Забегает, допустим, в туалет «особо нетерпеливый» (в ушах булькает, клапан срывает), а во всех кабинках уже стоят более расторопные бойцы, широко расставив ноги (иначе не получится, «очко» имеет ширину достаточно приличную и еще ушки с боков — подставки рифленые для ног, чтобы подошвы не скользили), и делают свое «мокрое дело». А страждущий курсант, отчаянно пометавшись, покорчившись в приступе нетерпения, потанцевав, сколько выдержал, погарцевав как конь ретивый и, презрев все рамки приличия, расстегивая ширинку, «мученик» становится у первой же кабинки за спиной писающего курсанта и, скомандовав: «Не двигайся», изливает из своего вибрирующего брандсбойда мощную струю аккуратно между широко расставленных ног впередистоящего бойца! Ву-аля!
Одно радует, что хоть не в твои сапоги, а прямо в «очко». Снайпер, етить его… Ситуация не для слабонервных, честно говоря! И к тому же весьма дурацкая! Представьте, ты уже закончил «водные процедуры», а пошевелиться не можешь, т. к. между твоих ног журчит и плещется струя из фонтана соседа сзади, …твою дивизию… Ну ничего, сейчас закончишь, я тебе урок вежливости быстренько преподам….
С процедурой «отхода ко сну» тоже стало весьма проблематично! После вечерней поверки и оглашения команды: «Отбой!», личный состав 4-й роты уже не летел стремглав в койки, сметая все на своем пути, стремясь уложиться в 45 секунд, а вальяжно прогуливался по казарме, ожидая пока освободиться ближайшее «очко», чтобы неспешно, с чувством, с толком и расстановкой…, ну вы меня понимаете?!
В результате, после команды «Отбой», поправ все требования строго Устава и Распорядка дня, утвержденного лично генералом — начальником училища, все курсанты на полузаконных основаниях хаотично шарахались еще часа полтора, два, три… Попутно заваривался чай, кое-где в кубриках слушалось радио, иногда «самопроизвольно» включался телевизор и т. д. и т. п. Дисциплина катастрофически падала. Офицеры 4-й роты, тоже не могли уйти домой вовремя пока полноценно не уложат весь личный состав в горизонталь «баиньки».
В результате, дежурный офицер, вынужденный дожидаться пока курсанты «не нагуляются», покидал казарму глубоко за полночь, а с утра «ни свет, ни заря», ему уже надо было снова прибывать в училище с благой целью поднимать личный состав роты на зарядку. Вследствие такого «нещадного режима работы» наши офицеры банально не высыпались, были безмерно раздражительны, имели красные глаза хронически невыспавшегося человека и еле таскали ноги.
Так случилось, что лейтенант Зайчик неожиданно приболел, лейтенант Чубрей в очередной раз сидел на гауптвахте, не рассчитав длину и остроту своего языка при разговоре с Пиночетом, а лейтенант Гвоздев уехал в отпуск по семенным обстоятельствам и в казарме остался один Нахрен.
Командир роты с воспаленными глазами кролика-альбиноса, как будто в них засыпали песок, уже неделю «отбивал» и «поднимал» роту в гордом одиночестве, как проклятый. Он фактически уже спал на ходу. Если капитан Хорошевский и добирался до дома, то, наверное, только для того чтобы попить водички и сразу же бежать обратно на службу. Бедолага! Жаль, конечно, а куда деваться?! Тяготы и лишения воинской службы (в тексте Присяги даже прописано) никто не отменял. Работа такая!
И вот однажды после ужина, дабы сэкономить время на туалет после вечерней поверки, Нахрен вывел роту на традиционную «вечернюю прогулку» (есть такая беда — при любой погоде шарахаться строем полчаса по улице перед сном — полезно и все такое, иногда с песней).
Зима, мороз -30, звездное небо, под ногами задорно хрустит свежий снежок. Идем (в ногу естественно), гуляем типа, дышим свежим воздухом на сон грядущий. Моцион, куда деваться?! Спасибо, хоть песни не поем. Холодно очень, можно горло «на раз» посадить. Офицер бредет рядом, периодически поглядывая на часы.
Отведя роту за столовую, ротный, воровато оглянулся и дал неожиданную команду: «Справить естественные надобности!»
В замершем от удивления строе никто из 144-х курсантов даже не пошевелился. Уж, не прислышалось ли?! Что за бред?!
Во-первых: зима на дворе, северный ветер и жутко холодно. Во-вторых: на улице писать как-то неудобно (остатки воспитания чего-то смутно навевали). В-третьих: пописаешь на белый снег, останутся характерные следы, потом утром будет стыдно перед преподавателями! Особенно стыдно будет перед женщинами (в училище много гражданского персонала на общеобразовательных кафедрах, столовая, библиотеки и прочее), которые ходят мимо столовой на кафедру «Войскового ремонта». Опять же, с четвертого этажа главного корпуса, где расположена кафедра «Иностранных языков» и основной контингент, опять же женщины будет видно… Библиотека рядом, секретка… Не, плохая мысль, однозначно!
Но, Нахрен был неумолим и ничего не хотел слушать. Он разражено забубнил, временами срываясь на противный визг.
— Никакие отговорки не принимаются! Всем поссать здесь! Немедленно! Я что, с вами жить в казарме обязан, да?! Я домой хочу! К жене, к детям… Я соскучился, в конце концов…
Нахрен смахнул набежавшую слезу и, взяв себя в руки, опять заревел, как поднятый из берлоги медведь (поднятый посреди зимы, естественно).
— В казарме после команды «отбой», чтобы не было ни одного шарахающегося тела! Понятно?! Кто встанет с кровати в туалет, пусть сразу занимает место на тумбочку. Пять нарядов вне очереди! Все слышали?! Рота, слушай мою команду! Первая шеренга, 5-ть шагов вперед, шаааа-гом марш!
Делать нечего, как в дурном анекдоте: «Айн, цвай, драй, пись-пись-пись!!!» первая шеренга вышла из строя и приблизившись к белоснежному сугробу в виде бесконечного параллелепипеда с идеальной гранью, об которую можно было обрезаться, с трудом и грехом пополам справила свои малые нужды.
В уральской ночи под светом подслеповатых фонарей на ослепительно белом снегу сразу же проявились и обозначились характерные желтые воронки, с окаемками расплавленного снега.
Дальше больше, курсанты из последующих шеренг, осознав, что «куда деваться, гуляй рванина», стали поголовно глумиться, выписывая на белом бордюре всевозможные витиеватые вензеля и достаточно протяженные узоры, желтого цвета!
Не судите строго! Пожалуйста! Это не мы такие! Это нас так подставили! Капитану Нахрену в тот момент все было «пофиг», его мозг от хронической усталости выпал в осадок и дал «отсечку». Офицер нетерпеливо посматривал на часы. Ему очень хотелось домой, любой ценой.
Из глубины строя раздался гундосый голос «рецидивиста» курсанта Копыто с наивно-провокационным вопросом.
— А покакать здесь можно?!
Нахрен скрипнул зубами и, передразнивая спросившего, театрально кривляясь, раздраженно пробурчал.
— Нет! Еще чего?! По-ка-кать только в роте! Вам все по-нят-но, кур-сант Ко-пы-то?! А то здесь пока то, да се, можете свои дра-го-цен-ные яйца отморозить! Отвечай потом за тебя! Вот неблагодарные?! О вас же забочусь!
Ага?! Верим! Ладно, хрен с тобой, заботься дальше! А толпа в 144 «потенциально бессовестных рыла» разошлась не на шутку и расписала почти все сугробы на дороге от столовой до учебного корпуса не хуже чем профессиональные художники, выставляющие работы в Лувре. Поймите правильно, в среде 144-х молодых и «безбашенных» разгильдяев всегда найдутся творческие и талантливые натуры. И процесс пошел!
Каких картин только не появилось на дороге?! Инопланетянин? Пожалуйста! Крестики-нолики?! Поиграем! Был даже весьма упрощенный вариант Венеры Милосской, правда, с руками и всеми физиологическими подробностями (голая баба, короче)! Многослойная волнистая линия — дилетантский замах на копирование общеизвестной картины Айвазовского «Девятый вал» (коллективная работа, есть повод для гордости) и т. д. и т. п.
Кое-кто из ребят, умудрился оставить личную роспись! Кто-то старательно вырисовывал собаку с задранным хвостом и отвисшими яйцами, а когда «вдруг неожиданно» закончились «краски», попросил друга завершить начатое. Как тут откажешь?! Конечно, не вопрос!
Ну, а Витя Копыто не придумал ничего лучшего, как старательно написал на снегу: «4 рота!» Коротко и ясно.
Когда данная вакханалия, наконец, закончилась по причине полного истощения естественных запасов красящего материала для «наснежно-сугробного» творчества, озверевший от длительного ожидания капитан Нахрен, погнал нас в казарму «бегом».
Прибежали в казарму, разделись. Пять минут на умыться, построились. Вечерняя поверка пролетела молниеносно. Курсанты, услышав свою фамилию, не успевали выкрикнуть «Я!» Команда «Отбой», все рухнули в койки. Командир роты капитан Нахрен ушел домой вовремя и абсолютно счастливый, в надежде выспаться от души. Зря это он так!
Выспаться то он выспался, но на утро… его ждал неожиданный сюрприз! Плоды нашей «не совсем культурной» живописи, не особо бросающиеся в темноте уральской ночи, с первыми лучами утреннего солнца предстали во всей своей истинной красе.
