Пока Генрих Эммануилович кидал у море десять копеек без сдачи, Закушняк тоже не сидел без дела. Стоило только доценту Шкалику заикнуться, чтоб Лорд принимался за процесс воспитания, как Вовка стал готовиться до него так рьяно, будто от будущего задницы вредного Эксперта зависело дальнейшее благосостояние всей страны. Лорд выдергивает ребят, строит с ними безнаказанный план нанесения стукачу узоров по всему телу, а сам даже не знает: искусствоведу по словам окружающих уже так хорошо, что дальше кладбища некуда. Так Лорд-мерзавец нет, взять и зайти к больше кидающему понты, чем по заслугам получившему искусствоведу, чтоб доказать: на каждую хитрую жопу есть болт с винтом. Вовка запросто откладывает операцию по его воспитанию и бежит до Шкалика. И делает понт не хуже страдающего Эксперта, который, несмотря на народную мудрость, доит козла отпущения на всю катушку: от костылей до ананасов. Бандюга Лорд нагло заявляет доверчивому Ивану Александровичу, будто именно он с друзьями довел этого деятеля из флигеля до того состояния, когда Эксперт только и может изредка дрыгать своим задом по подушке, а не характером по нервам товарища Федорова. Нынешний доцент с бывшим ассенизатором остались довольны друг другом с такой же силой, как пострадавший Эксперт яме на дороге. Если благодаря этой самой яме козел отпущения уже созрел продать проклятый источник повышенной опасности, лишь бы угодить несчастному инвалиду при печати, так журналист Кригер был рад своей рытвине совсем в другую сторону. Потому что Эксперт, оставаясь один на хате, вылазил из кровати, где лежал на людях с видом Островского, и скакал от радости тем же козлом, несмотря на сопротивление тугих повязок. Кригер, в принципе, мог скакать рядом с ним, только с другим выражением на лице, потому что считал: если чем и отличается его машина после знакомства со столбом от груды металлолома, так только более страшным видом. Кригер выкладывает кровно заработанные десять процентов от Федорова, добавляет пайку, которую ему отбросил Луполовер и даже лишается немного своих, чтобы этому металлолому придали тот вид, который его хозяина уже мало устраивает.
Со злости журналист прется вверх по служебной лестнице до газеты «Морская коммуна» и под маркой писем читателей долбит ментов за их поганую работу на дорогах в рубрике «Зеленый огонек». Как будто менты виноваты, что у нас такие дороги, где не всякий танк пролезет. Может, они задуманы на случай войны? И не менты, в конце концов, придумали налог за езду по нашим проезжим частям, хотя во всем мире платили бы наоборот, потому что езда по советским дорогам это что-то среднее между ралли, каскадой и нервным срывом, что должно хорошо оплачиваться. Но раз газета выступила с тем, и что менты виноваты, и ждет ответа о принятых мерах для порядка на дорогах, так гаишники лупят себя по нагрудным знакам «Отличник милиции» и каются. Они заранее согласны с тем, в чем обвиноватила пресса, готовы нести ответственность и за нехороших водителей на мостовой, и за проигрыш «Черноморца» на своем поле. Потому как согласно договоренности, «Морская коммуна» постоянно хвалила ментов, но пару раз в год давала им копоти, чтоб все видели: у нас нет зон, закрытых для критики. Так потенциальный ренегат Кригер использовал служебное положение в корыстных целях на благо общественного порядка и территориальной целостности города.
Менты наводят понт не хуже своего пациента Лорда или того же Эксперта. По поводу заметки «Куда смотрит ГАИ?», автоинспекция проводит срочное совещание и смотрит в корень всех проблем. Разрабатывает мероприятия на десяти листах для усиления порядка на дорогах и пресечения отдельных водителей, позорящих своей ездой всех остальных. И по-быстрому дает ответ под рубрику «Меры приняты», потому что начальников ГАИ Одесса привыкла менять со скоростью директоров торгов.
Уже после того, как менты усилили проверку документов на машины и водителей на «пегас», когда завершился ежегодный месячник по безопасности движения, возле углубившейся рытвины, заставившей Кригера обратить внимание на отдельный факт бесхозяйственности, установили знак «40», табличку «Осторожно, дети» и пост ГАИ.
Пост ГАИ в лице сержанта Прокопенко бдительно нес службу, чтоб водители соблюдали правила и журналист Кригер больше не нервничал. Если Прокопенко оставлял свое место, так только для того, чтобы переместиться поближе до светофора и тормознуть какого-то распоясавшегося нарушителя. Было такое себе спокойное утро, машин на дорогах неслось до отвращения мало и только троллейбусы старались наперегонки с автобусами проскакивать на красный свет. Прокопенко откровенно зевал, потому что не был таким идиотом, чтоб останавливать общественный транспорт. Вы прикидываете себе, что бы случилось, если за нарушения правил остановить ну хоть тот же трамвай десятый номер? Это была бы сенсация. Так что сержант уже целый час бесплатно стоит возле рытвины, а ни одна тварь не нарушает, несмотря на знак «40». Ну разве что успел Прокопенко остановить грязную машину. Хотя водитель был еще замурзанее, чем его авто снаружи, сержант штрафанул шофера за внешний вид «Москвича». Потом Прокопенко заметил, что на него в наглую катится машина, а через ее водителя не вьется ремень безопасности. Сержант уже начал движение жезлом, но увидев, что машина государственная, передумал. И, наконец, удача улыбнулась стражу порядка. Впереди трамвая на желтый свет проскакивал «Жигули». На трамвай сержант обратил не больше внимания, чем на пешеходов, ныряющих с тротуара мимо колес уворачивающихся машин, зато «Жигули» тормознул по-быстрому. Водитель выскочил из машины с таким видом, будто всю дорогу сидел на еже и, благодаря менту, ему страшно приятно прогуляться с этого животного. В руках шофера была сжата трехрублевка.
— Ты на какой свет рулил! — вежливо спросил водителя сержант.
— На красный, — чистосердечно признался тот.
— Так что ты мне зеленое суешь? — рассвирепел на тупого участника дорожного движения Прокопенко.
— Виноват, товарищ сержант, — по-армейски рявкнул водитель, сменивший купюру со скоростью звука.
— Смотри, не нарушай. Дорога, она ошибок не прощает, — назидательно указал водителю сержант, возвращая удостоверение.
Отделавшийся за червонец водитель поехал нарушать дальше, а сержант Прокопенко медленно, но уверенно набирал поганого настроения из-за отсутствия работы и правильного движения транспорта. И тут на его счастье одна из машин нагло перлась со скоростью явно выше положенных сорока километров в час. Прокопенко со строгим видом вскочил на мостовую и сделал своей палкой точно такое движение, как дирижер, намекающий оркестру, чтоб тот перестал терзать его уши. Водитель покорно прижал лайбу до тротуара.
— Добрый день. Сержант Прокопенко, предъявите водительское удостоверение, — скороговоркой забарабанил мент, предчувствуя еще один червонец на кармане. И в таком же темпе добавил: — Почему нарушаете?
Шофер поднял на него, словно подернутые маревом, глаза и объяснил:
— Задумался я…
— На дороге нужно не думать, а соблюдать, — пояснил ему сержант.
— Так, понимаешь, командир, — медленно растягивал слова водитель, — такая история получается…
Сержант пристально посмотрел на него. Не пьяный, зато вполне мог наглотаться «колес». Впрочем, какая разница, лишь бы бабки платил…
— Вот если к два прибавить два — получается четыре, — продолжал делиться своими впечатлениями водитель, — а два умножить на два — тоже четыре. Правильно?
— Ага, — согласился сержант, понимая причину нарушения.
— Три прибавить три — шесть. А три умножить на три — девять. Как это так получается? — озадачился Шофер. Сержант Прокопенко этого тоже не понимал. Он безвозмездно отпустил водителя и размышлял над такой сложной проблемой. Прокопенко до того увлекся ее решением, что не заметил, как под знак «40» на реактивной скорости влетел автомобиль, резко обогнул рытвину и затормозил уже за постом. В автомобиле сидел мордатый мент, который сорвал поездку Кригера на республиканское совещание. Руководство дало объективную оценку его действиям в кабинете полковника, и старший лейтенант уже ездил в капитанских погонах. Теперь он контролировал работу своих подчиненных и видел, что сержанту Прокопенко все до лампочки неработающего дорожного освещения. Если сержант не замечает свое руководство и не отдает ему честь, что он тогда вообще в состоянии делать под таким очень любимым ментами знаком?
— Сержант, ко мне, — рявкнул капитан, и Прокопенко бросился от решения арифметики до машины капитана. — Ты что, ослеп?
— Виноват, товарищ капитан, — втянул живот до позвоночника сержант, — только у меня одна вещь с головы не вылазит. Вот понимаете, если два умножить на два, так будет четыре и два прибавить два — тоже это самое. А если три умножить на три, так девять, а три прибавить три…
