Моим соседом по палате оказался полковник моего возраста с очень знакомой физиономией, который, как оказалось, также силился вспомнить, где мы могли раньше встречаться. Мы начали искать точки пересечения наших судеб и вскоре установили, что этих точек – тьма тьмущая. Короче, если он становился в очередь сигаретами (портвейном, апельсинами), то я оказывался за ним или он – за мной. Сосед, Алексей, тоже начинал службу на Флоте, но лет десять назад по настоятельной рекомендации руководства сменил прежнюю форму на общевойсковую. Он возглавлял какой-то учебный центр и, работая с молодежью, верил в светлое будущее. В госпиталь его привела необходимость подлечить язву и отдохнуть от тещи. Недомогание носило комплексный характер.
Как правило, в вечернее время, прогуливаясь по дорожкам около корпусов, мы вспоминали отдаленные и близкие по времени события, делились впечатлениями, уточняли детали. Однажды часа три проспорили из-за фамилии одного из комбригов. Чуть не разругались. Хотя, казалось бы, какая разница – Козлов он был или Баранов? Ведь расхождений относительно его деловых и морально-нравственных качеств у нас не имелось. Прислушиваясь к беседам прочих согоспитальников, я обнаружил поразительное сходство с нашими диалогами. До полного маразма – подать рукой. Требовалось сменить тематику бесед и обсуждений.
– Мы будем искать тебе работу, – сказал Алексей, – не сидеть же тебе на диване в ожидании очередного сериала по ящику?! Судя по твоим отметкам в медицинском табеле, скоро, брат, ждет тебя долгожданная пенсия.
– Куда спешить? – отвечал я. – Дай хоть немного отдохнуть. Я вон кучу книг насобирал в надежде все это прочитать, когда удастся выбраться в запас.
– Ты сумму своего пенсиона считал? Надеешься на гордую, но быструю голодную смерть?
– Может, и поднимут.
– Только после полного вымирания поколения рабоче-крестьянского офицерства. Кто кого защищает, тот с того и имеет.
После недолгого препирательства я согласился выйти на поиски объекта приложения своих будущих трудовых усилий за умеренное вознаграждение.
Следует отметить, что отношение к пенсии и ее денежному наполнению у офицеров носит традиционно мистический характер. Еще будучи курсантом военного училища, юноша, проникаясь высокими стремлениями и порывами по обеспечению обороноспособности Отечества, рассчитывает на ответную заботу о себе по завершении службы. Частенько, в узких и расширенных кругах, ведет разговоры об оставшихся годах, месяцах и процентах, сулящих в перспективе скромные земные радости, невозможные в период службы. Было принято, что жесткие ограничения на всякую свободу мыслей и деяний, убогий быт, риск здоровью офицеров несколько компенсировались довольно ранней пенсией приличного размера. На фоне практической неактуальности проблемы пенсионного обеспечения для гражданского населения: среднестатистическая продолжительность жизни наших мужчин ну никак не дотягивает до возраста великой халявы. Бывают, конечно, и крепкие мужички-долгожители, но их, к сожалению, немного.
Поэтому представляется весьма обидным и позорным, когда полковничья пенсия рухнула ниже донышка мизерно-минимальной потребительской корзины. О майорских и капитанских достатках при этом лучше и не вспоминать. Они сами только матерятся по этому поводу.
Но вернемся к нашим баранам. Или – к папахам.
Когда я перечислил все свои требования к будущему месту работы, мой соратник однозначно заявил, что таких мест не бывает и быть не может. Более того, если такое возникнет, то подлежит уничтожению, как зона паразитизма и моральной деградации. Возможно, я немного переборщил со своими запросами.
– Будем искать с широким охватом рынка рабсилы, – сказал он и назначил одного из своих офицеров, посетивших его в лечебнице, моим полномочным представителем. – Вот, Сергей, помотайся-ка ты по работодателям за нашего капраза. Глядишь, и самому пригодится. Доклад ежедневно в одиннадцать ноль-ноль.
Итак, я почувствовал, что добро на сход уже почти получено и пора готовиться к гражданской жизни по правилам постперестроечного дурдома. Делу поисков работы очень помогла установка в нашей палате городского телефона. Оказалось, что поступивший недавно в учебный центр Алексея бое является близким родственником одного из видных хозработников госпиталя. Пришлось приложить немало усилий, чтобы прервать поток благодеяний, посыпавшихся на нашу палату, как из прохудившегося мешка с крупой.
Поиски начались с приобретения толстой пачки печатной продукции, предназначенной для облегчения свиданий трудящихся с работодателями. Таких изданий, содержащих многие сотни и тысячи вариантов, оказалось около десятка. Есть выбор. Определив разумный диапазон искомой зарплаты, мы, сменяя друг друга, начали обзванивать фирмы и частных ли. Моя попытка повысить верхнюю планку доходов была грубовато отвергнута заявлением сокамерника:
– Приличному мужику больше не заплатят.
Сергею было поручено съездить по нескольким адресам и осмотреться на месте. Практически во всех случаях предлагалось явиться лично на собеседование. После некоторого количества заведомо провальных переговоров мы отработали занудливо-тактичный вариант ведения беседы, обеспечивающий получение по телефону максимального объема сведений. Где-то в моих бумагах до сих пор валяется листок-вопросник.
К концу третьего дня стало ясно, что в пределах Садового имеется от пяти до семи мест сбора жаждущих приличных заработков. Эти места располагались в залах дворцов культуры или им подобных заведений и через каждые десять-пятнадцать дней (как проговорилась одна дама) передислоцировались. Квалификация, навыки, возраст и прочие параметры соискателя, судя по разговорам, никого особенно не интересовали. Самое главное, что нам хотели вдолбить с той стороны телефонного канала, это фамилию того, кто посылает безработного на сборный пункт.
– Смотрите, не перепутайте, – четыре раза повторила мне в течение разговора одна из собеседни, – Сарафанова, запишите, не забудьте и сообщите регистратору, что вы от Сарафановой.
С огромной неохотой, с долгими паузами и туманным словоблудием работообещатели проговаривались, что для занятия ответственной и перспективной должности потребуется внести некоторую незначительную сумму, баксов пятьдесят-семьдесят. Необходимость затрат оправдывалась оплатой обучения или залогом, подтверждающим серьезность намерений соискателя рабочего места. В некоторых случаях на эту сумму обещали по оптовой цене отвалить товар с невиданными, чудесными свойствами для распространения в широких слоях населения с огромной выгодой для распространителей. На вопрос о программе обучения, которое необходимо оплатить для повышения квалификации, одна из собеседни не без затруднений произнесла:
– Ну, как же. Этот. Минимент же с макретином.
Этот ответ был одним из самых исчерпывающих. Другие, видимо, более подготовленные господа, ссылаясь на конкуренцию и коммерческую тайну, отказывались сообщать подробности по телефону.
Сергей, побывавший на одной из подобных тусовок по «сетевому маркетингу», коротко охарактеризовал результаты наших изысканий:
– Лохотрон!
С этого мероприятия его выставила охрана за то, что задавал неправильные вопросы, интересовался критериями отбора и пытался немного поэкзаменовать руководителя «международного синдиката» по азам экономики.
Через одну свою шуструю знакомую Сергей записал меня на собеседование в очень закрытую организацию, членом которой можно стать только по специальной рекомендации. Знакомая, по его словам, не бедствовала, а даже сорила деньгами.
В назначенное время, в субботу, сбежав из госпиталя в самоволку, я прибыл в некий НИИ, где в фойе меня встретили, проверили документы и проводили в небольшой зал, где уже находилось человек тридцать-сорок. Пока я осматривался, на трибуне появился мужчина среднего возраста благообразной наружности и начал неторопливо рассказывать о достижениях ассоциации. Все, по его словам, было здорово. Организация вложила средства в перспективные научно-практические изыскания и получает хорошие доходы. Все участники программы живут единой, большой и дружной семьей. Их объединяют общие интересы, они вместе отдыхают и развлекаются.
«Хреновина какая-то», – подумал я и окинул взглядом зал. К моему удивлению, все с огромным вниманием вслушивались в каждое слово выступающего. Ни единого шевеления и постороннего шороха. Ни шепота, ни ропота, ни ухмылки. Лица слушателей с полуоткрытыми ртами производили впечатление абсолютно дебильных. Я попытался повнимательнее вникнуть в смысл речи и вскоре понял, что ошибался. Выступающий и все присутствующие были необыкновенно привлекательными и добрыми людьми. Их одухотворенные лица просились на холст или доску художника-иконописца. Речь еще продолжалась, но меня пригласили проследовать за обаятельным юношей.
