долгом поздравить его с праздником, и каждый, как бы издеваясь, дарил то портрет Сталина, то кирзовые сапоги, то полное собрание сочинений Карла Маркса на китайском языке, а Борман даже сподобился подарить свою старую секретаршу. Этого Штирлиц ему простить не смог. Секретаршу он тут же вручил Шелленбергу, который за это подмешал Борману в нарзан немного пургену.
Один только добрый и интеллигентный Мюллер преподнес Штирлицу подшивку французской порнографии за 1917 год.
Все было бы ничего, если бы офицеры не укушались до свинского состояния и не загадили Штирлицу всю квартиру. Штирлицу не было жалко разбитой хрустальной люстры, сервиза, поломанной мебели, но это было дело принципа, и на этот раз Штирлиц приглашать никого не стал. Он со всех сторон обдумал свое положение и предусмотрительно решил отметить день рождения на даче в обществе пастора Шлага и его прихожанок, скрывшись тем самым от непрошенных гостей.
