Мы снова стоим под рябинами. Вдруг прилетят? Японские свиристели, оказывается, от Магадана севернее обретаются, до самой Чукотки. Показываю внуку на снегу поломанные красные ягодки. В некоторых местах их множество, лежат сплошной коркой. Мальчик сокрушается, что так и не удалось попробовать рябинки. А чуть раньше видел он в центре города мертвого голубя со сложенными крыльями, когда ходили прогуляться в ребячий военный клуб, где выставлена военная, в том числе и летная техника. Голубь врезался головой в сугроб. Как так спикировал — загадка. Мальчик первый заметил мертвую птицу, подсказал, а перед новогодним праздником заходил я с ним в «Сказку» за тестом, так и здесь мой наблюдатель отличился, заметил зеленую траву на газоне, где повыдуло снег. Цвет такой зеленый, будто озимая пшеница. Наверное, там теплотрасса плохо изолирована, подогрелись корешки. У нас из-за утечек тепла в крышах и сосульки нарастают, толщиной с молочных поросят. На нашем, кстати, доме, тоже, только повыше подъезд. А на Маркса, возле бара, видел я упавшую гантелю. От нее откололся один шар. Ребенок узнал — переполошился. Не буду, говорит, близко под окнами проходить. Я похвалил мальчика за умение делать правильные умозаключения.
Осенью в парке многие замечали белую полярную сову. Казалось бы, должна ночью летать, а днем спать от избытка света. Но это полярная сова, ей ведома и полярная ночь, и полярный день, когда солнышко все лето не заходит. Елена Федоровна свою птичку сразу узнала и была рада, что люди не напугали совушку. Замерли по стойке смирно и молчат, наблюдают. А она-то сову каждый день видит на своем балконе. Хочет сфотографировать, да пока за аппаратом бегает, пока наводит, белой с черными точками птицы уж и след простыл. Умеет она в воздухе растворяться без остатка.
Кстати, видел голубей возле магазина «Гурман». Один белый, с мелкими крапинками. Почему-то решил, что он похож на полярную сову. И у почтамта голубей все больше становится, будто здесь работает подразделение и «голубиная почта».
А как там у Стаса?
Несколько запоздалое письмо по электронке: «8 утра. Черемуха за окном облетела окончательно. Меж пожухлой травы белеют клочки снега. Ветер, темнота, неуютье. Пришла пора вывешивать синицам сало. Вчера был на даче. Пилил, возил и колол дрова. Еще смотрел в небо. Видел три стаи гусей казарок. Голов по триста. Летят почти молча. Еще в воздухе мельтешат листья и мелкие птички. В другой раз сразу и не различить. Впервые видел, как вороны охотятся за перелетными птичками. По-эвенски любая мелкая птичка называется чукичан. Бедные чукичан! Я их тоже так зову».
Зимой 10-го года областная газета напечатала заметку по следам теплого лета. Черные казарки отказались от сезонных миграций на юг, остаются и в Охотских и Беринговоморских краях. Популяция выросла в десять раз, до сорока тысяч. Вот так вот!
(Кстати, национальная птица Люксембурга.) Надо как-то ласково называть девушек: лапочка, белка, кролик, а при соответствующих габаритах — слоненок, медвежонок. Красавицу, с которой познакомился на телестудии весной в силу производственной необходимости, достаточно звать по фамилии — Королек. Я уж грешным делом думаю: а не по анкете ли отбирают ведущих на этот телеканал. То была Небесная, то Радужная. И вот еще один вариант: Королек. Рослая и очень ладная особа, блондинка, волосы густые и, как теперь рекламщики говорят, живые.
Раньше, когда была молодой моя мать, волосы смазывали сливочным маслом. Если я что-то не путаю. Попробуй теперешним маслом смазать волосы — прям рвотный рефлекс. В ходу было и репейное масло — тоже с ума спятить. Или конопляное — тоже круто. Некоторые после хорошей бани с парной пахнут коноплей, и это их родной чарующий запах, никак не связанный с наркоманией. Ну, еще используют два дезодоранта одновременно: под каждую подмышку свой.
Конопля теперь под запретом, а репейное масло продают вместе с шампунем. Подозреваю, что его производят из нефти. Как дизельное топливо из рапса. Как-то все смешалось в мире бизнеса, глобализации и борьбы с наркотиками. Но где напасешься репьев? Семенами репейника кормили щеглов. Сам не видел, но словесный портрет помню. Щегла я не узнаю, разве что посмотреть в энциклопедии. Вроде как он отличается желтым оперением и способен петь. Вряд ли они водятся в Магадане. Кстати, один милицейский полковник рассказывал, что местные наркомичуринцы выращивали коноплю в теплицах. Для отвода глаз сеяли репейник и держали в клетках щеглов. Потом им самим пришлось сидеть взаперти несколько лет по решению суда.
Возможно, я видел щегла в раннем детстве, когда жил в умеренном климате Сибири, не могу ручаться за достоверность из-за аберрации памяти. Но отчетливо помню растущую на огородах в междурядьях коноплю, вяжущий вкус и терпкий аромат ее зерен. Не исключено, что конопляное масло мне давали с вареной картошкой и крупной сольцой. Подмоченная репутация конопли в период разгула наркомании вызвала у меня острое чувство тоски, как все, сидящие на игле полубольные и больные люди, пахнущие ацетоном и несвежим бельем (видел их мельком во время милицейской операции), предали мое детство, мою коноплю, — скромное лакомство сибирских огородов и пустырей, вместе с темно-синим пасленом, ягоды которого вызывали сложные возвратно-поступательные движения пищеварительной системы.
Несколько раз я слышал от своей мамы о существовании крохотной птички королька, европейского колибри, но ни разу не видел пернатое чудо вживую, и название птицы ассоциируется у меня только с матерью, а не с пернатым созданием. Есть еще птица коноплянка и, конечно, маковка. Все они, образно говоря, зяблики, которых хочется согреть на груди и одновременно большеротые галчата с душераздирающим «Кушать», на что хочется рефлекторно ответить: «Кушать подано»!
Девушку по фамилии Королек зовут Аня, у нее очень красивый прямой нос, чистый лоб и большие глаза. Вдруг вспоминаю девичью фотографию моей мамы — круглое лицо, аккуратный вздернутый носик. И длинные косы, чуть ли не до пят. Бывают ли нынче такие в нашем отравленном мире? Не знаю.
У Ани ясные, светлые глаза, будто беседовала с ангелом, смотрела на него во все глаза, и в них отразилось удивление и восторг.
Хотелось бы поделиться с окружающими нахлынувшими впечатлениями раннего детства. Вот бабушка напекла пряничных жаворонков — так было принято на Рождество. Я никак не решаюсь откусить птичке голову. А еще был день весной, когда отпускали на волю живых птиц — синиц, воробьев, чечеток, щеглов, тех же жаворонков. Со слабым скрипом открывалась клетка — лети, птаха! Пушкин посвятил этому обычаю стихотворные строки. Не меньшее волнение, чем от стихов, от самого действия.
Душа взмывает с птицей, ликует, славит свободу и волю. Оказывается, очень нравилось женщинам-арестанткам давать птицам свободу. Но не думаю, что этот обычай получил распространение в лагерях Колымы. Ведь чтобы кого-то отпустить, надо вначале поймать. А это, согласитесь, романтика: команды ловить и сажать птиц не поступало. А у нас и картофель сажают исключительно по решению суда. А так бы сороку, которая мотает срок сорок лет — да на волю!
Пусть летают как хотят! В любом направлении, хоть на другой континент. Пусть отдыхают на ветке. А если в кустах вдруг отыщется рояль, сыграют подходящее к случаю произведение — «Вальс соловья» или «Чижик-пыжик».
Не уверен, пекла ли мне бабушка «птичье» печенье, очень мало видел ее живой и тем более здоровой. Зато помню, как переезжали с ней и мамой из одного села в другое на санях зимой. В ту пору строилась линия электропередачи, сибирские деревни подключали к электричеству. Но до этого не скоро дошло, а сами столбы были поводом для радости. Взобраться бы на такой с помощью железных когтей! Надо ли говорить, что мы мечтали стать монтерами. И провода, и изоляторы, которые я ошибочно называл птичками, остались в памяти как на гравюре японского художника Хокусая. Бабушка, смотри, сколько птичек! Та соглашалась с улыбкой, а деда, который бы хорошо соображал в технике, у меня не было. И не скоро еще настала пора учиться строить скворечники!
Именно в то время я учился рисовать. Первый рисунок, как себя помню, был выполнен сам собой двумя карандашами — лист папоротника, и тут же я стал изображать птиц — чисто рефлекторные, в два маха, загогулины. Это не мешало птицам лететь на просторе синей, из-под сахара, упаковочной бумаги с надлежащей скоростью, пусть и не идеальным строем.
Не помню, когда я обратил внимание, сколько вокруг людей с «птичьими» фамилиями! Все они — милые и достойные граждане. Валерий Воробей — создатель молодежного литературного издания. Знал я и другого Воробья, Игоря — археолога: двадцать дней подряд возил его и маленькую экспедицию, одним из рабочих которой был мой сын, в малый наш аэропорт к вертолету. Погода не благоприятствовала полетам, фальстарт повторялся почти месяц. Вот и сдружились. Андрей Сорокач — гитарист, исполнитель и автор песен из Су-сумана.
