(Я хочу туда!)
Возвращаюсь я на девять-пять
В старый милый домик мой опять,
Возвращаюсь днем осенним,
Возвращаюсь к маминым коле-е-е-еням!
На заключительной высокой ноте Уилсон Хаймак пустил петуха — слишком далеко она выходила за пределы диапазона его голоса. Он обернулся со скромным покашливанием:
— Ну, некоторое представление ты мог получить.
— И получил, старикан, и получил!
— Огненный вихрь, верно?
— Да, наличествуют многие признаки тип-топности, — признал Арчи. — Конечно…
— Конечно, многое зависит от пения.
— Именно это я и хотел сказать.
— И петь ее должна женщина. Женщина, способная взять заключительную высокую ноту с воздушной легкостью. Весь припев ведет к этой ноте. Тут требуется Патти или кто-нибудь вроде, способная подхватить эту ноту с крыши и держать, пока не явится швейцар запереть здание на ночь.
— Я должен купить экземпляр для жены. Где я могу его раздобыть?
— Раздобыть ты его не можешь. Она не опубликована. Писать музыку — чертовски дохлое дело! — Уилсон Хаймак яростно фыркнул. Было ясно, что он изливает чувства, накапливавшиеся много дней. — Напишешь такое, чего свет давно не слышал, и ходишь, ищешь, кто бы спел, а они говорят, что ты гений, а потом засовывают песню в ящик и забывают про нее.
Арчи закурил следующую сигарету.
— Я ведь милый старый ребенок в подобных делах, малышок, — сказал он. — Но почему бы тебе не отнести ее прямо издателю? Собственно говоря, я на днях общался с издателем нот. Типусом по фамилии Блюменталь. Он перекусывал здесь с одним моим приятелем, и мы вроде бы нашли общий язык. Почему бы тебе не отправиться завтра со мной к нему в контору и не сыграть?
— Нет, спасибо. Весьма обязан, но я не собираюсь играть свою мелодию у какого-то там издателя, где шайка нанятых им подзаборных композиторов прижмется ушами к замочной скважине и будет записывать. Придется ждать, пока я не найду певицу. Ну, мне пора. Рад был тебя повидать. Рано или поздно, но я позову тебя послушать, когда эта высокая нота будет взята так, что у тебя позвоночник завяжется узлами под затылком.
— Буду считать дни, — сказал Арчи вежливо. — Ну, пока-пока!
Не успела дверь закрыться за композитором, как она снова открылась, пропуская Люсиль.
— Приветик, свет души моей! — сказал Арчи, вскакивая и обнимая жену. — Куда ты пропала на весь день? Я ожидал тебя куда раньше. Хотел познакомить…
— Я пила чай с одной девушкой в Гринич-Виллидж. И раньше вырваться никак не могла. А кто это вышел отсюда, когда я шла по коридору?
— Типчик по фамилии Хаймак. Я с ним познакомился во Франции. Композитор и много чего еще.
— Мы как будто начали вращаться в артистических сферах. Девушка, с которой я пила чай, — певица. То есть она хочет петь, но не встречает поддержки.
— Совсем как мой типус. Он хочет, чтобы его песню спели, и никто не желает ее спеть. Но, солнышко моего домашнего очага, я не знал, что ты знакома с певчими пташками Гринич-Виллидж. Как ты с ней познакомилась?
Люсиль села и устремила на него тоскующий взгляд больших серых глаз. Она явно находилась во власти эмоции, но Арчи не мог разобрать, какой именно.
— Арчи, милый, когда ты женился на мне, ты обязался разделять мои горести, верно?
— Абсолютно! Все как перед священником. В радости и в горе, в болезни и в здравии, хвост держи пистолетом и носа не вешай. Нерушимый контракт.
— Ну так раздели их! — сказала Люсиль. — Билл снова влюбился.
Арчи заморгал.
— Билл? Когда ты говоришь «Билл», ты имеешь в виду Билла? Твоего брата Билла? Моего шурина Билла? Милого старого Уильяма, сына и наследника Брустеров?
— Его самого.
— Ты говоришь, он влюблен? Стрелы Купидона?
— Вот-вот!
— Но послушай! Не слишком ли это… Я хочу сказать, малыш абсолютная язва! Великий Влюбленный, а! Вместе с ним на дорожке Бриэм Янг[10] и все такие прочие. Да всего несколько недель назад он жалобно скулил из-за бабы с пунцовыми волосами, которая затем подцепила старину Реджи ван Тайла!
— Эта девушка все-таки лучше, слава Богу. Но не думаю, чтобы папа одобрил.
— И какого калибра нынешний образчик?
— Ну, она со Среднего Запада и, видимо, старается перебогемить всех девушек Гринич-Виллидж. Волосы коротко подстрижены, и она разгуливает в кимоно. Вероятно, начиталась журнальных историй про Гринич-Виллидж и тамошние артистические нравы, ну и подгоняет себя под них. До того глупо, когда от нее просто разит захолустьем. Билл сказал, что она из Мичигана, из местечка Змеиный Укус.
— Странные у вас тут названия! А впрочем, кто я такой, чтобы критиковать! В Англии найдутся и почище. Значит, старина Билл так и пылает?
— Говорит, что наконец-то нашел свою единственную.
— Ну, они все так говорят! Хотел бы я получить по доллару за каждый раз… О чем это бишь я? — благоразумно перебил себя Арчи. — Так ты думаешь, — продолжал он после паузы, — последняя избранница Уильяма будет еще одним потрясением для старого папочки?
— Просто не представляю, чтобы папа мог ее одобрить.
— Я изучил твоего веселого старого прародителя с близкого расстояния, — сказал Арчи, — и, говоря между нами, абсолютно не могу себе представить, чтобы он хоть кого-то одобрил.
— Не понимаю, почему Билл выискивает таких страшил? Я знаю по меньшей мере двадцать чудесных девушек, красивых, богатых, каждая из которых подошла бы ему лучше некуда. Но нет, он увиливает и влюбляется Бог знает во что. А хуже всего то, что ты не можешь махнуть на него рукой и принимаешься его вызволять.
— Абсолютно! Кому же хочется вставлять палки в колеса юным грезам Любви? И нам должно сомкнуться вокруг. А как эта девица поет, ты слышала?
— Да. Она сегодня пела.
— И какой у нее голос?
— Ну, он… громкий!
— А способна она подхватить высокую ноту с крыши и держать, пока не явится швейцар запереть здание на ночь?
— Что ты такое говоришь?
— Ответь на мой вопрос, женщина, и откровенно. Как ее высокие ноты? Очень высоки?
— Ну да, пожалуй.
— Тогда умолкни, — сказал Арчи. — Предоставь все мне, моя милая старая лучшая половина и три восьмых! Полностью положись на Арчибальда, человека, который никогда тебя не подводит. У меня есть планчик.
Когда Арчи в разгар следующего дня приблизился к своему номеру, сквозь плотно закрытую дверь до него донеслось монотонное гудение мужского голоса, и, войдя, он обнаружил Люсиль в обществе своего шурина. Вид у Люсиль, подумал Арчи, был немного утомленный. Билл, наоборот, весь лучился энергией. Глаза у него сияли, а физиономия обрела такое сходство с мордой чучела лягушки, что Арчи не составило труда догадаться, на какую тему он распространялся — конечно, речь шла о последней госпоже его сердца.
— Привет, Билл, старая плюшка! — сказал он.
— Привет, Арчи!
— Я так рада, что ты пришел, — сказала Люсиль, — Билл рассказывает мне про Спектацию.
— Кого-кого?
— Про Спектацию. Ту девушку, понимаешь? Ее зовут Спектация Почмоксон.
— Не может быть! — сказал Арчи, растерявшись.
— А почему? — проворчал Билл.
— Да потому! — воззвал к нему Арчи, как к разумному человеку. — Послушай! Спектация Почмоксон! Очень сомневаюсь, что такое имя вообще существует.
— И чем оно тебе не понравилось? — вопросил взбешенный Билл. — Во всяком случае, куда лучше, чем Арчибальд Моффам!
— Детки, прекратите! — неумолимо сказала Люсиль. — Это прекрасное старинное среднезападное имя. Почмоксонов из Змеиного Укуса, штат Мичиган, знают все. А кроме того, Билл называет ее Тупочка.
— Пупочка, — сурово поправил Билл.
— Ах да, Пупочка! Он называет ее Пупочка.
— Младая кровь! — вздохнул Арчи. — Младая кровь!
— Перестань вякать, будто ты мой дед.
— Я смотрю на тебя как на сына, малыш, как на любимого сына!
— Будь у меня отец вроде тебя!..
— Да, но такого у тебя нет, дитя мое, а также чадо, в том-то и беда. Тогда все было бы просто. Но поскольку твой подлинный отец, с твоего позволения, хотя и в человеческом облике, но самый выдающийся вампир из рода летучих мышей того же названия, находящихся в неволе, необходимо принять какие-то меры, и тебе чертовски повезло, что на твоей стороне я — учитель, философ и друг, полный самых плодотворных идей. Так вот, если ты будешь столь любезен и уделишь мне секунду, чтобы послушать меня…
— Я тебя слушаю с того момента, как ты вошел.
— Ты не говорил бы в таком резком тоне, если бы знал все! Уильям, у меня есть план!
— Ну?
— План, про который я упомянул, Метерлинк назвал бы лалапузой из лалапуз!
— Ну, разве он не маленькое чудо! — вздохнула Люсиль, с нежностью глядя на мужа. — Он ест много рыбы, Билл. Вот почему он такой умный!
— Как креветка, — диагностировал Билл грубо.
