— Сам! — Семён Борухович повёл округлившимися глазами во след удаляющейся шинели.
Сообразив, что «водянистый» подполковник и есть тот самый вожделенный Картошкин, я заметался перед входом в ГИБДД.
— Уходит, Семён Борухович, уходит! Что же вы стоите?
— Спокойно! — повысил голос супер — массажист и поднял правую руку, призывая меня к порядку. — Сейчас наша цель — его заместитель! Поднимаемся на второй этаж!
На второй, так на второй. Очередь к заместителю Картошкина, майору Жучку поражала воображение слабонервных. Но не таков был Семён Борухович. Окинув уныло топтавшихся затылок в затылок угрюмых людей весёлым взглядом, он саркастически поинтересовался:
— Ну, и кто последний к товарищу Жучку?
— Я! — донеслось из дальнего угла. Семён Борухович, вместо того, чтобы, обойдя страждущих, открыть дверь в кабинет Жучка лёгким пинком ноги, скромно пристроился в самом конце очереди и затих. Мне ничего не оставалось, как занять позицию рядом с ним. Время летело быстро, а очередь почти не двигалась. У каждого из просителей вопрос был сложным, важным и, прорвавшись к нужному чиновнику, люди желали изложить его обстоятельно, во всех деталях. И вот, около шести, дверь кабинета широко отворилась. Показался сам майор Жучок.
— На сегодня приём окончен, — заявил он ровным, бесцветным голосом. Очередь тут же смешалась. Люди, громко галдя, обступили майора. Каждый пытался донести до него мысль, что его проблема сродни государственной, и если она не получит своего разрешения сегодня, то последствия могут быть просто-таки катастрофическими. В общем хоре принимал участие дрожащий баритон Семёна Боруховича.
Жучок слушал просителей невнимательно.
— Повторяю. На сегодня приём окончен! — он постучал ногтем по стеклу дорогих швейцарских часов. — У меня рабочий день до шести!
Ещё немного повозмущавшись, народ начал расходиться. Семён Борухович, улучив момент, когда рядом с майором стало относительно свободно, подобрался к нему с фланга и горячо забормотал. Я расслышал слова: «Картошкин», «массаж» и «выпечка». Лицо Жучка с каждой секундой становилось всё злее и злее. Наконец он, побагровев, отпрянул от Семёна Боруховича и завизжал:
— Вы в своём уме? Не морочьте мне голову!
После этой фразы, Жучок быстро исчез за дверью, оборудованной надписью «Посторонним вход воспрещён»…
На Семёна Боруховича было жалко смотреть.
— Придётся пожаловаться на этого Жучка Картошкину! — пряча глаза, сказал он. — Какой-то наглец! Совсем не уважает людей!
— Да, — согласился я и пошёл по ступенькам вниз, на улицу. Семён Борухович суетливо семенил сзади, делая жалкие попытки заглянуть мне в глаза:
— Обязательно сегодня же позвоню Картошкину! Всё, всё поведаю в красках! Ох, и достанется же Жучку на орехи!
Я молча сел в машину. Семён Борухович затоптался рядом, ожидая приглашения.
— Андрей Александрович, так что насчёт выпечки?
Я завёлся и рванул с места. В зеркале заднего вида маячил Борухович. До меня, наконец, дошло, насколько же жалко он выглядит…
Надежда угасала с каждым днём…
Пограничник Сева Сосланян забрёл в нашу дежурку на «огонёк». Ночью выдался небольшой отрезок времени — часа полтора — свободного от прилётов и отлётов. Спать ложится бессмысленно, а чайку попить да поболтать — в самый раз.
— Чего? — поразился Сосланян. — Вернуть права не можешь? Неделя осталась? Да ты что!
Последние дни я вообще не мог говорить и думать о чём-нибудь другом, кроме своих прав. В тот момент, когда я очередной, сотый раз рассказывал сослуживцам свою историю, её и услышал Сева.
— Андрюха, не бзди! У меня знакомый в ГУВД ошивается. Кем-то там то-ли в ОСБ, то-ли в кадрах. Не суть! Он попросил его завтра в «Duty free» провести за выпивкой. Подходи, поговорим с ним.
— А он реально может решить вопрос?
— Конечно! Он, знаешь, какой важный! — загорячился Сосланян. — Тебе права в зубах принесут!
Аргумент подействовал. Я тут же живо представил себе стоящего на карачках Жучка, у которого в зубах краснели мои ненаглядные корочки. Из прорехи на форменных штанах у него торчал пушистый хвост. Радость от встречи со мной Жучок выражал интенсивным помахиванием этой необычной детали своего туалета.
Важный мент, то-ли из ОСБ, то-ли из кадров, невнимательно выслушивал меня, перебирая бутылки на полках в магазине беспошлинной торговли. Интереса к моему делу он не проявил, но отказать напористому Сосланяну не смог.
— Ладно, — сдался он где-то между стеллажом с виски и стеллажом с коньяками. — Короче, тема такая. Ты пишешь покаянное письмо, о том, что права тебе жизненно необходимы в работе, что без них твоя семья умрёт голодной смертью. Да-да, распиши всё красиво! Затем заверяешь прошение в таможне и прилагаешь ходатайство начальника.
— Какого начальника? — я судорожно сглотнул. — Таможни? А без ходатайства никак нельзя?
Ещё не хватало, чтобы о моих художествах узнало руководство! Задержан патрулём ДПС в рабочее время, в нетрезвом состоянии…
— Никак! — отрезал «важный». — Сдашь прошение в ГИБДД по месту прописки, а потом я подключусь…
Тяжело нагруженный бухлом, «важный» покинул аэропорт.
— В зубах принесут, — не очень уверенно снова сказал Сосланян.
В критической ситуации мозг начинает работать эффективнее. Мой знакомый Гена Черышев, владелец маленького частного бизнеса, согласился поставить подпись и печать своего ООО под состряпанной мною бумагой. Согласно этого документа, последний месяц я трудился в генином ООО водителем. Отсюда плавно вытекала мысль о том, что лишившись прав, я заодно лишаюсь уникальной возможности зарабатывать хлеб насущный. В тексте с некоторым надрывом упоминались мои несуществующие дети. Они плакали и просили папку принести им хлебца.
Помытарившись часа три в уже знакомом отделе ГИБДД, я оказался перед дверью майора Жучка. Несмотря на неприёмный день, я постучал. Терять мне было нечего. Жучок, пробормотав что-то недовольное, всё-таки соизволил принять моё заявление двумя пальцами.
— Не понятно, — изучив свежий документ, майор наморщил лоб. — В протоколе прапорщиком Гусыней указано, что вы служите в таможне на руководящей должности. А здесь — водитель в каком-то ООО?
— Уволиться пришлось, — лицемерно вздохнул я. — Теперь вот водилой подрабатываю.
— Головокружительная карьера! — Жучок сверлил меня недоверчивым взглядом. — Хорошо, мы рассмотрим. Что-то ещё?
— Сева! — в тот же день я позвонил Сосланяну. — Передай своему дядечке — ходатайство в ГАИ. Надо что-то предпринимать!
— Понял, Андрюха, не переживай! Помни, в зубах принесут!
Тем временем подошёл срок окончания действия временного разрешения, выписанного честным Гусыней. Я сидел дома, ожидая появления раскаявшегося Жучка или хотя бы звонка Сосланяна. Жучок не появлялся, а трубка Севы находилась вне зоны действия. Не выдержав испытания неизвестностью, я снова направился в ставший родным отдел ГИБДД.
— Сергеев? Андрей Александрович? — помятый лейтенант из окошечка на выдаче порылся в бумагах. — Есть такой. Вот, получите постановление.
— Что за постановление? — я напрягся.
— Постановление о лишении прав сроком на один год, — скучно проговорил лейтенант и сунул мне бумагу…
Я заново привыкал к метро, изучил маршруты наземного транспорта… Нет, пить за рулём нельзя! Ни капли! Сейчас, прижатый к автобусной двери толстой тёткой с необъятными хозяйственными сумками, я понимаю это лучше других. Ну, по крайней мере, лучше тех, кто снова и снова садиться в свой автомобиль после рюмки.
Да-да, я выхожу на следующей, не толкайтесь…
Болезни бывают разные. Тяжёлые, такие как грудная жаба, геморрой или хламидиоз. И незначительные, такие как насморк. Кто из нас в здравом уме побежит с насморком к врачу? Никто. В лучшем случае мы направимся в ближайшую аптеку и прикупим какие-нибудь недорогие капли, которые в последнее время усиленно рекламируются по телевизору. Даже если никакого эффекта от капель не будет, мы скорее поменяем их на другие, чем обратимся за помощью к доктору. К тому же, любой среднестатистический российский гражданин отлично знает, что попасть к специалисту, окопавшемуся в районной поликлинике, совсем не просто. Запись на приём к тому же ЛОРу — довольно трудоёмкий процесс. Как говорится, нас много, а ЛОР — один…
Май две тысячи одиннадцатого года принёс мне вместе с теплом непонятную аллергию. Что-то где-то зацвело, куда-то полетела пыльца… В общем, мой расшатанный возрастом и стрессами организм отреагировал на незаметные взгляду природные катаклизмы неожиданно бурно. Глаза предательски слезились, нос, забастовав, отказывался дышать. Вдобавок ко всему, каждые полчаса я оглашал окружающее пространство громовым чихом-дуплетом. Помучившись пару дней, я объявил аллергии беспощадную войну. Мои познания в фармакологии начали неумолимо расширяться, а лексикон обогатился новыми словами и понятиями. Спустя короткое время, я без запинки употреблял в каждодневной речи названия всевозможных лекарств: назонекс, санорин, виброцил, эриус. С видом профессионала беседовал с продавцами аптек, рассуждая о сосудорасширяющих и сосудо, соответственно, сужающих препаратах. Ничего не помогало. Выходя из дома, я судорожно хлопал себя по карманам и успокаивался только тогда, когда обнаруживал носовой платок на месте. Жена, жалевшая меня поначалу, вскоре принялась ворчать. Наконец, я прочувствовал высокий градус её раздражения. Мой очередной чих был сопровождён не сострадательным «Будь здоров!», а злым «Закрывай рот!». Пора было сдаваться эскулапам. Уныло и бесцельно потоптавшись в районной поликлинике, я вспомнил о ведомственном медицинском учреждении. Двадцать лет оттрубив в Авиационной таможне Санкт-Петербурга, заслужив гордый статус таможенного пенсионера, я получил право до самой кончины наслаждаться бесплатным медицинским обслуживанием. Согласно договору регионального управления, лечиться мне предстояло в учреждении на севере города. Путь в один конец от моего дома занимал туда не менее полутора часов, но выбора не оставалось. Вежливый голос по телефону проникся ко мне сочувствием.
