– Совершенно справедливо, сэр. Должен признаться, что я предчувствовал нечто в этом духе. Мистер Финк-Ноттл – человек мирный, домосед, склонный к спокойной, размеренной жизни, тогда как мисс Перебрайт, пожалуй, слегка…
– Больше чем слегка, Дживс. Гораздо больше. Теперь он это понял. Осознал, что жизнь с Тараторкой, хоть и была бы не лишена приятности, неизбежно кончилась бы пятилетним сроком депортации в Полынные зоны или куда там еще, и цель его отъезда в Лондон состоит в том, чтобы завтра с утра пораньше взять старт на Уимблдон. Ему не терпится как можно скорее увидеться с мисс Бассет. Они позавтракают вместе, а проглотив по паре кусочков бекона с чашечкой кофейку, побредут рука об руку вдаль по солнечным полянам.
– Весьма радостная картина, сэр.
– Весьма. Но я сообщу вам еще одну радостную новость: Эсмонд Хаддок и Кора Таратора договорились пожениться.
– В самом деле, сэр?
– Условно, я должен, впрочем, оговориться.
И я обрисовал ему положение вещей на данный момент.
– Я посоветовал ему обратиться к вам, Дживс, – заключил я. – И он отправился вас разыскивать. Вам теперь все понятно? Как справедливо говорит мистер Хаддок, хочешь ты или не хочешь бросить вызов своим бесчисленным теткам, но это невозможно сделать, пока они не дадут повод. Необходимо устроить что-нибудь такое, как с тем парнем в Библии, когда ему было сказано: «Ступай», а он вместо того, чтобы уйти, взял и вернулся вспять, ну, вы меня понимаете.
– Понимаю вполне, сэр, и приложу все свое соображение. Боюсь, однако, что сейчас я вынужден вас покинуть, сэр. Я обещал помочь дяде Чарли подавать закуски в гостиную.
– Разве это входит в ваши обязанности, Дживс?
– Нет, сэр. Но чего не сделаешь, если просит родной человек.
– Своя кровь – не водица?
– Именно так, сэр.
Он ушел, а через минуту появился Эсмонд. Вид у него был растерянный, как у егеря, не сумевшего выследить лису.
– Никак его не найду, – пожаловался он.
– А он только что вышел отсюда. Спешил в гостиную помочь разносить бутерброды.
– И нам долг велит быть там, дружище, – спохватился Эсмонд. – Боюсь, мы припозднились.
Он был прав. Встреченный нами в коридоре Силверсмит сообщил, что минуту назад выпроводил последнюю группу «чужих» гостей, то есть Кигли-Бассингтонов с приспешниками, и, помимо домочадцев, горящую палубу еще не покинули только викарий, мисс Перебрайт и молодой джентельмен, как он условно обозначил моего кузена Томаса. Эсмонд по этому поводу выразил удовлетворение, заметив, что теперь будет где повернуться.
– Вот и хорошо, что мы разминулись с этими занудами верно, Гасси? Англии нужно поменьше Кигли-Бассингтонов и получше качеством. Вы согласны со мной, Силверсмит?
– Боюсь, что не составил собственного мнения по этому вопросу, сэр.
– Силверсмит, – сказал Эсмонд, – вы напыщенный старый осел. – И хотите верьте, хотите нет, ткнул того пальцем под ребра повыше внушительного брюха.
Ошеломленный дворецкий, выпучив в ужасе глаза, покачнулся и на полусогнутых ногах побрел прочь, наверняка спеша поддержать свои силы стаканчиком крепкого, и в это мгновение из гостиной вышла леди Дафна.
– Эсмонд! – произнесла она ледяным голосом, который в давно прошедшие времена доводил многих барышень в директорском кабинете до слез и икоты. – Ты где это пропадал?
Еще совсем недавно, до своего исторического концертного выступления, Эсмонд Хаддок бы в ответ завязался узлом в извинениях и весь взмок от раскаяния. О перемене, происшедшей с бардом «Деверил-Холла», можно было убедительнее всего судить по тому, что теперь его чело нисколько не увлажнилось, а на губах заиграла приветливая улыбка.
– А-а, тетя Дафна! – сказал он. – Куда же вы уходите?
– Спать. У меня болит голова. Почему ты так поздно?
– Надо полагать, потому, что раньше не собрался, – весело ответил Эсмонд.
– Полковник и миссис Кигли-Бассингтон были очень удивлены. Они не могли понять, почему тебя здесь нет.
Эсмонд звонко расхохотался.
– Ну и глупцы же они в таком случае, – проговорил он. – И ежу ясно, раз меня нет здесь, значит, я где-то еще. Пошли, Гасси, у-лю-лю-лю-лю, – невозмутимо добавил он и поманил меня за собой в гостиную.
Даже без Кигли-Бассингтонов в гостиной «Деверил-Холла» народу оставалось изрядно. Может быть, четыре тети, Таратора, юный Тос, Гертруда Винкворт и его преподобие Сидней Перебрайт занимали и не все места, но все-таки, можно сказать, зал был полон. Теперь прибавьте сюда Эсмонда и вашего покорного, а также Дживса и Куини с подносами, и уже негде яблоку упасть. Я снял с Дживса пару бутербродов (с сардинкой) и сидел, откинувшись на спинку кресла, полный глубокого удовлетворения, как вдруг в дверях возник Силверсмит, все еще без кровинки в лице после перенесенного потрясения, встал по стойке «смирно», напыжился и объявил:
– Констебль Доббс.
Реакция бутербродожевателей и кофезапивателей, гуртующихся в аристократической гостиной, на возникновение в дверях бравого сотрудника местной полиции бывает различна в зависимости от того, что Дживс называет психологией индивидуума. Так, Эсмонд приветливо проулюлюкал при виде гостя, тетки вздернули брови – в том смысле, что, мол, чему обязаны честью? – его преподобие воинственно подобрался, выражая всем своим грозным видом, что пусть только ревностный служака попробует отпустить хоть одну шуточку по поводу Ионы и кита, он тогда ему покажет! Гертруда Винкворт как сидела безрадостная, так безрадостной и осталась. Силверсмит сохранил каменное выражение лица, какое сохраняют дворецкие во всех случаях жизни, а горничная Куини побледнела и тихо охнула, как женщина, которая вот-вот зарыдает о своем женихе-демоне.
Чувство глубокого удовлетворения меня покинуло, в ногах ощутился некоторый холод. Когда ход событий приводит к такой запутанной ситуации, как в ту пору в «Деверил-Холле», вторжение полицейских сил не может особенно радовать.
Первую свою реплику Доббс адресовал Эсмонду Хаддоку.
– Я явился сюда по неприятному поводу, сэр, – промолвил он, и холодок в Вустеровых ногах стал ощутимее. – Но прежде чем мы займемся этим, я должен кое-что сказать. Могу ли я, сэр, – теперь он повернулся к преподобному Сиднею Перебрайту, – обратиться к вам по духовному вопросу?
Я увидел, что благочестивый Сидней насторожился и, должно быть, сказал себе: «Ну, начинается».
– Это в связи с тем, что я увидел свет, сэр.
Кто-то поблизости ойкнул и закашлялся, словно болонка, откусившая от котлетки кусок не по своим слабеньким возможностям. Оглядываюсь – это Куини. Смотрит на Доббса, выпучив глаза и приоткрыв рот.
Может быть, эти звуки привлекли бы больше внимания, если бы одновременно не прозвучал кашель, вырвавшийся из гортани викария. Он тоже выпучил глаза. У него был вид церковного деятеля, увидевшего, как аутсайдер, на которого он поставил свою последнюю рясу, вдруг вырвался вперед и пронесся первым мимо судейской трибуны.
– Доббс! Что вы сказали? Вы увидели свет?!
На мой взгляд, страж порядка заслуживал особой похвалы за то, что отважился кивнуть головой, по которой совсем недавно получил смачный удар сподручным каучуковым орудием. Однако факт таков, что он кивнул, хотя сразу поморщился и охнул. Но полицейские Британии сделаны из прочного вещества, так что Доббс только на мгновенье весь передернулся, словно отведал Дживсова эликсира, и тут же снова принял свой обычный вид, то есть стал опять вылитое гориллье чучело.
– Так точно. И я расскажу вам, сэр, как это произошло. Вечером двадцать третьего числа текущего… Вообще-то сегодня вечером это было… Я при исполнении возложенных на меня обязанностей преследовал забравшегося на дерево грабителя, и вдруг неожиданно меня поразил гром небесный.
Это, как и следовало ожидать, произвело сильное впечатление. Его преподобие сказал: «Гром небесный?» Двое из теток повторили: «Гром небесный?» А Эсмонд произнес: «Э-хой…»
– Да, сэр, – подтвердил Доббс. – Ударил прямо по темени и такую шишку набил, закачаешься.
Его преподобие сказал: «Удивительно». Другие двое из теток покачали головами и прищелкнули языками. А Эсмонд протянул: «Ату-у-у…»
– Ну а я не дурак, – продолжал честный Эрнест Доббс. – Могу понять намек. «Доббс, – говорю я себе, – нечего обманываться насчет того, что это было. Предостережение свыше, вот что. Если уж дошло до грома небесного, Доббс, – говорю я себе, – значит, пора серьезно пересмотреть, Доббс, свои духовные взгляды». Вот что я сказал себе, сэр, если вы меня понимаете. Я увидел свет, и я хотел спросить, сэр, должен ли я сперва посещать воскресную школу для начинающих, или можно сразу приступить к пению в церковном хоре?
Ранее в этом повествовании я уже говорил, что никогда не видел, как пастырь приветствует заблудшую овцу по случаю ее возвращения в родное стадо, однако, понаблюдав за леди Дафной Винкворт в сходных условиях, я получил на этот счет кое-какое представление и мог теперь предугадать к чему клонится дело. По доброжелательной улыбке и блеску в глазах, не говоря о воздетой как бы для благословения руке, было видно, что неожиданная перековка местного вероотступника потрясла преподобного Сиднея Перебрайта до глубины души и вытеснила горькие мысли о судьбе церковного органа. Еще бы мгновение, и он бы выступил со скупой, прочувствованной мужской речью. Все к этому шло. Но обстоятельства не позволили. Не успел он разинуть рот, как что-то прошуршало в воздухе, словно фазан взлетел сбоку из зарослей, и некий крупный предмет, покинув ряды, упал на Доббсову грудь.
