Елизавета Прохоровна махнула рукой и вышла из кабинета во дворик.
По печальным лицам актеров, стоявших под окном товарища Какаду, Елизавета Прохоровна поняла, что они слышали все обсуждение программы.
— А мне, братцы, обидно не за себя, за зрителя досадно, — голосом Ивана Сусанина пробасил Бурлаков.
Музыкант-виртуоз тоже был оскорблен до глубины души:
— Жаловаться буду… Письма писать буду…
— Писали уже, — пожала плечами Турнепсова-Ратмирская. — А товарищ Какаду сидит себе сиднем тридцать три месяца и три дня. Для меня всегда это остается загадкой: как такие люди попадают в искусство? Он ведь в «Горводопроводе» работал, а после слияния с «Облводкой» не у дел остался… И что его тут держат?
— А за что его увольнять? Он ничего не нарушает. На все откликается, — молвил малоформист Взимаев. — Зря ругаете руководство. Ей-богу, с ним легко обновлять репертуарчик. Деликатный человек — никогда не скажет: халтура, мол. Заглянет в инструкцию, и все в порядке! Так что понапрасну наваливаетесь на вполне приемлемую личность.
Елизавета Калинкина молча слушала сетования своих коллег. Ее мысли были заняты предстоящей поездкой.
— Но как быть с бригадой? — задумчиво произнесла она. — Как спасти номера? Где ее достать, дополнительную директиву?
— Постойте, дети! — воскликнула прародительница местного чревовещания. — Дополнительная директива… дополнительная директива…
— Что с вами? — удивился эксцентрик. — Вы, видимо, стали заговариваться, как товарищ Какаду.
— Это ничего… это ничего… Тьфу ты, нечистый дух!.. Будет нужная директива! Елизаветушка! Айда!
И, оставив удивленных сотоварищей в скверике, Турнепсова-Ратмирская увлекла Калинкину за собой.
Шум под окнами товарища Какаду стихал. Серый кабинетик нагрелся под лучами полуденного солнца. Стало душно, как в теплице. Товарища Какаду разморило. Он клюнул носом. Клюнул раз, клюнул два и впал в состояние блаженной дремоты.
СОН ТОВАРИЩА КАКАДУ
И снился чудный сон товарищу Какаду. Ему снилось, будто бы он назначен руководить всем искусством сразу. Выдали ему персональный «ЗИМ», запряженный четверкой бронзовых коней, с возницей Аполлоном на ковровом облучке. Приезжает товарищ Какаду в свой кабинет, а в прихожей все девять муз сидят за секретарскими столиками и подшивают инструкции.
— Мельпоменочка, — игриво потрепав музу по подбородку, сказал товарищ Какаду, — можете пускать драматургов!
В кабинете стен не видно — кругом картотеки, картотеки… Каких только необходимых вещей в них нет! Инструкции, директивы, указания, цитаты, рецензии, отзывы, мнения и высказывания всех вышестоящих работников… Но больше всего тешили его взор никелированные, похожие на холодильники, репертуарные автоматы.
— До чего искусство дошло! — умилился товарищ Какаду. — Прежде напрягаться приходилось, ответственность нести, а теперь раз, два… дзинь-бум… — и отзыв готов. Машину не обманешь!
Из прихожей донесся властный голос.
— Опять Бомаршов, — поморщился товарищ Какаду. — Пьесу пришел проталкивать.
— Распорядись насчет денег, Какадуша! — закричал Бомаршов с порога. — Пьесу тебе приволок.
— Сейчас провернем! — потер руки товарищ Какаду.
— Кого это ты проверять вздумал? — закричал Бомаршов. — Меня, члена всех комиссий и всех редколлегий! Да я же переиздаюсь каждый год! — и он принял позу, в какой запечатлен Пушкин на Пушкинской площади в Москве.
Товарищ Какаду взял пьесу, сунул ее в репертуарный автомат. Дзинь-бум! — лязгнула машинка, и из нее выскочила карточка:
НАРУШЕНИИ СТАНДАРТОВ НЕ ОБНАРУЖЕНО.
НЕПРИЯТНОСТЕЙ НЕ БУДЕТ.
— Ну, вот и все, — радостно сказал товарищ Какаду, — вот и получил ваш шедеврик одобрение.
Он оглянулся, но драматурга уже не было. Только облако винного пара степенно поднималось к потолку.
А перед товарищем Какаду возникла уже высокая женщина с белокурой косой.
— Оставьте ваши фокусы, товарищ Калинкина! — закричал товарищ Какаду. — Почему вошли без доклада?
— А я не Калинкина, — сказала женщина. — Я Публика — муза общественного мнения.
«У меня вроде такой в аппарате нет, — подумал товарищ Какаду, — наверное, внештатная единица».
— Мнение вашего автомата для зрителя не закон, — сказала Публика. — А вдруг никто не пойдет на эту пьесу?
— А мы ей рекламу устроим! Премию на конкурсе подкинем. По всем театрам пустим. Куда зритель денется? Выхода нет. Пойдет, как миленький.
Внештатная муза, сраженная аргументами, пригорюнилась.
— Эй, кто там? — крикнул товарищ Какаду властно. — А, Терпсихорочка! Ты сейчас дежуришь? Вот тебе мой указ: если эта гражданка, по фамилии Публика, придет еще раз — не принимать! Ясно?
— Так точно! — встав по стойке «смирно», отрапортовала дежурная муза.
Раздалась тихая музыка, и в балетной юбочке впорхнул бородатый автор.
«Я принес либретто нового балета на современную тему!» — жестами объяснил он.
Товарищ Какаду нашел ящик на букву «б».
— Б… ба… бал… Так! Балет на современную тему? Нужен! Давайте посмотрим, чего вы налибреттили… Молодежная тема. М… М… мол… Так! Тема тоже нужна! Так… Собрание. «Па-де-де секретаря первичной организации и активистки». А о чем они здесь говорят? Какую разъяснительную работу он проводит среди нее?
— Но это же балет, — жестами возразил автор. — В нем все чувства выражаются танцем.
— Недомыслие. Неприлично секретарю танцевать весь вечер. Пусть немножко потанцует, а потом произнесет речь. А остальные что, немые? Нехорошо. Зажим критики. Пускай и они используют право голоса. Пусть все говорят! Потанцуют — поговорят, потанцуют — поговорят. Вот так и пишите!
Автор беззвучно заплакал, сделал пируэт и убежал, утирая слезы бородой.
Вдруг раздался топот. Товарищ Какаду оглянулся. Перед ним отбивали шаг на месте несколько десятков людей. Они смотрели на товарища Какаду умоляющими глазами, протягивали руки и жалобно канючили:
— Работать охота… Снимать охота… Кинорежиссеры мы…
— А-а, — обрадовался товарищ Какаду. — А я-то было испугался! Ну, с вами я умею разговаривать! Вот бог подаст сценарий, тогда заходите! А потом кто вас знает, как вы снимаете? Кто может гарантировать, что вы выпустите хорошие фильмы? Нет уж, лучше мы ничего не будем производить. Ясно? Освободите помещение!
— Освободите помещение! — повторил грозный женский голос.
И опять товарищ Какаду увидел перед собой музу общественного мнения а образе Елизаветы Калинкиной.
— Раз-два-три! — приказала Публика, и мгновенно исчезли все картотеки. Репертуарные автоматы, жалобно позвякивая и на ходу теряя болтики, поплелись в окну, рассчитались на «первый-второй» и сиганули в него.
— Все рушится! — закричал товарищ Какаду. — Гибель инструкций! Конец искусства!
Он бросился к телефону. Дрожащей рукой набрал номер вышестоящего товарища.
— Как быть? — завопил он. — Что делать? Как принимать решения?
— Самостоятельно, — ответила трубка. — И давно уже пора!
Товарищ Какаду в ужасе бросил трубку…
…Телефон звонил настойчиво и требовательно… Товарищ Какаду открыл глаза. Родные серые обои окружали его. Дребезжал на столе аппарат. Товарищ Какаду отер с чела ледяной пот.
— Да, главискусство слушает… To-есть это я, товарищ Какаду! Откуда говорят? А, из исполкома! Конечно, узнаю! Здравствуйте! Э… э… э!.. Да, да, бригаду в колхозы посылаем! Репертуар? Согласно директивам целенаправленный, воспитательный… Как? Все разрешить? И даже жонглера выпустить без сельхозтематики? Я вообще не против, но… но… но… хотелось бы в письменной форме… Дополнительные указания? Ах, пришлете потом? Тогда я сейчас же подпишу! Подпишу… подпишу…
Окончив разговор, он торопливо наложил свое начальственное тавро на программу, составленную Калинкиной…
…Вечером от особняка с пузатыми самоварными колоннами отошел автофургон филармонии. Под брезентовым тентом восседала едущая на гастроли концертная бригада.
Когда все угомонились, молчавший до сих пор Бурлаков вдруг загудел:
— Я так и не уразумею, как удалось нашего мыслителя уломать…
— Ходят слухи, — сказал музыкальный эксцентрик, — что нами, наконец, заинтересовались в облисполкоме. Говорят, товарищу Какаду был спецзвонок…
Турнепсова-Ратмирская и Калинкина рассмеялись.
— Верно, — сказала Елизавета Прохоровна. — Мы ходили в облисполком. Нам сказали, что уже поставили вопрос перед главком, но те что-то долго не решают. Обещали сами заняться вскорости… А нам ждать некогда. Что оставалось делать? Тогда мы позвонили товарищу Какаду по автомату, из вестибюля исполкома. И… дали директиву.
— Обманули самого товарища Какаду? — воскликнул кто-то из актеров.
