— Нам всегда следует, — сказал он, — искать светлую сторону в любой беде. Конечно, жаль, что мое чтение вчера было прервано с ущербом тысяч в двадцать для сундуков четы Кибл, но вспомним, что, не случись этой своевременной помехи, я мог бы читать еще час. Я таков. Друзья часто втолковывали мне, что остановить меня, стоит мне заговорить, способно только стихийное бедствие. С другой стороны, у всего есть оборотная сторона, и вчерашняя ламцадриция, быть может, несколько потрясла вашу нервную систему?
— Ах, я ужасно испугалась, — сказала мисс Пиви и, изящно задрожав, повернулась к Еве. — А вы, мисс Халлидей?
— Меня там не было, — рассеянно ответила Ева.
— Мисс Халлидей, — объяснил Псмит, — за последние дни ознакомилась с моими ораторскими способностями и с обычным своим здравым смыслом решила принимать меня лишь в абсолютно неизбежных дозах. Быть может, в ту минуту меня это ранило, но по здравому размышлению я пришел к выводу, что она совершенно права. В разговорах я неизменно тщусь просвещать, возвышать и развлекать, но нельзя отрицать и того, что пуристу определенная доза моей болтовни может показаться более чем достаточной. Таков, во всяком случае, был взгляд мисс Халлидей, и с почтением отношусь к нему… Но вот я вновь разговорился, хотя вы, как замечаю, хотели бы побыть наедине с собой. Мы оставляем вас вашим думам. Наверное, мы прервали ход размышлений, который, если бы не мое вторжение, привел бы к рондо, балладе или иному воплощению поэтического экстаза. Идемте, мисс Халлидей! Жуткий и отвратительный образчик женского пола, — сказал он Еве, едва они отошли на достаточное расстояние, — созданный для цели поистине непостижимой. Мне хочется верить, что у всего в этом мире есть полезное назначение, но чего ради соответствующие власти наградили нас мисс Пиви, превосходит мое понимание. Не будет преувеличением сказать, что для меня она хуже зубной боли.
Мисс Пиви, не подозревая об этой жестокой критике, подождала, пока они не скрылись из вида, и в волнении обернулась к тису, укрывавшему ее союзника.
— Эд!
— А? — отозвался приглушенный голос мистера Кутса.
— Ты слышал?
— Нет.
— О, Господи! — вскричала его замученная партнерша. — Теперь он еще и оглох! Эта… ты не слышал, что она сказала? Она сказала, что ее в гостиной, когда погас свет не было, Эд, а была она на террасе, загребала блестяшки. И если они не спрятаны в сторожке этого Мактодда, я сжую мои ботики.
Ева шла по лесу рядом с весело болтающим Псмитом и не понимала, почему она согласилась на эту прогулку. После того, что накануне вечером произошло между ней и этим молодым человеком, ей следовало бы, думала она, обдать его холодом. Но почему-то обдать Псмита холодом оказалось очень нелегко. Он ободрил ее смятенный дух. К тому времени, когда они вышли на поляну, где ютилось низенькое строеньице с подслеповатыми окошками и облупившейся дверью, ее обычная жизнерадостность уже настолько к ней вернулась, что она почти забыла свои тревоги.
— Какая страшная лачуга! — воскликнула Ева. — Зачем она вам нужна?
— Как смиренный приют, — ответил Псмит, доставая ключ. — Вам известно, сколь необходим уединенный приют человеку с чуткой и утонченной душой. В нынешний стремительный век мыслителю нельзя без убежища, пусть самого скромного, где он мог бы побыть наедине с собой.
— Но вы же не мыслитель!
— Вы ко мне несправедливы. Последние дни я мыслил на всю катушку. И напряжение не прошло бесследно. Бешеный вихрь жизни в Бландингсе изнуряет меня. Мои глаза обведены темными кругами, и я вижу черные пятнышки. — Он открыл дверь. — Ну, вот мы и тут. Не заглянете на минутку?
Ева вошла. Единственная жилая комната вполне гармонировала с внешним видом коттеджа. Стол, накрытый красной тряпкой, стул, три птичьих чучела в стеклянном ящике на стене и небольшой набитый конским волосом диван. Все было пропитано тяжелым запахом, словно здесь недавно в страшных муках испустил дух перезрелый сыр. Ева брезгливо поежилась.
— Мне ясна ваша безмолвная критика, — сказал Псмит. — Вы говорите себе, что лесники замка Бландингс возвели в идеал простой быт и высокую духовность. Это сильные, закаленные мужчины, и они равнодушны к интерьеру своих жилищ. Но можем ли мы их винить? Если бы я значительную часть моих дней и ночей проводил, истребляя браконьеров и приглядывая за местными кроликами, то, думается мне, в часы досуга меня удовлетворил бы любой сарай, была бы у него крыша. И я пригласил вас осмотреть мою хижину в надежде получить совет-другой и придать ей дополнительный уют. Несомненно, тут не хватает нежной и заботливой женской руки. Не взгляните ли вы вокруг и не поделитесь ли своими соображениями? Обои, боюсь, изменениям не подлежат, но во всех остальных отношениях считайте, что вам дана полная свобода рук.
Ева посмотрела вокруг себя.
— Ну, — произнесла она с сомнением, — по-моему…
Она внезапно умолкла, и по коже у нее забегали мурашки. При первом беглом осмотре она кое-чего не заметила. На подоконнике, полускрытый рваной занавеской, стоял большой цветочный горшок с геранью. Горшок был украшен широким мазком белой краски.
— Вы хотели сказать?… — вежливо осведомился Псмит.
Ева не ответила. Она его не слышала. В голове у нее беспорядочно теснились мысли. И складывались в чудовищное подозрение.
— Вы любуетесь растеньицем? — сказал Псмит. — Утром я обнаружил его в замке и уволок. Подумал, что оно добавит художественный штрих к этому интерьеру.
Ева, проанализировав небрежный взгляд, которым он окинул герань, сказала себе, что ее подозрения нелепы. Подобное безразличие не может маскировать грешные помыслы.
— А где вы нашли эту герань?
— На подоконнике в вестибюле, где она чахла, более или менее укрытая от людских глаз. Однако не могу скрыть, что это растение несколько меня разочаровало. Мне казалось, моя хижина оденется веселой зеленью, но я ничего подобного не замечаю.
— Прелестная герань!
— Тут я не могу с вами согласиться, — сказал Псмит. — По-моему, у нее воспаление миндалин, если не что-нибудь похуже.
— Просто ее надо полить.
— К несчастью, водоснабжение этой тихой обители оставляет желать лучшего. Насколько я понял, прежний ее владелец бодро шагал к черному ходу замка и приносил в ведре всю необходимую ему влагу. Если эта чахоточная швабра воображает, будто у меня нет других дел, как бегать взад и вперед, разнося освежающие напитки, она очень и очень ошибается. И завтра отправится в мусорный бачок.
Ева закрыла глаза. Настал решающий миг. Она чувствовала себя, как игрок, который ставит все на одну карту.
— Как можно! — сказала она и не сумела скрыть дрожь в голосе. — Лучше отдайте ее мне. Я о ней позабочусь. Мне очень не хватает цветка у меня в комнате.
— Прошу вас, возьмите ее, — тут же предложил Псмит. — Она, правда, не моя, но прошу, возьмите ее. И разрешите мне упомянуть, сколь много надежд сулит мне ваша милая и простая манера принимать от меня дары. Ибо, как давно известно, ничто столь верно не свидетельствует о пробуждении божественного чувства, то есть любви, — пояснил он, — чем такая готовность брать подарки из рук обожателя. Мои шансы повышаются. И очень.
— Ничего подобного! — возразила Ева. Глаза у нее блестели, сердце пело в груди. Необоснованность недавнего подозрения вызвала в ней прилив дружеских чувств к этому нелепому молодому человеку.
— Прошу прощения, — твердо заявил Псмит. — Но я цитировал непререкаемый авторитет — тетушку Беллу из «Домашнего очага».
— Ну, мне пора, — сказала Ева и крепко прижала к груди горшок с геранью. — Меня ждет работа.
— Работа, работа, работа! — вздохнул Псмит. — Проклятие века. Я провожу вас до вашей темницы.
— Ни в коем случае! — сказала Ева. — То есть я очень вам благодарна за ваше любезное предложение, но мне хочется побыть одной.
— Одной? — Псмит уставился на нее в изумлении. — Когда вам предоставляется возможность побыть со мной? Странная позиция.
— Всего хорошего, — сказала Ева. — Благодарю вас за радушие и щедрость. Я попробую поискать подушки, муслин и еще что-нибудь, чтобы комната выглядела повеселее.
— Для этого вполне достаточно вашего присутствия, — ответил Псмит, провожая ее до двери. — Да, кстати, возвращаясь к теме, которую мы обсуждали вчера вечером. Прося вас выйти за меня замуж, я забыл упомянуть, что умею показывать карточные фокусы.
— Неужели?
— А также вполне пристойно изображать кошку, созывающую котят. Неужто это не повлияет на вас? Но подумайте! Все это очень помогает коротать долгие зимние вечера.
— Но изображать кошек в долгие зимние вечера вы будете без меня.
— Мне кажется, тут вы ошибаетесь. Рисуя в воображении мой маленький семейный очаг, я очень ясно вижу, как вы сидите перед огнем. Ваша горничная одела вас во что-то ниспадающее воздушными складками. Языки пламени отражаются в ваших дивных глазах. После долгого дня, проведенного в магазинах, вы испытываете приятную усталость, но она не помешает вам выбрать карту — любую карту — из колоды, которую протягиваю вам я…
