Я не буду ждать от тебя ответа. Через несколько дней я снова сяду с вечера за столик в моей комнате и опять до середины ночи буду любить тебя, греться воспоминаниями и плакать. (Хорошо, что не чернильной пишу, а шариковой, а то б капли слез на нескольких страницах - ты знаешь на каких - размыли текст, и тебе было бы трудно читать. А так я просто смахиваю жидкость с бумаги. Паста не растворяется в воде. И в слезах. Очень гениальное изобретение. Интересно, как раньше барышни гусиными перьями письма писали своим членястым декабристам, небось все страницы были в слезных кляксах).
Ну ладно, ты видишь, и вправду заканчивается стержень. Не знаю, как написать - "прощай" или "до свидания". Прощаться не хочется, это так печально и безнадежно. А выражение "до свидания", вроде, бессмысленно, потому что... "Я тебя никогда не увижу".
Твоя Любовь.
P.S. У меня очень подходящее имя!"
Легкая поземка крутила снежную крупу, местами перетягивая серый асфальт пустынной дороги от края до края белыми перемычками.
"Темнеет", - машинально отметил Глеб: "Скоро, пожалуй, нужно будет включать подфарники".
Начинающиеся сумерки, низкое серое небо, черные голые стволы деревьев по бокам трассы, темный асфальт, местами переметенный белым снегом - тусклая картина, на кого угодно могущая нагнать тоску. Только не на Глеба. Он любил зимние поездки. Любил крохотные снежные торнадо, вьющиеся на дорожном полотне, резкий ветер открытых пространств, острый мороз за бортом своей бежевой "девятки". Любил "на контрасте", поскольку в салоне машины было мирно, тепло и уютно. Он не зависел от холода, темноты, неприветливости внешнего мира. Независимость - это свобода. Глеб любил свободу. Он слишком хорошо знал, что такое несвобода.
Он понимал, что на протяжении длинной нити километров, его свобода зависит от работы мотора. Поэтому движок "девятки" всегда был в должном порядке, работал бесшумно и безотказно. Ребята старались на совесть, блюдя его тачку. Глеб денег зря не платил и был бы более чем недоволен, случись что с машиной в дороге. Пожалуй, на одной неустойке за такой казус разоришься. Все это знали, поэтому движок и ходовую буквально обсасывали.
Кроме того, на всякий пожарный в багажнике лежали две канистры с бензином. Глеб заправлялся на бензоколонках, не трогая канистры. Это был его НЗ, который усиливал ощущение независимости от внешних обстоятельств.
Глеб включил габаритные огни и некоторое время раздумывал, не включить ли уже сразу и ближний свет. Он машинально повернул руль, вписывая машину в поворот, и на обратном ходе руля увидел впереди на обочине голосующую девушку в джинсах и легкой кожаной куртке. Девушка была без шапки.
"Откуда она здесь?" - Глеб быстро окинул взором пространство слева и справа от трассы - никаких примыкающих дорог не было, и он не помнил, чтоб недавно проезжал мимо них. Автобусы по трассе не ходили. Вернее, пролетали изредка и без остановок междугородные красные "Икарусы" с чадящим выхлопом.
Глеб был осторожен - жизнь научила, - и знал, что останавливаться в таких случаях нельзя. На 100% эта баба - приманка. Откуда они могут выскочить? Лес далеко. А по снежной целине быстро не добежишь. Впрочем, откуда-нибудь может снайпер дать, когда он остановит, и бежать не надо. Спокойно подходи, выволакивай труп, бери машину. Лобовик заменить или боковое стекло недолго. Вот только кровь в салоне затирать придется... Нет, хлопотный вариант...
Все эти мысли мелькнули у него в голове пока машина пролетела несколько десятков метров до девушки. Скользнув по ней взглядом, Глеб моментально отметил, что она ужасно продрогла, ссутулилась в своей короткой куртенке, отметил покрасневшие пальцы рук без перчаток, красный носик. И вдруг неожиданно для себя нажал на тормоз, заблокировав колеса. Почему?.. Уж конечно, не потому что промерзла и нос красный...
Девушка рванулась вслед рубиновым стоп-сигналам, видимо, боясь поверить своему счастью. А Глеб, выжимая педали, еще до полной остановки машины воткнул первую передачу, перебросил руку, вжикнул молнией куртки и запустил руку подмышку. Ладонь привычно обняла шершавую рукоятку пистолета, большой палец расстегнул кнопку фиксирующего ремешка. Глеб всегда досылал патрон в патронник, аккуратно придерживая пальцами, спускал курок, а в магазин потом докладывал еще один патрон. На предохранитель никогда не ставил. Оставалось лишь вырвать и нажать на спуск, не заботясь о передергивании затвора и предохранителе.
Как только машина остановилась, Глеб перенес правую ногу на педаль газа и не вынимая руку из-за пазухи продолжал осматривать окружающее белое заснеженное пространство, поглядывал в зеркало на приближающуюся девушку.
Она подбежала и шмыгая красным носиком начала дергать дверцу. Глеб несколько секунд помедлил, потом быстро вынул руку из-за пазухи, дотянулся и поднял фиксатор двери. Девушка уселась, захлопнула дверцу, и Глеб сразу же резко взял с места. Впереди и сзади дорога была пуста.
- Пристегнись, - он на мгновение повернул голову и с удовлетворением отметил: "Симпатичная".
Девушка негнущимися от мороза пальцами неловко пристегнула ремень.
"Похоже, чисто", - подумал Глеб, переключая передачи: "Впрочем, она в условленном месте может попросить остановить машину, якобы в туалет. Или просто скажет, что уже приехала. А там ребятки ждут... А может, его пасут? Кто мог знать, что он везет груз и заложить его? Козлов?.. Нет, не может быть".
Глеб покосился на девушку, она хлюпнула покрасневшим носом. "Заболеет, сильно промерзла", - Глеб двинул вправо до отказа рычажок печки, включил вентилятор и, открыв заслонку, направил поток горячего воздуха к ногам. Через минуту в машине стало жарко.
- Расстегни куртку, быстрее согреешься.
Девушка послушно вжикнула молнией, распахнула кожанку. В тепле ее начала колотить крупная дрожь.
- Рому выпьешь?
Не дожидаясь ответа Глеб привычно окинул взглядом окрестности, не забыл посмотреть в зеркальце, сбросил газ и длинным накатом подъехал к обочине. Он перегнулся через спинку, достал с заднего сидения сумку, вытащил из нее флягу с ромом, небольшой серебряный стакашек и набулькал в него темного, пахучего рома.
- Пей!
Глеб подумал, что она будет для приличия отказываться, но девушке было не до приличий, она смешно взяла двумя руками стакашек и выпила, закашлялась, протянула стакашек обратно:
- Спасибо.
Это было ее первое слово.
- Еще?
- Нет, спасибо.
Еще два слова.
Глеб завинтил пробку, стряхнул последние капли из стакашка на резиновый коврик, убрал флягу и стаканчик, забросил сумку обратно и тронул машину.
Из холодного безнадежного ужаса девушка вдруг переместилась в спасительный рай - в тепло, уют, разливающийся по жилам ром.
И в музыку. Глеб ткнул пальцем в кассету и из черных колонок, врезанных в двери, пополз тягучий блюз.Этот переход от быстро надвигающейся и грозящей гибелью морозной ночи в роскошь спасения был слишком контрастен. "Сейчас ее разморит, и она уснет", - Глеб снизил приток теплого воздуха и чуть больше приоткрыл окно, включил ближний свет.
"Пока не уснула, нужно послушать ее версию," - Глеб убавил громкость и бросил:
- Рассказывай, пора.
- Что?
- Куда едешь? Как оказалась одна на дороге?
Девушка вздохнула:
- Еду в столицу. Билет на поезд не достала, а нужно было срочно ехать. Попался случайно этот хмырь, дальнобойщик на рефрижераторе. Он как раз в Москву ехал. Обещал взять. Я и поехала.
- Ты что, плечевая?
- Какая? - не поняла девушка.
- Проехали... Дальше рассказывай.
- Целый день почти проехали. Даже пообедали там у него в кабине. А потом он начал приставать...
- Ну...
- Я отказалась. Он пригрозил выкинуть меня на мороз, если не соглашусь.
- Ну и...
- Ну и выкинул.
- Правильно сделал... Шучу-шучу. Долго мерзла?
- Около часа. Никто не подбирал.
Сзади показалась машина. Свет ее фар через зеркало слепяще ударил в глаза Глебу, и он перещелкнул зеркало на ночной режим.
- Правильно, что не подбирали. Может, ты подставная... А почему ты водителю-то не дала?
Девушка странно посмотрела на него.
- Перед поездкой он такие условия не ставил, иначе бы я не согласилась. Терпеть не могу...
- Трахаться?
- Нет. Хамов. Сволочь... - ее кулачки непроизвольно сжались.
- Да. Неприятный человек, - согласился Глеб после некоторой паузы. - Эту ночь на дороге ты бы не пережила. Можно считать, что тебе повезло, я как раз в Москву еду. Даст бог, завтра будем на месте. Или послезавтра. Зимой дольше. Летом за два дня долетаю. Летом дотемна, допоздна можно ехать. А зимой, - он взглянул на часы, - еще пяти нет, а уже глаз коли. Ехать неохота. Ночь, пора спать. Хочется растянуться в гостинице на койке. Куда спешить-то, в принципе... А почему ты без вещей? Почему без шапки?
